Ситуация в России остается непростой. Это признают и политики, и экономисты, и социологи, тем более что сложности имеются в различных сферах. Анализ положения дел и прогноз дальнейшего развития событий в стране сегодня пытаются сделать представители многих наук. Не составляют исключения и конфликтологи. «Юг Times» узнал, что думает о ситуации на Юге России один из самых авторитетных в этой сфере экспертов. Виктор Авксентьев, директор Института социально-политических и гуманитарных исследований Южного научного центра Российской академии наук Виктор Анатольевич, как можно охарактеризовать макрорегион Юг? - Понятие «Юг России» стало широко употребляться после создания федеральных округов в 2000-м году для обозначения всех субъектов федерации, объединенных в Южный федеральный округ. Есть смысл сохранить это употребление и сегодня, подразумевая территорию двух округов: Южного, в нынешнем усеченном варианте, и Северо-Кавказского, образованного в 2010-м году. Каких-либо объективных границ у Юга нет, как и у многих других территорий. Скажем, где сегодня начинается и заканчивается Европа? Что такое Ближний Восток? В сферу интересов нашего института входит все пространство Юга России, в том числе, разумеется, и Краснодарский край. Кстати, у нас в Краснодаре действует удаленное подразделение – научная группа по изучению методологических основ конфликтологической экспертизы. - Какие предпосылки для возникновения различных конфликтов появляются в регионах? Проблемы одни и те же либо специфические для каждой территории? - Есть общие причины и предпосылки. Они были обозначены еще в 2009 году тогдашним президентом Дмитрием Медведевым на выездном заседании Совета безопасности в Махачкале: это коррупция, неэффективность органов власти, безработица, низкий уровень производства и другие. Все эти причины действуют и сегодня. Более того, данные проблемы – не северокавказские, они характерны для всей страны, хотя имеют в нашем регионе специфику. К сожалению, спустя шесть лет приходится констатировать, что все эти причины по-прежнему актуальны. Но в каждой из республик, любом крае или области есть свои сложности. Скажем, в Дагестане конфликты имеют не столько этнический, сколько конфессиональный характер. Чечня и Ингушетия практически мононациональны, там нет основы для межэтнических конфликтов. Ставрополье – это перекресток миграционных потоков, центр студенчества из всех республик Северного Кавказа. Здесь преобладают межэтнические проблемы и противоречия, которые периодически выливаются в конфликты. Борьба за ресурсы - Есть ли иные предпосылки для возникновения конфликтов, которые может спровоцировать экономический кризис в условиях Краснодарского края, Ростовской области, Ставрополья? - Экономический кризис – угроза стабильности любого общества, полиэтнического – вдвойне. В условиях проблемной экономики обостряется борьба за ресурсы, а для нашего региона это прежде всего земля. На Ставрополье мы уже в полной мере ощутили остроту земельного вопроса, земля лежит в основе многих конфликтов и в Дагестане. Обостряется борьба за доступ к должностям, позволяющим перераспределять ресурсы. Это конкретика. Менее очевиден такой факт: государство взяло на себя большие обязательства по экономической реконструкции Северного Кавказа. Еще на стадии обсуждения программ и проектов эксперты призывали быть более реалистичными в грандиозных планах горнолыжных курортов на Центральном Кавказе и приморских чудес в Дагестане. А ведь это были годы если уже не «тучные», но еще и не кризисные. Сейчас близится время оценить сделанное, платить, так сказать, по векселям доверия. Что сделано, что реализовано? Да, кое-что можно показать. Например, прекрасный горнолыжный комплекс «Романтик» в Архызе. Но что будет дальше с этими грандиозными планами в нынешней экономической ситуации? Это вопрос престижа государства, доверия, в конечном итоге - вопрос легитимности. Утратой или даже небольшим снижением легитимности государства пользуются сепаратисты в любой стране. О специфике регионов - Именно межнациональные проблемы в южных регионах страны - самые острые. В чем вам видятся различия региональных политик в отношении этого вопроса в разных регионах - Краснодарском и Ставропольском краях, Ростовской области? - Ставрополье раньше и острее других регионов Юга столкнулось с проблемами и конфликтами в межэтнических отношениях. Край стал одним из первых в России, где была разработана и утверждена программа гармонизации межэтнических отношений. Нужно учесть, что пестрый этнический состав населения края формируется в основном за счет приезжих из республик Северного Кавказа, то есть граждан России. В Краснодарском же крае немало переселенцев из республик бывшего СССР: этому способствовало экономическое развитие Кубани, не в последнюю очередь – олимпийские стройки, потребовавшие привлечения новой рабочей силы. На Кубани власть сделала ставку на казачество. На Ставрополье тоже пытаются найти опору в войске, но это дается с трудом: казачество в крае расколото, в его среде периодически возникают скандалы. С другой стороны, власти на Ставрополье успешно овладевают навыками предотвращения и урегулирования столкновений с этническим компонентом. Наиболее тяжелый конфликт произошел весной 2007 года, когда в краевой столице были убиты два студента. Были массовые драки, митинги... С тех пор подобное ни разу не повторилось, хотя предпосылки для этого складывались неоднократно: и в 2008, и в 2009, и в 2010 годах. Что касается Ростовской области, как мне кажется, ситуация развивается здесь по ставропольской модели, но с отставанием. Как на Ставрополье лет восемь-девять назад руководство твердило, что причин для серьезных конфликтов нет, а «есть отдельные нерешенные проблемы», так и сегодня в Ростове мне приходилось слышать заверения о благополучии в сфере межэтнических отношений. - В последнее время Юг России принял огромное количество мигрантов из Украины. Как повлиял этот поток на настроения населения макрорегиона? - Наибольшую нагрузку приняла на себя Ростовская область. В отдельные дни городской автовокзал напоминал растревоженный улей. Но в целом, как мне представляется, область справилась с инфраструктурными сложностями, возникшими в связи с притоком беженцев. Изменения в настроениях местного населения хорошо известны, и они примерно одинаковые по всей стране. У людей вызывали недоумение выплаты беженцам, существенно превышавшие пособия россиянам. На Северном Кавказе поднималась еще одна проблема: Россия проявила такую заботу о беженцах с Украины, а, например, сирийским черкесам, оказавшимся в центре новой ближневосточной войны, поддержка весьма скромная. Внешний враг нам не нужен - Недавно правозащитники разработали интерактивную карту Москвы и Московской области, где отмечены места нападений по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти. Можно ли составить такую карту в регионах Юга России? Какие горячие точки вы бы выделили? - У правозащитников специфический подход к пониманию мотивов расовой или национальной ненависти. В Южном научном центре Российской академии наук уже в течение десяти лет под руководством академика Геннадия Матишова ведется работа по картографированию очагов напряженности и конфликтов на Юге России. Выпущены шесть томов «Атласа социально-политических проблем, угроз и рисков Юга России», создан банк данных для геоинформационной системы «Терроризм на Юге России». Эти материалы широко востребованы практическими работниками. Что сделали правозащитники, сразу стало известно. А вот над чем кропотливо и системно работают ученые десять лет – нет. Хотя результаты этой работы неоднократно презентовались публично. В «Атласах…» наглядно представлена информация о горячих точках, становится понятной динамика напряженности по регионам Юга. Самой проблемной территорией уже в течение нескольких лет остается Дагестан. - В одном из интервью вы прогнозировали некое отрезвление после того, как сойдет на нет «консолидирующий эффект» присоединения Крыма и мы снова столкнемся с внутренними проблемами. Это время наступило? Или плавно перетекло в традиционные поиски внешнего врага? - Поиски внешнего врага сейчас не ведутся из-за ненадобности. Весь геополитический расклад и так ясен, вопрос в том, что делать дальше. Но по мере того, как украинский кризис превращается в затяжной региональный конфликт, происходит «рутинизация» этого конфликта, то есть он из чего-то из ряда вон выходящего, потрясшего людей до глубины души превращается в фон повседневной жизни, общественный интерес к нему снижается. В поле зрения и средств массовой информации, и общественности возвращаются другие проблемы, оттесненные на задний план украинской катастрофой. И мы вспоминаем о собственных нерешенных проблемах, неурегулированных конфликтах. А они остались, хотя справедливости ради нужно отметить, что ситуация в регионе стала более спокойной. Правда, общую, более благополучную по сравнению с предыдущими годами картину заметно подорвало бандитское нападение на Грозный в декабре 2014 года, повлекшее за собой многочисленные жертвы. О природе конфликтов - Как бы вы оценили вероятность возникновения межконфессиональных конфликтов? Вспомнить хотя бы историю со школьницами в хиджабах в Ставропольском крае. Или такое понятие, как ненависть на религиозной почве, постепенно сходит на нет? - К сожалению, вероятность конфликтов очень высока, поскольку сохраняется высокий уровень межнациональной напряженности. Локальные инциденты происходят постоянно, это своеобразные выбросы напряженности в общество. И местные, и региональные власти стремятся замалчивать такую информацию, трактуя различные происшествия как «бытовуху» или обычный криминал. Формально для такой трактовки основания имеются, так как любой конфликт имеет многофакторную природу: он одновременно и этнический, и бытовой или криминальный, какой-то еще. Можно использовать любой из этих компонентов для описания конфликта, и это не будет большим прегрешением против истины. Но конфликт – это сигнал о неблагополучии в той или иной сфере, и если мы не заметим этнических составляющих проблемы, то можем не обратить внимание на рост напряженности и в результате получим уже не локальный, а гораздо более масштабный конфликт. Что касается религиозной сферы, то ситуация здесь неблагополучная с выраженной тенденцией к ухудшению. Наши исследования, проведенные летом прошлого года, показали, что религиозный фактор выдвигается в число главных конфликтогенов на Юге. Этого не было еще пять лет назад. Но не надо путать проблемы и даже конфликты с ненавистью. Палитра здесь гораздо более богатая. Растет напряженность, она может привести к ненависти или ограничиться неприязнью, избеганием, если, конечно, касается обычных людей, а не экстремистов или террористов. В политике пока затишье - В Украине сейчас идет, по сути, гражданская война. Могут ли события в соседней стране отразиться в той или иной форме на жителях макрорегиона Юг? - Частично я ответил на этот вопрос. Здесь добавлю, что на Юге очень много людей с украинскими корнями, которые уже давно считают себя русскими. Об этом, кстати, свидетельствуют результаты переписей. Украинская культура перемешалась с русской, современной городской культурой. В последние годы украинские власти предпринимали попытки «реукраинизации» населения Юга, но больших успехов это не имело, хотя некоторый интерес к этническим корням у части населения Ростовской области и Кубани возродился. Вообще, радикалы на Украине постоянно проявляли интерес к имеющему украинские корни населению Юга России, это нельзя игнорировать. Большой материал о попытках использовать украинское население Юга в борьбе против России на разных исторических этапах собран в только что вышедшей в свет книге председателя Южного научного центра РАН академика Геннадия Матишова «Исторические и геополитические угрозы национальной безопасности: Азово-Причерноморье и Прикаспий в XXI веке», презентация которой состоялась в ЮНЦ РАН 14 июля. - Во многих регионах Юга произошла смена главных лиц исполнительной власти. Является ли это неким конфликтогенным фактором? - На Ставрополье и Кубани смена глав регионов не привела к каким-либо заметным конфликтам. То же самое можно сказать и о ситуации в республиках. Избранная модель смены власти, фактически выведшая этот процесс за пределы публичной политики, не предполагает сколь-нибудь серьезной открытой борьбы за должности. Другое дело, насколько эффективны главы регионов как руководители в долговременной перспективе. Смогут ли они справиться с теми проблемами, с которыми так или иначе справлялись их предшественники или, наоборот, которые им передали в наследство? Вообще, на политическом поле пока относительное затишье. Но это, скорее, признак не стабильности, а стагнации. Будут идти инвестиции, расти экономика, появляться новые проекты – и тогда политическая жизнь быстро оживится. Пока же все заняты выживанием. Схемы сегодня не актуальны - Могут ли вызвать какие-то столкновения процессы построения властной вертикали, отсутствие политической конкуренции как таковой? - Отсутствие конкуренции, как раз наоборот, делает маловероятными какие-либо столкновения. Но это палка о двух концах. С одной стороны, для полиэтничного региона в условиях высокой межэтнической напряженности, при неразвитом гражданском обществе и почти полном отсутствии традиций политической демократии избежать конкуренции за должности во власти – это благо. Иначе политическая борьба сразу развернулась бы по этническому признаку. Другой конец этой палки – оторванность главы региона от избирателей. Однако при той партийной системе, которая сейчас сложилась в России, реальная политическая борьба вряд ли возможна. Я не оцениваю в данном случае эту систему, просто констатирую факт. Система власти должна быть эффективной с точки зрения тех задач, которые стоят именно сейчас, а не с позиции соответствия абстрактным принципам. Вертикаль власти позволила стабилизировать страну, сепаратизм – почти что забытое явление. Но в последнее время «пробуксовка» вертикали в экономической сфере стала очевидной. Однако разразившийся кризис требует, скорее, укрепления властной вертикали, а не ее демонтажа. Все же самоуправляющаяся и саморазвивающаяся система более подходит для стабильных периодов, а наше время к таковому не отнесешь. Кроме того, существовавшая до 2005 года выборность президентов республик и губернаторов краев и областей не гарантировала, что у власти были эффективные руководители. Нередко ровно наоборот. Как не гарантирует эффективности и их назначаемость. Так что лучше отказаться от каких-то заранее заданных схем, особенно если в их основе лежат идеологические постулаты, и подходить к различным политическим моделям с точки зрения целесообразности. досье «Юг Times» Авксентьев Виктор Анатольевич, доктор философских наук, директор Института социально-политических и гуманитарных исследований Южного научного центра Российской академии наук. Родился в 1958 году. В 1980 году окончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков по специальности английский и немецкий языки. В 1984-м - Ставропольский государственный педагогический институт. В 1986 году защитил кандидатскую диссертацию, в 1997-м стал доктором философии. В 1998 году ему присвоено звание профессор. Звания и награды: почетный работник высшего профессионального образования, член Российской академии социальных наук и Международной гуманитарной академии «Европа - Азия», вице-президент Международной ассоциации конфликтологов, председатель секции этнической конфликтологии. Под руководством В. А. Авксентьева подготовлено 28 кандидатов и 7 докторов наук. Сфера научных интересов: социально-политические проблемы современного общества, этнические отношения, конфликтология. Является автором или соавтором 15 монографий, более 190 других научных работ