http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=b403fe94-9c45-46bc-9d71-615481b66938&print=1© 2024 Российская академия наук
Первостепенная мера для остановки конвейера фальшивых диссертаций – начать рассматривать по существу апелляции, адресованные ВАК, а не ограничиваться формальными отписками, полагает Михаил Гельфанд, заместитель директора Института проблем передачи информации РАН. Кроме того, в беседе с нашим корреспондентом он живописал радужную картину покаяния чиновников с купленными корочками – если объявить для них годичную амнистию, многие, по мнению учёного, могут расстаться с квазинаучными степенями добровольно.
Как вы вошли в комиссию по проверке диссовета МПГУ? Всё-таки вы не историк, а биоинформатик…
– Я входил в комиссию как представитель Общественного совета при Минобрнауки.
Это была ваша личная инициатива?
– Нет, инициатива министерства.
Как всё-таки пресечь поток фальшивых защит? Какие можете предложить рецепты?
– Было же много историй ещё до всего этого скандала, когда обнаруживали плагиат, писали письма в ВАК и получали стандартную отписку. Думаю, основной рецепт – прописать жёсткую процедуру рассмотрения апелляций. Ответ по существу должен быть дан по каждому пункту апелляции. И человек, который подписывает этот документ, своим именем должен ручаться за то, что его содержание соответствует действительности.
Если в апелляции указано, что какая-либо публикация не существует, то ВАК должен либо согласиться с этим, либо опровергнуть. Если в апелляции указано на недопустимое заимствование, ВАК должна чётко сказать, было ли заимствование, и если было, то правильно ли оно оформлено и допустимо ли по объёму. И так по каждому пункту. А потом подпись того, кто этот ответ готовил, и подпись руководителя ВАК.
Причём ничто не должно зависеть от срока давности защиты. Речь идёт не о пересмотре решения комиссии, а просто об ответе по существу.
Почему вообще решение комиссии в несудебном порядке можно обжаловать лишь в течение какого-то срока? Если нарушение было, то какая разница, когда – три, десять, двадцать лет назад? Министр образования Германия защитила диссертацию 33 года назад – тем не менее, её лишили степени на днях.
– Зачем вообще срок давности существует? Неправильно, когда человек что-то нарушил, 20 лет живёт примерной жизнью, а потом к нему приходят и, условно говоря, спрашивают: «Зачем шапками торговал?»
Я бы оставил три года для мелких процедурных нарушений и как минимум десять лет для грубых наподобие плагиата. Может быть, ответственность должна быть бессрочной. Это момент тонкий, его можно обсуждать. У меня нет яркой точки зрения по этому поводу.
Звучат мнения, что сложно требовать качественных отзывов на диссертации при том, что членство в диссертационном совете почти не оплачивается…
– Это фуфло. Таким людям ещё и платить? Если халтурит – он и за деньги халтурить будет. Я считаю, что отзывы – это как раз общественная нагрузка, как и рецензирование статей и грантов. Занятие наукой предполагает в том числе некоторую работу на общее благо. Если кто-то с этим не согласен – он будет халтурить за любые деньги.
Как избавиться от работ, не содержащих откровенных нарушений, но представляющих малую или нулевую ценность?
– Надо выстраивать систему репутаций. Если какой-то совет систематически одобряет слабые работы, то степень, присуждённая этим советом, девальвируется. Когда заработает описанная мною система апелляций, люди будут смелее писать отзывы на слабые работы. Сейчас, как правило, просто не хотят связываться.
В естественных науках возможны случаи плохих диссертаций?
– Знаю примеры слабых работ, плагиата – чего угодно. Например, годами пытались привлечь внимание ВАК к списанной работе Сергея Ситникова, экс-ректора Сибирского государственного университета телекоммуникаций и информатики.
Однажды я посмотрел публикации в докторских по биологии, защищённых в течение года. Там совершенно чётко выделяются три кластера: люди с большинством публикаций в международных журналах, люди с публикациями в российских центральных журналах плюс одна-две-три в международных и люди с публикациями в университетских «Вестниках». Есть, конечно, промежуточные случаи, но невооружённым глазом видны эти три группы. Так что надо требовать от естественников публикации на международном уровне. В отличие от гуманитариев, там этот фильтр работает.
В списке самых продуктивных диссертационных советов помимо предсказуемых социологов и экономистов среди лидеров – кардиологи, стоматологи и другие медики. О чём это говорит?
– По-видимому, это одни из немногих советов в соответствующих областях. Медицинская диссертация – особый объект, она живёт по своим законам. Вообще продуктивность совета ни о чём не говорит. Одни и те же цифры могут быть вызваны разными причинами. Надо разбираться в каждом конкретном случае.
Как выстроить институт репутаций? Ведь зачастую авторы недоброкачественных работ не остаются в науке…
– Иногда остаются, иногда нет. Когда станичный атаман защищается, и то казакам можно объяснить, что их предводитель жуликом оказался. По телевизору выставили в неприглядном свете начальницу замоскворецкой управы, защищавшуюся в том совете МПГУ. Над ней теперь, наверное, смеяться будут. Если чиновник купил подложную диссертацию, он показал слабую моральную устойчивость. Если человек себя дискредитировал, как он может оставаться руководителем чего бы то ни было? С другой стороны, так было принято. Они считали, что можно.
Я бы объявил амнистию примерно на год и дал бы возможность всем чиновникам отказаться от фальшивых диссертаций. Можно даже без разоблачительных публикаций в прессе – просто тихо сдать корочки. Зато после всех проявивших нечестность на рабочем месте гнать с волчьим билетом.
Что касается учёных, среди них репутация жива. Не до такой степени, как хотелось бы, но всё-таки жива. Есть советы, про которые все знают: там проходит всё что угодно. Приличные люди туда даже защищаться не идут – западло.
Есть ещё вузовские преподаватели. Я считаю, что преподаватель, пойманный с фальшивой диссертацией, должен быть дисквалифицирован немедленно. Когда человек на голубом глазу говорит студентам: «Списывать нельзя!», а сам списывает – это уже предел.
Какой у вас прогноз: будут предприниматься меры или скандал потонет в болоте?
– Насколько я могу судить о намерениях министерства, меры приниматься будут. Кроме того, всё в значительной мере зависит от позиции научной общественности.