Версия для печати
Вернуться к списку

ПЕРЕД ЛИЦОМ БИОТЕРРОРА

В России на базе Московской медицинской академии имени И. М. Сеченова был создан НИИ молекулярной медицины, возглавляемый академиком РАН и РАМН, ректором ММА Михаилом ПАЛЬЦЕВЫМ. Главными направлениями являются проблемы молекулярной диагностики, генной и клеточной терапии. Как считает Михаил Александрович, за молекулярной медициной будущее. Вот только наше государство практически прекратило финансирование этого перспективного направления

- Михаил Александрович, молекулярная медицина для большинства -тайна за семью печатями. У нас и обычная-то медицина доступна в основном жителям крупных городов, а уж такая экзотическая тем более. Между тем вы ставите знак равенства между развитием молекулярной медицины и обеспечением биобезопасности страны. Насколько реалистичен такой взгляд?

- Откуда биологическая атака может последовать -неизвестно. Сибирская язва посеяла панику в Америке, атипичная пневмония - во всем мире. Сейчас нас может захлестнуть волна птичьего гриппа, который раньше был безопасен для человека. В наше время к природным опасностям прибавилась новая, куда более страшная - биотерроризм. Совершенно ясно, что последствия биологического террора несопоставимы по масштабам даже с самыми тяжелыми трагедиями последнего времени. Несопоставимы будут и затраты на преодоление последствий биоатаки. Именно поэтому уровень развития молекулярной медицины сегодня во многом определяет уровень биологической безопасности страны.

- Михаил Александрович, возможно ли воздействие на генном уровне?

- Да, биотерроризм сегодня это не только бактерии и вирусы, которые провоцируют эпидемии. Сегодня речь идет о биотерроризме на генном уровне. Через воду, продукты питания в наш организм внедряется видоизмененный ген, несущий определенный тип информации. Результат биологической атаки может проявиться во втором, третьем и даже четвертом поколениях, что приведет к росту числа инсультов, инфарктов. Могут резко увеличиться количество бесплодных мужчин и невынашиваемость плода у женщин. Более того, любое научное достижение в области генной терапии может быть превращено в биооружие. Например, одним из способов лечения рака является блокирование патологического гена. Если эту же технологию использовать для блокировки жизненно важного гена, синтез белков в организме будет непоправимо нарушен. Теоретически возможно на генетической уровне запускать любые механизмы самоуничтожения организма. При этом врага не удастся "схватить за руку" и бороться с ним будет чрезвычайно сложно.

- Как противостоять этим вызовам времени?

- В первую очередь добиться понимания со стороны руководства страны. Нужна адекватная законодательная база, целевые программы. Без фундаментальных исследований не построить современную систему биозащиты. Последние два-три года я этими проблемами активно занимаюсь. Дело в том, что единственный способ борьбы с биотерроризмом и предотвращение биологических опасностей - это развитие молекулярной медицины. Прежде всего это разработка новых поколений лекарств и вакцин, с помощью которых можно эту угрозу уменьшить или предотвратить, или с ней совладать. Сейчас мы активно готовим государственную федеральную целевую программу по биологической и химической безопасности. Правда, на ее финансирование обещают выделить небольшое количество средств. Но тем не менее я думаю, что мы в ближайшее время начнем проводить мониторинг многих биологических опасностей в России.

- Сейчас очень быстро развивается новое направление в медицине -биочиповая диагностика. Что это такое?

- Это диагностика на уровне молекул. Для того чтобы определить, скажем, источник болезни - вирус или бактерия, раньше нужно было делать очень сложные анализы. Сейчас же достаточно на специальную биологическую субстанцию, которая содержит антитела, нанести каплю жидкости, которую вы хотите определить. И довольно быстро, с помощью специального прибора определяется результат реакции. Если она произошла, то, значит, найден источник причины заболевания. Биочиповые диагностики становятся все более и более дешевыми, они все больше и больше распространяются.

Очень интересное направление, которое развивается в нашем институте и имеет хорошие результаты, это различные виды генной диагностики. Например, диагностика, когда у развивающегося плода, который еще не закрепился в стенке матки матери, можно определить генетический дефект. И тогда женщине можно подсказать, что этот плод по этой причине нельзя сохранять.

- Знаю, что одна из ваших лабораторий занимается разработкой лекарств для лечения онкологических заболеваний.

- Врачи сейчас приходят к мнению, что должна быть строго индивидуальная схема лечения больного. Одно из направлений, которое мы разрабатываем, - лечение с помощью лекарств направленного действия. То есть таких введенных в организм препаратов, которые должны попасть к тем органам или тканям, на которые они должны воздействовать. У нас в этом направлении получены эффективные результаты, особенно в области онкологии, но пока такие лекарства очень дорогие. Какова здесь перспектива? Она состоит в том, чтобы уменьшать лекарственные дозировки, полностью переходить на лекарства, воздействующие на организм на молекулярном уровне.

- О федеральной целевой программе "Молекулярная медицина" , а также о правовом регулировании этого направления говорилось еще в 2001 году.- Да, но, как говорится, воз и ныне там. США в 2002 году выделили на программу борьбы с биотеррором 1, 5 миллиарда долларов дополнительно к бюджетному финансированию. Сейчас планируется выделить еще большую сумму. Мы должны понять, что отставание в области биологических исследований будет иметь для нас слишком тяжелые последствия. А ведь молекулярная медицина способна стать основой новой концепции здравоохранения и предложить эффективнейшие способы генной диагностики, профилактики и лечения множества социально значимых недугов: диабета, гипертонии, атеросклероза, остеопороза, туберкулеза, онкологических, других заболеваний. С помощью специальных генетических тестов - ДНК-маркеров - можно распознавать такие коварные, поздно проявляющиеся заболевания, как рак шейки матки и молочной железы, болезнь Альцгеймера, семейный полипозный рак толстого кишечника, и другие. У нас в Институте молекулярной медицины разрабатываются системы подобных маркеров. В принципе на основе молекулярно-генетических исследований для каждого человека должна быть подобрана индивидуальная лекарственная терапия - собственно, в этом суть фармакогенетики.

- Но ведь это, наверное, невероятно дорого?

- Да, за рубежом это десятки, а то и сотни тысяч долларов. Но за этими методами - будущее. Отечественные научные разработки позволяют существенно удешевить эти исследования. Но государство должно быть заинтересовано в том, чтобы они были доступны людям. Поразительно, но в то время как во всем мире финансирование этого перспективного направления все увеличивалось, в нашей стране оно просто прекратилось.

- Сейчас очень много идет споров о стволовых клетках. Одни утверждают, что это панацея от всех болезней, другие говорят, что они вредны для организма. Какова ваша точка зрения?

- В нашем Институте молекулярной медицины есть специальная лаборатория, которая занимается стволовыми клетками. К сожалению, уровень современной науки не позволяет полностью их исследовать. Должен заметить, что вокруг стволовых клеток очень много спекуляций. В то же время надо отметить, что есть, безусловно, достижения в этой области и есть, как говорится, много загадок, которые ученым нужно разгадать. Есть несколько групп стволовых клеток. Первая - эмбриональные стволовые клетки, которые нельзя использовать на этом этапе для лечения. Такой мораторий существует во многих странах мира, а у нас, к сожалению, законодательство в этом плане не отрегулировано. В чем здесь опасность? В том, что эти клетки могут образовать любую ткань, в том числе и опухоль. Нужно учитывать и такой фактор: введенные чужие эмбриональные клетки организм может отторгнуть. Вторая группа - клетки уже развившегося плода, который по каким-то причинам не был выношен матерью. Они тоже способны воздействовать на организм, но в основном это воздействие не специфическое, оказывающее омолаживающий, стимулирующий эффект. Такие клетки широко сейчас применяются в России. В чем их опасность? Врачи, которые их вводят пациентам, в большинстве случаев ориентируются на здоровье матери отца неродившегося ребенка. Но все ткани не проходят достаточного контроля. Поэтому здесь нельзя гарантировать, что человеку удастся избежать развития опухоли, возможности инфицирования различными вирусами, угрозы отторжения этого клеточного материала. Таких примеров сейчас, к сожалению, очень много. Все эти технологии применяются в России незаконно, эти технологии можно только исследовать в научных лабораториях.

Третья группа - стволовые клетки, которые получены из пуповинной крови при рождении младенца. Министерством здравоохранения и социального развития издан приказ (кстати, я один из его разработчиков), разрешающий создание банков для хранения таких стволовых клеток. Это как бы гарантия на будущее: если ребенок тяжело заболеет, то эти клетки можно использовать, например, для лечения опухолей костного мозга, это очень эффективное дело. Но использовать эти клетки тоже нельзя, потому что нет разрешающего закона, нет и никаких разработок, которые уже прошли клинические испытания. Поэтому пока только можно эти клетки забирать, очищать, проверять и накапливать. В Москве таких банков, официально получивших лицензию, два - в Центре охраны здоровья матери и ребенка и банк под эгидой столичного Департамента здравоохранения. По желанию родителей стволовые клетки из пуповинной крови младенцев хранятся в них за отдельную плату до тех пор, пока не будут востребованы. Что касается мировой практики, то, например, в Америке таких банков около 10. Я неоднократно обращался к министру здравоохранения, с тем чтобы развивать эту систему, создавать банки клеток, в том числе государственные. Пока обращение не получило отклика.

- Денег нет на это?

- И денег нет, и желания, и понимания.

- Когда же начнется широкое использование стволовых клеток?

- Я не готов дать свой прогноз. Но у меня очень хорошие контакты с немецким ученым мирового класса, ведущим специалистом по стволовым клеткам Хэшлером, который работает в Кельнском университете. По его прогнозам через 3 - 5 лет появятся клеточные препараты, которые можно будет использовать на постоянной основе. Мы сейчас начинаем с ним совместные работы, и я думаю, что такой совместный препарат может через 3-4 года реально появиться, его можно будет использовать для лечения тяжелобольных.

Наиболее перспективная в ближайшее время даже не генная, а клеточная терапия. Она может оказаться полезной человеку, но нужно получать стволовые клетки из его собственного организма. К этому уже подходы есть: в стволовых клетках много жировой ткани, но мы еще не умеем нарастить их нужное количество для того, чтобы обеспечить лечебный эффект. Но надо этим заниматься, я уверен, что это можно сделать. Стволовые клетки есть в токе крови, мы тоже пока не умеем нарастить их нужное количество, но и этим занимаемся. То есть я абсолютно уверен, что у самого человека можно получать необходимые стволовые клетки, их наращивать, необходимое количество ему же вводить, и будут решаться многие проблемы. Кстати говоря, генная терапия тоже связана с клеточной терапией, потому что клетка может быть очень хорошим транспортером для генного материала, который необходимо данному больному доставить в организм человека. Так что это связанные проблемы, и я считаю, что за этим будущее.

- Это все на стадии исследования?

- В мире в области генной терапии примерно около тысячи удачных клинических применений этих методик. В лечении части онкологических заболеваний, клеточных технологиях, там уже идет речь на десятки тысяч. Но это не в России, потому что в нашей стране нет ни одного доказанного удачного случая применения стволовых клеток для лечения больного. Это все спекуляция.

- Михаил Александрович, как вы стали врачом?

- Совсем случайно. В школе увлекался математикой и физикой, собирался поступать в МИФИ. Потом разочаровался в точных науках и решил стать философом: как говорится, днем и ночью читал философскую литературу и мечтал о философском факультете МГУ. Но тут восстала моя семья, в которой все были инженеры. Но моя тетя, очень известный невропатолог и нейрохирург, сыграла решающую роль, сказав родителям, что, мол, пусть мальчик попробует поучиться в мединституте, а если ему не понравится, тогда и станет инженером. Окончив школу с золотой медалью, я поступил в медицинский институт. И пошло-поехало: занятия в студенческом кружке, комсомольская работа, издание научных работ... Словом, засосала меня медицина. Ей отдано почти сорок лет. И я не жалею об этом, потому что заниматься любимым делом, помогать людям, учить и воспитывать будущих врачей - счастье.

- Вся ваша жизнь связана с Москвой. Здесь вы родились, учились в школе и Московском мединституте имени И. М. Сеченова...

- Я коренной москвич. 7-й Ростовский переулок, Ростовская набережная, Бородинский мост - здесь прошли мои детские годы. Потом родители переехали на Семеновскую набережную, и там я учился в школе N 414, которая известна тем, что ее окончил олимпийский чемпион по прыжкам в воду Васин.

- Что пожелали бы молодым врачам?

- Медицинская профессия требует мужества и терпения. Я считаю, что эти два качества, которые должны быть присущи тому, кто выбрал эту стезю. Мужество - потому что сегодня медицина стала экстремальной во многих случаях: и локальные войны, и эпидемии. А терпение, потому что без терпения в медицине ничего достичь нельзя. Есть такая поговорка в медицине: "Врач становится врачом, когда у него появляются седые волосы".