http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=b20a82f9-d470-4d9e-a820-d62b1b0d8161&print=1© 2024 Российская академия наук
Насколько важно сегодня формировать научную политику?
— Сегодня уже во всех государствах имеется понимание того, что без образования и науки прогрессивного развития страны ждать не приходится. Однако только с десяток стран (США, Канада, Великобритания, Германия, Россия, Китай, Япония, Южная Корея, Австралия, Индия, Израиль) развивают фундаментальную науку во всех её направлениях: науки о земле, о жизни, физика и химия, математика, общественные и гуманитарные науки. Некоторые государства работают по трём-четырём направлениям. Передовые страны быстро перенимают успешный опыт друг друга, а порой и объединяются для проведения совместных исследований. Что неудивительно, ведь фундаментальная наука весьма дорогостоящее занятие, которое мало кто может себе позволить. Поэтому она всегда область заботы и вложений со стороны государства. Хотя американцы, англичане и немцы благодаря взвешенной и гибкой налоговой политике привлекают для фундаментальных исследований и частные средства. Если же взять нашу страну, то порядка 80% от всего объёма финансирования науки предоставляется государством. Тогда как в США подобное соотношение составляет 50 на 50 %. Многие компании там встают в очередь, чтобы финансировать научные исследования, ведь это даёт существенные послабления и льготы со стороны государства. То есть в США компания может спонсировать не только спортивные клубы, но и науку, и ей это будет выгодно.
Какие приоритеты существуют в российской научной политике?
— Это направления, связанные с обеспечением безопасности (в том числе энергетической), энергоэффективность и эффективное природопользование, медицина и биотехнологии, системы вооружений и предотвращения военных угроз, компьютерное моделирование и микроэлектроника. Плюс тридцать «критических технологий», необходимых для обеспечения импортозамещения. Сюда же относится и разработка космических кораблей многоразового использования.
В самые тяжёлые с экономической точки зрения времена необходимость вложений в науку только возрастает. Иначе есть риск потерять научные школы. Порой достаточно лишиться только одного учёного, в результате чего сворачивается целое направление исследований
В самые тяжёлые с экономической точки зрения времена необходимость вложений в науку только возрастает. Иначе есть риск потерять научные школы. Порой достаточно лишиться только одного учёного, в результате чего сворачивается целое направление исследований. Вспомните Королёва, после ухода которого темпы развития космической отрасли значительно снизились. Германия до Второй мировой войны имела передовую науку. Однако стоило прийти к власти Гитлеру, как по ней был нанесён тяжелейший удар и многие учёные покинули страну по тем или иным причинам. И только сейчас Германия по уровню развития науки приближается к предвоенному. А уезжали учёные и тогда и сейчас в основном в США. Причём сегодня туда мигрируют не только российские исследователи. Об этом мы слышим и во Франции, и в Великобритании и других развитых европейских странах.
Почему академия наук встретила изменения с настороженностью?
— Дело в том, что к созданию в 1724 году в России Академии наук и художеств (Петербургская академия наук) Пётр I готовился 25 лет. И решил создать общую научно-образовательную систему из академии наук и гимназии с университетом при ней. Первыми академиками стали 17 иностранных учёных. Президентом стал Лаврентий Блюментрост — личный врач Петра I. Он оказался единственным, кто говорил в академии по-русски. Кстати, для удобства зарубежных профессоров обучение проходило на иностранных языках — немецком, французском или латыни. Всё это сказалось на системе в целом. По сути, иностранцы воспроизводили таких же иностранцев.
За счёт чего удалось от этого уйти? Сначала в 1783 году Екатериной II создаётся Российская академия (словесности) для составления словаря русского языка. В неё входили 60 человек, все они были русскими за исключением одного немца. Кстати, впоследствии её членом был Александр Пушкин и другие знаменитые писатели и поэты своего времени. В случае объединения Петербургской академии наук и Российской академии решалась бы проблема доминирования иностранцев в российской науке. Что и сделал Николай I в 1841 году, и академия словесности стала гуманитарным отделением при академии наук. Естественно, всё это могло вызвать конфликт среди учёных. Поэтому решение вопроса о том, как именно провести слияние, поручили самим членам обоих учреждений. В результате члены Петербургской академии наук самостоятельно выбрали из 60 гуманитариев 15 ординарных академиков во главе с Иваном Крыловым, у которого были работы по филологии. Пять членов-корреспондентов под руководством Владимира Даля, а остальные гуманитарии стали почётными членами академии наук. Слияние прошло за три месяца.
Сейчас объединили три академии (прим. ред.: в сентябре 2013 года в рамках реорганизации государственных академий наук к РАН присоединены Российская академия медицинских наук и Российская академия сельскохозяйственных наук), выбора у учреждений не было. При этом государство всегда особо выделяло Российскую академию наук, в том числе и в материальном плане. Но людям не объяснили, на каких основаниях объединяться. Избирались они тоже по разным правилам.
Как выглядит научная инфраструктура страны после реорганизации РАН?
— Сейчас научные институты (их больше 800, а всего в составе академии наук порядка 1100 учреждений) объединяют в центры. Однако этот процесс осуществляется непросто. Сегодня формируется многоуровневая система из федеральных и региональных научных центров. Сами центры будут четырёх видов в зависимости от их территориальной привязки: федеральные научные центры, федеральные исследовательские институты, региональные научные центры и национальные исследовательские институты.
В Перми планируется объединить четыре абсолютно разных института в единое целое. Таким образом, общая конструкция учреждений упростится для контроля сверху. Ведь если раньше было четыре института, то теперь будет один центр, а бывшие исследовательские институты станут отделами или лабораториями при этом центре, и, разумеется, вместо четырёх директоров будет один.
Стоит ждать, что эти центры начнут дифференцироваться и по отраслевым принципам, а не только по территории. То есть за научным центром в Перми будут закреплены конкретные научные направления?
— Безусловно, закрепление за центрами определённого функционала имеет место быть. Это зависит от уже сформировавшихся школ. Никому не придёт в голову создавать в Перми новую школу самолётостроения, учитывая, что здесь занимаются разработкой авиадвигателей. Такая специализация в Перми уже существует с 1980-х годов (институт механики сплошных сред, институт химии, горный институт, институт экологии и генетики микроорганизмов). Всё это связано со спецификой структуры региональных производств.
То есть происходит централизация управления этими учреждениями?
— Да. Но означает ли это, что директор центра теперь должен будет разбираться во всех направлениях деятельности центра (бывших институтов) и возможностях их взаимодействия, пока не понятно. Неясно, в чём тут цель: в том, чтобы получить ещё более тесное сотрудничество между, скажем, физиками и химиками, или в чём-то ином. Об этом учёные и спрашивают. Очевидно, управлять такой системой станет легче, когда будет один административный аппарат и финансирование.
В советское время была очень сильная связка фундаментальной и прикладной науки, как прорабатывается этот вопрос в рамках нынешней реформы РАН?
— Давайте вспомним, как выглядела эта цепочка в советское время. Была академия наук со своими исследовательскими институтами, отдельные проектные институты, отраслевые научно-исследовательские институты и производство.
Как это выглядело количественно? К 1988 году в стране было 400 научно-исследовательских академических институтов, в начале 1990-х их число увеличилось до 600 в результате разделения. Проектных институтов было около 1000 они частично остались, но переориентировались на коммерчески выгодные проекты. Отраслевых институтов насчитывалось около 6500. Из них сегодня осталось менее 1000, а ведь именно это звено отвечало за прикладную науку. Здесь готовились опытные образцы продукции для массового производства.
Целиком удалось сохранить лишь академию наук с её институтами, поэтому на её реформу и сделан основной упор, ведь ничего другого практически не осталось. Однако именно от РАН сегодня требуют решения вопроса по внедрению научных разработок в широкое производство. Спрашивают за то, чем раньше занимались отраслевые и проектные институты. Поэтому учёные и недоумевают, ведь им удалось сберечь и сохранить систему научных институтов почти в полном составе, уменьшилось лишь количество людей, занятых в них. Раньше в отрасли работали 160 тыс. человек, а сейчас около 100 тыс. в 540 научных институтах.
Ключевым звеном в производстве научного знания в рамках этой реформы планируется оставить РАН?
— Да, и её региональные центры. Именно Пётр I задал импульс, согласно которому главным научным учреждением страны считалась академия наук. А сейчас мы стараемся перенять западную систему, где наука сосредоточена в университетах. У нас же, напротив, при научных институтах были соответствующие вузы. Например, Московский физико-технологический институт обучал для Курчатовского научно-исследовательского института атомных исследований, а также ряда других институтов академии наук.
Пётр I задал импульс, согласно которому главным научным учреждением страны считалась академия наук
Учёные сейчас говорят: есть академия наук, давайте создадим вокруг её институтов инновационный пояс (малые предприятия, связанные с академией наук и университетами). Очень хорошо эта система организована в Томске. Такие предприятия создают линейку образцов производства. Здесь может участвовать и бизнес, а затем образцы дорабатываются и оптимизируются для запуска в широкое производство. Общего рецепта при создании подобных предприятий нет. Но уже есть крупные университеты, при которых созданы собственные небольшие, но наукоёмкие производства. Однако здесь сегодня теряется связь непосредственно с институтами РАН, которые переданы ФАНО (Федеральное агентство научных организаций). И вот, спустя три года реформы, роль академии наук до сих пор чётко не ясна. Возникает недопонимание между РАН и ФАНО, хотя все решения согласовываются между ними. Подобные сложности серьёзно отрывают от науки, люди не знают, будут ли они завтра работать там, где работают. Отсюда возникают опасения среди сотрудников подразделений РАН.
А формирование научно-исследовательских университетов — это возможный альтернативный вариант реформы науки и перенесения её в вузы?
— Да, государство смотрит, какой из этих путей приживётся лучше. В том, что такие университеты появились, есть логика. Ведь большинство вузов наукой не занимались.
Насколько сегодня определено будущее Уральского отделения РАН и Пермского научного центра, какая роль будет отводиться этим учреждениям?
— Сегодня в Екатеринбурге в одном здании расположены президиум Уральского отделения РАН и Уральское управление ФАНО. В президиум (административно-хозяйственный персонал, занимающийся бухгалтерией, издательской деятельностью и т.п.) Уральского отделения РАН входили порядка 150 человек, сейчас осталось 60 ставок, причём они примерно поровну разделены между агентством и отделением РАН. При этом ФАНО выполняет координирующую функцию, в том числе и по финансированию более 50 бывших уральских институтов РАН. У нас пока складывается неплохое взаимодействие, потому что работники регионального управления федерального агентства являются бывшими сотрудниками Уральского отделения. Именно на ФАНО сегодня замыкается система управления наукой, а оно в свою очередь координирует свою работу с Министерством образования и науки РФ. В любом случае все институты, существовавшие ранее, сохраняются. Но, как я уже отмечал, они будут объединяться в научные центры. Сейчас в России создано более десятка новых федеральных и региональных научных центров и около сотни на очереди, в том числе и Пермский научный центр. Уже готов пакет документов, необходимый для этого. Думаю, к лету данный вопрос будет решён.