Сегодня, 8 сентября, в ядерных центрах Сарова и Снежинска и в главном штабе атомной отрасли в Москве поздравляют с 90-летием Льва Дмитриевича Рябева.

Лев Рябев - это человек, через рукопожатие которого мы можем дотянуться до Курчатова, Славского, Зельдовича, Харитона.

Выпускник МИФИ, инженер, разработчик ядерных устройств, секретарь горкома партии, директор ведущего ядерно-оружейного центра, куратор Средмаша в ЦК КПСС, министр, зампред в Совмине СССР при Николае Рыжкове, а потом еще две пятилетки - первый заместитель министра РФ по атомной энергии.

И последние двадцать лет, что ни день - на работу. В серии "Атомный проект СССР: документы и материалы" под общей редакцией Л.Д. Рябева вышло 12 книг-сборников с рассекреченными первоисточниками, на которых автографы Курчатова, Сталина, Берии, Харитона, Первухина, Зельдовича, Ванникова, Сахарова, Хрущева, Щелкина, Славского, Зернова, Забабахина, Александрова…

Вникать в детали и доходить до сути встающих проблем – принцип жизни Льва Рябева.

В интервью для Электронной библиотеки "Росатома" сам Рябев сделал неожиданное признание: "На днях я завизировал проект Указа президента о снятии с вооружения заряда, в разработке которого я вместе со своими коллегами участвовал. Когда-то, почти сорок лет назад, участвовал в рождении заряда, а сейчас поставил свою подпись, чтобы прекратить его производство и снять с вооружения".

В биографических справочниках, в том числе отраслевых, тщательно выверенных, не говоря уже про "Википедию", перечислены звания и награды, которыми в разные годы был отмечен Рябев. В том числе орден Ленина в 1976 году, две Государственных премии (в 1983-м и 1994-м) и премия правительства России в 2003-м. Но нигде официально не сказано, что Лев Рябев - Герой Российской Федерации. А такое звание ему вместе с группой коллег присвоено. Однако раскрывать детали - за что именно и когда - время еще не пришло.

На совещании с президентом России Владимиром Путиным.

Да и сам Лев Дмитриевич по причине врожденной деликатности о себе рассказывать не любит и не часто дает интервью. А если и соглашается на диалог, вопросы про себя всякий раз оборачивает в рассказы о коллегах, учителях, руководителях и тех уроках, что ему когда-то преподали.

Так было и при нашей встрече в самом начале юбилейного для него года. Он пошел на интервью при условии, что вспоминать и говорить будем про академика Александрова: как удавалось ему 11 лет руководить одновременно Институтом атомной энергии имени Курчатова и Академией наук СССР. Главные подробности того разговора еще впереди - в канун 300-летия РАН, а здесь упомяну лишь один эпизод, одну саднящую тему, которую Рябев обсуждал и с академиком Александровым, и с тогдашним директором НИКИЭТ академиком Доллежалем. И которая будоражит его до сих пор.

Вот как это выглядит в рассказе от первого лица для той же Электронной библиотеки "Росатома".

"При становлении нашей атомной промышленности, к сожалению, наряду с крупными достижениями и открытиями были и неверные шаги. В частности, были не очень ясные решения при получении плутония для первой бомбы. Или еще одна крупная ошибка, та, что привела к Чернобылю. Существует один момент с Чернобылем, который мне непонятен. Мне часто приходилось беседовать с академиком Доллежалем, главным конструктором реактора. При всем моем преклонении перед Николаем Антоновичем я так и не смог добиться ответа на вопрос: что же произошло с реактором? Мне кажется, он и сам это не до конца понял. Много на эту тему мне пришлось говорить и с Анатолием Петровичем Александровым. И он тоже не смог до конца прояснить причины трагических просчетов науки и конструкторов. Да и сейчас есть неясности. Недавно я получил отчет из института с анализом всех работ, проведенных после аварии, и опять некоторый крен делается на ошибки персонала. Да, это все верно. Но мне вспоминается беседа с Зайковым - был такой секретарь ЦК. Он был далек от атомных дел, но сказал тогда абсолютно правильную фразу: "Но все-таки реактор не должен был взрываться".

Когда делаешь такое опасное дело - будь это оружие или атомная станция, все время должен быть на самого себя взгляд со стороны. Это очень важно - критическая оценка самого себя, каждого своего шага. Причем это должно быть непрерывно, на протяжении всей жизни. Обязательно должен быть "второй Я", который тебя оценивает критически. Нет четкой грани, когда уверенность превращается в самоуверенность, и вот здесь надо быть предельно осторожным".

Нашим атомщикам и всему тому, что существует теперь под брендом "Росатом", крупно повезло, когда у министра Славского, руководившего Средмашем 30 лет, осенью 86-го, на волне чернобыльского негатива, принял дела его заместитель Лев Рябев - что называется, свой среди своих, плоть от плоти атомной отрасли, но человек уже другого склада, ума и воспитания.

И не будет преувеличением сказать, что благодаря таким его качествам и личным усилиям удалось сохранить в крайне сложное время - на рубеже 80-90-х годов - атомную отрасль нашей страны как единую, слаженную кооперацию объектов энергетики и ядерного оружейного комплекса, научных организаций и производственных предприятий. А попыток что-то "отщипнуть", приватизировать лакомый кусок, обанкротить и пустить с молотка за бесценок, увести активы за рубеж, в офшоры было ничуть не меньше, чем в ракетно-космической отрасли (Министерство общего машиностроения СССР, сокращенно - Общемаш), в авиа- и судостроении, в других наукоемких отраслях.

Выстоял в конце 80-х и прошел между Сциллой и Харибдой без видимых потерь в лихие 90-е и начале 2000-х только Средмаш. О том, какие качества для этого потребовались министру и как они формировались, узнаем из другого личного признания.

"С конца 1978 года и до 84-го я был заведующим сектором среднего машиностроения Оборонного отдела ЦК. А руководил им Сербин, который работал в аппарате ЦК еще с 42-го года. Стиль работы у него был жестким, очень требовательным. И у него было несколько принципов. Первое: когда бы он ни позвонил, ты должен быть на месте. Второе: с каким бы вопросом он к тебе ни обратился, ты должен дать немедленный ответ. Я обязан был знать все проблемы, которые касаются деятельности Средмаша. Мне и самому было интересно досконально изучить министерство, ну а Сербин стал дополнительным стимулом. И все годы в ЦК шла детальная проработка всех проблем с утра и до вечера: мы вызывали людей, требовали и запрашивали отчеты, изучали все виды деятельности Средмаша.

И материалы накапливались, изучались - ведь Оборонный отдел ЦК был крупным аналитическим центром, здесь прорабатывалась стратегия развития. И не только по созданию новых ядерных боеприпасов, конструкций и технологий, но и по развитию всего комплекса науки - от строительства ускорителей до термоядерных исследований. Все самые принципиальные вопросы обсуждались в Оборонном отделе, материалы проходили через наш сектор, и приходилось отстаивать, защищать многое, в том числе и атомную энергетику. И практически все крупные исследовательские установки проходили через Отдел оборонной промышленности".

Лучшим периодом своей жизни Лев Дмитриевич называет 70-е годы, когда работал в Сарове и был первым заместителем, а затем четыре года - директором ВНИИЭФ. По его словам, это был "боевой" период.

Лев Рябев (в центре) с коллегами в Сарове: справа - его преемник в должности министра атомной энергии России Виктор Михайлов, слева - нынешний директор РФЯЦ-ВНИИЭФ Валентин Костюков.

"Надо было разрабатывать новые системы вооружений, оснащать ракеты разделяющимися боеголовками, причем наши системы не должны были уступать тем, что были в США. И поэтому работа была очень интересная, напряженная и, что греха таить, приносящая удовлетворение, потому что мы добились неплохих результатов. Тот паритет между СССР и США, что сложился к нашему времени, в значительной мере был заложен именно в те годы…".

Нынешний глава "Росатома" Алексей Лихачев в диалоге с молодым поколением атомщиков весьма доходчиво пояснил, что Лев Рябев - это человек, через рукопожатие которого мы можем дотянуться до Курчатова, Славского, Зельдовича, Харитона. И сегодня, в почтенные девяносто, он - живая связь времен, участник и свидетель поворотных событий Атомного проекта нашей страны и всей атомной отрасли.

В пятницу, 8 сентября, в 18:40 мск на телеканале "Культура" - премьера фильма "Атомный директор" (режиссер - Михаил Воронежцев), который создан к 90-летию Л.Д. Рябева.

 

Из первых уст

Лев Рябев - о работе над серией "Атомный проект СССР: документы и материалы":

- Попытки создать открытую историю атомной промышленности СССР, включая ядерно-оружейный комплекс, предпринимались не единожды. И мы опубликовали в первом томе часть таких материалов, чтобы показать, какие к этому были подходы, например, еще в 1952-1953 годах. Затем на протяжении многолетней нашей истории много внимания уделялось написанию закрытых материалов, связанных с теми или иными сторонами нашей деятельности. В частности, по промышленным ядерным реакторам. По ядерным энергоустановкам космического и специального назначения. По целому ряду вопросов, связанных с созданием оружия… И эта закрытая, многотомная история лежит в наших архивах. Есть во ВНИИЭФе эти материалы, есть в "Росатоме". Постепенно часть таких материалов раскрывается и становится общедоступной.

Что-то появлялось и появляется в мемуарах участников Атомного проекта...

Лев Рябев: Это другое. Особенность нашей работы в том, что мы оперируем только документами. Мы их не комментируем. То есть мы публикуем документы для последующей работы, для анализа, сопоставлений и так далее. Наша задача - публикация официальных документов и в первую очередь - документов высшего уровня. То есть уровня Политбюро, руководства страны, уровня Спецкомитета, Совета народных комиссаров и правительства, уровня министерства - сначала это было Первое главное управление, потом Минсредмаш.

Таким образом мы хотим воссоздать настоящую историю. Мы не делаем никаких выкипировок. За исключением требований, связанных с режимом нераспространения - за этим мы самым тщательным образом следим, все сознаем и несем всю полноту ответственности.

С коллегами в ядерном центре на Урале.

А по идеологическим мотивам ничего не выстраиваете? К фигурам умолчания не прибегаете, если какой-то документ, скажем, не очень "вписывается" в общие представления или чьи-то конкретные интересы? Мол, не ко времени документ, давайте не будем его публиковать…

Лев Рябев: Нет. Этого не происходит. В опубликованных документах можно найти и некоторые личностные моменты, и некоторые не очень приятные замечания в адрес отдельных лиц, взаимоотношения между отдельными людьми.

Но вы как-то признавались, что встречаются порой моменты, когда встает этическая проблема: публиковать или не публиковать…

Лев Рябев: Я так скажу: в 99,9 процента случаев материалы публикуются. Не опубликован один материал, связанный с экологией. Его не раскрыли по разным соображениям. Но это буквально один материал.

Какого времени?

Лев Рябев: Периода 40-50 годов, то есть самое начало. Есть, конечно, материалы разведки - помимо тех, которые опубликованы. Мы о них знаем, но соответствующие структуры пока воздерживаются от их открытой публикации. И мы, с учетом особой специфики этой работы, относимся с пониманием.