Версия для печати
Вернуться к списку

Под ФАНОграмму

Виктор Калинушкин, председатель Профсоюза работников РАН

— В соответствии с Законом «Об Академии наук» в Федеральное агентство научных организаций вошли учреждения и институты трех академий: Российской академии наук, Сельхозакадемии и Медицинской академии, и сейчас все имущественные и финансовые вопросы находятся в ведении ФАНО. Научно-методическое руководство вроде бы остается за РАН.

Пока же это Агентство сосредоточено на том, чтобы в эти 1007 организаций с 1 января начали поступать деньги, ведь были изменения в бюджете, и в связи с этим требуется сделать много работы. Кроме того, сейчас формируется аппарат ФАНО.

СП: — Цель создания нового ведомства столь же расплывчата, как и реформа РАН в целом?

— Многие говорили, что это сделано, чтобы отнять имущество у Академии наук и начать «рулить» ее финансированием. Доказать это нельзя, и с моей точки зрения это не очень существенно для правительства России. Но чего на самом деле они хотели — я понять не могу. Тем более что все получилось очень странно: сначала в спешке принимался закон, а потом Владимир Путин установил годичный мораторий на его реализацию. Сам закон получился противоречивым, взаимосвязи между Академией и новым агентством ФАНО определены не очень ясно. Причем непосредственные авторы закона пока неизвестны, спросить не у кого.

СП: — Но вряд ли можно предположить, что государство хочет идеологически управлять наукой, оно ведь сейчас такими тонкими вещами не интересуется?

— Да, это так, потому что у правительства, если бы оно захотело, влиять на работу российских ученых способов есть более чем достаточно. Мы получаем деньги за выполнение программы фундаментальных исследований, она формируется с участием членов правительства. Проект программы поступает в Министерство образования и науки, там ее при желании можно отредактировать. Утверждает ее опять же правительство — я назвал вам три этапа, на которых в план работы Академии можно внести любые изменения. Вникать в конкретные детали немыслимо, но в целом влиять можно, ведь деньги они дают. Но зачем понадобилась эта реформа, совершенно непонятно.

СП: — Как она повлияла на повседневную жизнь и работу ученых?

— Люди просто не понимают, как они будут дальше жить, и думаю, никому не надо объяснять, что когда не знаешь, что будет с тобой через полгода, то это плохо отражается на деле. Тем более в работе ученых своя специфика: мы не на станке детали точим — сто деталей выточил, получил деньги, условно говоря, — научный процесс на годы вперед планируется, за один день никаких открытий сделать нельзя.

СП: — Как вы думаете, каким образом наладится взаимодействие с Федеральным агентством научных организаций?

— Сейчас они говорят, что их дело — распределять финансы, помогать их добывать, грамотно распоряжаться имуществом, но как на самом деле дальше пойдет, неизвестно. Если так, то конечно хорошо.

Но я всегда был за то, что руководителем в любой области должен быть человек компетентный в том, чем он руководит. Заместителями его могут быть профессиональные управленцы, но ставить их во главе какого-то специально дела, по-моему, нельзя.

Сергей Васнецов, доктор исторических наук, депутат Государственной Думы от фракции КПРФ

— Как человек, большую часть жизни проработавший в Академии, я помню 80-е — начало 90-х годов и знаю, что любые изменения вызывают в первую очередь перетряску коллективов. В принятом законе подразумевается аудит институтов и, возможно, полная ликвидация самой системы институтов. Но у нас как-то позабыли, что Академия наук — это не клуб для самих академиков. С точки зрения тех, кто планирует эти преобразования, Академия наук — это только действительные ее члены и члены-корреспонденты, то есть научная элита.

Но фельдмаршалы не выигрывают сражений в одиночку, стоя посреди поля, и академики не делают открытий сами по себе, запершись в кабинете. Есть отдельные теоретики, но в основном ученые опираются на коллективы, лаборатории. О простых ученых, кандидатах, докторах — если их можно назвать «простыми» — я никаких упоминаний не встретил ни в разговорах о будущем Академии наук, которые идут в верхах, ни в документах, которые оттуда исходят. Такое впечатление, что 100 тысяч российских ученых просто не существует. А они-то и есть Академия наук, и именно они пострадают, когда начнутся все эти сливания и «разливания» академий.

С другой стороны, в этом документе есть такой страшный момент: там сказано, что в нынешней Академии есть 60 или 40, не помню точно, процентов сотрудников пенсионного возраста, являющихся балластом для нее. То есть ядро научных кадров, самые опытные носители научного знания, — ими нельзя стать раньше 50—60 лет — люди, которые должны передавать свой опыт молодым — они оказываются «катастрофой» для Академии наук. Если их будут увольнять, Академия у нас получится обезглавленная, лишенная опыта, научных школ — конкретные «Иванов, Петров, Сидоров», марш за дверь. Получится не Академия, а всадник без головы.