http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=a9a35c00-674b-4774-b49f-6c90d8658315&print=1
© 2024 Российская академия наук
Об авторе: Владислав Георгиевич Дмитриев –
почетный работник науки и техники РФ, историк, публицист, автор книги
«Восхождение «…к низинам». Наука, философия, судьба о. Павла Флоренского».
О
возникновении жизни, кривизне пространства-времени и атомной энергии – в
переписке профессора Павла Флоренского и академика Владимира Вернадского
Павел Александрович Флоренский, выпускник Московской духовной академии.
Павел Александрович Флоренский, выпускник
физико-математического факультета МГУ и Московской духовной академии, 140-летие
которого отмечалось в 2022 году, хорошо известен как священник и философ,
трагически погибший в 1937 году. Не так широко известно, что он – выдающийся
физик и математик, глубокий и оригинальный ученый. О нем близко его знавший
философ Сергей Николаевич Булгаков писал: «…Он является редким и исключительным
полигистром… Я знал в нем математика и физика, богослова и филолога, философа,
историка религий, поэта, знатока и ценителя искусства».
Низины практической
жизни
После революции 1917 года Флоренский был вынужден
перейти от религиозно-философской деятельности, как он писал в своем дневнике,
к «низинам практической жизни – технике». Он избрал прикладную физику,
занявшись исследованиями свойств диэлектрических материалов, сначала в комиссии
«Карболит», а с 1924 года – во Всесоюзном электротехническом институте (ВЭИ),
создав новое научное направление – электроматериаловедение.
О своем выборе Флоренский написал в объяснительной
ОГПУ, во время первого ареста в 1928 году, следующее: «Совершенно сознательно я
встал на путь дисциплины мысли и подчинил свои интересы и влечения не своему
хотению, а ближайшим практическим нуждам государства». В СССР тогда это было
выполнение плана ГОЭЛРО, заложившего фундамент индустриализации страны.
Работа в ВЭИ и практические задачи не давали поводов
для глубоких философских обобщений, но тем не менее уже после реабилитации,
произошедшей под давлением научной общественности и организации ПОМПОЛИТ, он
пишет в 1929 году очень интересное и глубокое письмо академику Владимиру
Ивановичу Вернадскому, выдвинувшему идею ноосферы, глобально влияющей на
планету. Флоренский практически не имел возможности обсуждать свои идеи из-за
отсутствия собеседников своего уровня. Так что его обращение к В.И. Вернадскому
со своими идеями было не случайно. Позднее, уже из лагеря, он об этом писал:
«…В.И. единственный человек, с которым я мог бы разговаривать о
натурфилософских вопросах не снисходительно, все же прочие не охватывают мира в
целом и знают только частности».
В своем письме Вернадскому он, констатировав, что
будущее за биофизикой и биохимией, отмечает: «Следует считать событием огромной
важности, что явление жизни – наиболее близкий нам доступный и бесспорный
факт». Флоренский высказывает свое видение по вопросу возникновения жизни:
«Установка эмпирических изысканий должна идти глубже в строение вещества. Ведь
схематизм современных моделей атома исходит из метафизического механизма,
который в самом основании отрицает явление жизни».
Такая постановка вопроса о механизме возникновения
жизни фундаментальна в своей основе. И далее Павел Флоренский формулирует
интереснейшую мысль: «Мое убеждение, что биосферический лозунг должен повести к
эмпирическим поискам каких-то биоформ и биоотношений в недрах самой материи».
От
биосферы – к пневматосфере
Казалось бы, такая постановка вопроса священником о.
Павлом Флоренским противоречит церковным постулатам о возникновении жизни. Ведь
исследовать материю на предмет поиска механизма зарождения жизни в ней – это
смелая и конкретно метафизическая постановка вопроса. Однако если такой
механизм взаимодействия существует, то это означало бы, что возникновение
биосферы запрограммировано изначально. И при наличии оптимальных условий, то
есть определенной суммы различных физических структур, полей и времени, жизнь
возникает обязательно, синтезируясь из элементарных частиц и при этом во вполне
стандартные формы.
Но в таком случае вся наша Вселенная – это Вселенная
Духа с точки зрения возникновения биологической жизни, что уже не противоречит
церковным постулатам. Это, видимо, предполагает, что природе для своего
развития и преобразования необходима разумная форма материи, позволяющая
познание ее законов.
Развивая в письме свою мысль дальше, Флоренский
высказывает идею о том, что, возможно, имеется механизм также и обратного
влияния, так как «…духовная сила всегда остается в частицах тела, ею
оформленного, где бы и как бы они ни были рассеяны и смешаны с другим
веществом. Следовательно, вещество, участвовавшее в процессе жизни, остается
навеки в этом круговороте».
Безусловно, это так, ведь биологические формы жизни
состоят из конкретных элементов, не исчезающих из круговорота биосферы. Но
Флоренский идет дальше и высказывает мысль «о существовании в биосфере, или,
может быть, на биосфере того, что можно было бы назвать пневматосферой, особой
части вещества, вовлеченной в круговорот культуры или, точнее, круговорот
духа».
Придав вселенский смысл своим идеям, он продолжает:
«Это заставляет подозревать существование и соответственной особой сферы
вещества в космосе». И это уже можно интерпретировать как возникновение
информационного поля, формирующегося в процессе существования биологической
материи.
Письмо Флоренского было понято и принято Вернадским и
установило между ними взаимопонимание и связь, которая не прекращалась в
дальнейшем и привела к очень интересным, а иногда и загадочным моментам.
Изложенные в этом письме мысли связаны с давней, еще
со студенческих лет, мечтой Павла Флоренского. «Среди ученых – движение в
сторону религии, среди духовных – в сторону науки», – отмечал он в одном из
писем. И признавал «взаимодействие с философией с обеих сторон, которая служит
соединительным звеном…». Занявшись физикой и прикладными исследованиями после
религиозной и духовной деятельности, Флоренский не оставлял мысль о соединении
научных и духовных представлений в единое философское мировоззрение на основе
реальных фактов и идей.
Обвиняемый
в возрождении России
В начале 1930 года директор и организатор ВЭИ,
профессор Карл Адольфович Круг назначил профессора Павла Флоренского своим
заместителем по науке. Институт сильно расширился, и Флоренскому как наиболее
эрудированному ученому поручили вести пять научных направлений.
Однако назначение на такую должность не снявшего с
себя сана священника было расценено властью как вызов, и это привело к тому,
что уже весной К.А. Круг был уволен. Постов лишились старые руководители
отделов, а партийная и комсомольская организации «укреплены». Впоследствии
оказалось, что все же были нужны знания, а не партийная принадлежность, и
старая профессура, в том числе и П.А. Флоренский, была возвращена в качестве
научных руководителей отделов.
Его активная работа в ВЭИ продолжалась до февраля 1933
года, когда он был во второй раз арестован подмосковным ОГПУ. Так как обвинение
было полностью сфабриковано, а следствию нужны были конкретные факты, то оно
вспомнило, что в упомянутой объяснительной 1928 года Флоренский писал:
«Осмеливаюсь думать, что мои мысли, если бы было время и силы изложить их
письменно – лет через 20 будут обычными». Инициаторы ареста вменяли Флоренскому
создание организации «Партия возрождения России» и предложили ему изложить свои
мысли.
В результате ровно 90 лет назад появилась его
последняя крупная работа – «Предполагаемое государственное устройство в
будущем», где он изложил свой взгляд на «самозамкнутое, соответственно
независимо от оценок внешнего мирового рынка» государственное устройство
России. То, что в настоящее время эта работа звучит актуально, говорит о его
политическом, научном и философском предвидении.
«Современная экономика зависит от техники… а последняя
обусловлена научным исследованием, – пишет Флоренский. – Научному исследованию
принадлежит значение решающее». Коснулся он и темы творчества, волновавшей его
с юношеской поры. Он пишет: «Творческая личность не делается, никакие старания
искусственно создать ее – воспитанием и образованием – не приводят к успеху.
Творческая личность – явление редкое, и выискивать ее надо по крупицам».
Однако советское государство не оценило творческий
потенциал статьи Флоренского и, использовав это его произведение против него
же, осудила и отправила его на 10 лет в ссылку в г. Свободный для изучения
проблемы строительства в условиях вечной мерзлоты. Такова была экономическая
подоплека репрессий.
Осенью 1934 года, после его отказа от эмиграции в
Чехословакию, которую предлагала организация ПОМПОЛИТ и его жена, привезшая ему
на подпись необходимое ходатайство, распоряжением НКВД он был направлен в
Соловки. Это сделало невозможными контакты с семьей и эмиграцию и круто
изменило его жизнь.
Фотография из следственного дела П.А. Флоренского.
Отдельные обломки разрушенного
Его письма из Соловецкого лагеря, посвященные научным,
техническим, бытовым вопросам, хорошо иллюстрируют этот период жизни
Флоренского. Трудно было ожидать в них раскрытия серьезных проблем. Однако одно
из писем, написанное для В.И. Вернадского, выделяется глубиной мыслей. Но перед
ним, весной 1936 года, можно прочитать и такое: «Дело моей жизни разрушено, я
работал не для себя и не для своих выгод, и если человечество сочло возможным
начисто уничтожить то, что было сделано, то тем хуже для человечества…
Достаточно знаю историю и историч. ход развития мысли, чтобы предвидеть то
время, когда станут искать отдельные обломки разрушенного». Что и наблюдается в
настоящее время.
Письмо Флоренского от 3 апреля 1936 года, а по сути
научная работа, было послано сыну Кириллу, работавшему у В.И. Вернадского,
оберегавшего его после ареста отца. В переданном Вернадскому письме Флоренский
сформировал целостную картину, посвященную вопросу «реальности или ирреальности
пространства и времени», что, как известно, «есть основная задача
естествознания». Его система доказательств, несомненно, представляет научный и
философский интерес.
Особенно интересно то, что для доказательства он
применил свое понятие мнимой поверхности, введенное в 1902 году, когда Павел
Флоренский был еще студентом. Он вводит и новое понятие – «материя-энергия»;
указал на «потенциал формы»; ввел понятие «скорость времени».
Очевидно, что ограниченность лагерного письма не могла
служить полноте доказательств, но основное было в нем изложено. Рассмотрев
подходы к этой проблеме известных философов и использовав понимание
пространства и времени по Минковскому, Флоренский пишет, что доказательство
реальности пространства-времени «лежит в указании на факт существования…
асимметрии и необратимости». Объяснив асимметрию на примере перчаток, где
отсутствуют различимые признаки, пишет о времени: «Асимметрия во времени есть
необратимость… быть во времени – значит быть необратимым, то есть историчным».
Рассматривая необратимость через второй принцип термодинамики, вводит новое
понятие, основанное принципом «…рассеяния материи-энергии», так как «материя
характеризуется признаками энергии, а энергия – признаками материи».
Использовав свое понятие мнимой поверхности,
Флоренский переходит к аналитическому доказательству, через понимание смысла
нормалей контура поверхности. Опираясь на принцип рассеяния материи-энергии,
заключает: «Физическое пространство-время не может не мыслиться хотя м.б. и
чрезвычайно большим, но тем не менее обладающим каким-то определенным
содержанием. А это ведет к утверждению кривизны пространства-времени».
Дальше он формулирует интересную мысль, основанную на
понимании физики процессов и собственных исследованиях: «Кривизна поверхности
есть физический фактор явлений… Существует потенциал формы, ибо форма создает
силовое поле, определяющее ход явлений». Это важное для практики понятие,
указывающее на необходимость учета кривизны поверхности реальных объектов,
участвующих в электрических, химических и других взаимодействиях.
Флоренский разъясняет: «Структура материи, как ее
временно-пространственная форма, характеризует собою свойства данного
материального образования. Все процессы происходят на поверхности». И особо
выделяет – «на границе между ВНУТРИ и ВНЕ». «Кривизна поверхности не есть
абстрактная кривизна геометрии, а кривизна по всем координатам, т.е. и по
времени, – подчеркивает он. – Ход явлений на поверхностях разной кривизны
различен». Из этого следует, что время – производная, в частности, от кривизны,
а не константа и для каждого условия оно свое.
О «скорости времени» он пишет, что если «наблюдаем
извне кривую поверхность и находим, что ход реакций на ней ускоренный… это
значит, что у него большая кривизна». И делает приписку: «Мною найдена
зависимость этой скорости и потенциала от кривизны», показывающая на реальность
его выводов. В конце переписки по этому вопросу особо подчеркивает: «Сохрани в
памяти, это мое принципиально важное соображение».
За 20 лет до атомного взрыва
Эту переписку читал и отвечал на нее В.И. Вернадский.
В лагерной переписке с Вернадским возник еще один совершенно загадочный аспект.
В июне 1937 года в ответ на запрос Вернадского
Флоренский напишет письмо о «промышленном» способе, путем вымораживания, добычи
тяжелой воды, применяемой в основном для замедления нейтронов и ускорения
ядерных реакций. Флоренский был одним из немногих понимавших в то время смысл и
значение ядерной энергии, о чем писал еще в начале1925 года в статье «Запасы
мировой энергии». В ней он, рассмотрев все виды энергии на Земле, пишет об
«обещающих в будущем многое». Это: «теплота Земли… и внутренняя энергия атомов,
выделяющаяся при распадении атомов на электроны. Эта энергия должна быть
чрезвычайно велика».
Понимал он и опасность этой энергии: «Каждый атом есть
нечто взрывчатое. Но, разлагаясь, он должен внезапно выделить часть своей
энергии, и мощность этого выделения в миллион раз превзойдет мощность взрыва
наисильнейшего из химически-взрывчатых веществ. Медленность разложения материи
есть, конечно, условие длительности существования мира. Нужны особые деятели,
чтобы вызвать или ускорить разложение материи. Вероятно, на свою же пользу мы
пока почти не владеем такими деятелями: иначе судьба Земли была бы весьма
шаткой».
Подчеркнем: это написано Флоренским за 20 лет до
первого атомного взрыва.
Вернадский обратился к нему с вопросом о промышленном
производстве тяжелой воды, так как знал, что Флоренский проводил серьезную
работу в рамках исследований воды в условиях вечной мерзлоты. Но вот что
интересно – это было предпоследнее письмо, и уже через неделю, в июне 1937
года, переписка Флоренского была прекращена и писем от него больше не
поступало. Крупный ученый П.А. Флоренский, обладавший уникальной эрудицией, был
бы крайне полезен в начавшейся атомной гонке среди ведущих научных держав того
времени, и В.И. Вернадский это хорошо понимал.
Как крупный физик и материаловед, глубоко
разбирающийся в физике материалов и процессов, и как инженер-практик, решивший
много технологических задач, Флоренский был бы далеко не лишним при решении
проблем атомных технологий, которые пришлось с большим напряжением решать
стране в военный и послевоенный периоды. Он, безусловно, вывел бы страну на
передовые позиции и в области радиологии уже как биолог, изучавший жизнь
растений.
Стал бы он работать над созданием атомной бомбы?
Конечно нет. Его мораль и его убеждения не позволили бы ему это делать. Стал бы
он работать над мирным применением сил атома? Безусловно да! В медицине, в
энергетике, в технологиях он мог применить свой талант. Но как бы это могло
быть, мы никогда не узнаем и можем только предполагать.
В середине августа 1937 года на Соловки поступил
приказ НКВД № 59190 о репрессировании соловецких заключенных, по которому
каждый 10-й из почти 12 тыс. узников должен быть ввергнут в смертельное торнадо
1937 года. Выбор заключенных был на усмотрение руководства тюрьмы, так как в
типографскую форму приказа было от руки вписано: «…для Соловецкой тюрьмы утверждается
для репрессирования 1200 человек». Вот такое плановое задание, которое и было
исполнено.
В справке № 190 по Флоренскому Павлу Александровичу
было кратко написано: «В лагере ведет к-р. деятельность, восхваляя врага народа
Троцкого». Этой куцей справки, подписанной начальником лагеря, оказалось
достаточно, чтобы 25 ноября 1937 года особая тройка УНКВД Ленинградской области
приняла решение о его расстреле, который произошел в декабре 1937 года в
составе второго соловецкого этапа из 509 человек, место гибели которого до сих
пор неизвестно.