http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=9b9f4554-812d-437f-8d57-a86fa023dcfb&print=1© 2024 Российская академия наук
Экономия выйдет боком
Председатель Уральского отделения Российской академии наук, академик РАН Валерий Чарушин (фото с сайта www.ios.uran.ru)– Валерий Николаевич, сегодня мы наблюдаем столкновение двух мнений. Кто-то считает, что отечественная наука движет нашим обществом. Оппоненты утверждают, что она безнадежно отстала от потребностей времени. Где правда?
– Правда, как всегда, посередине. С одной стороны, в обществе есть неудовлетворенность состоянием науки, как, впрочем, и состоянием образования. И действительно, многое нужно улучшать. С другой стороны, когда дается крайняя оценка – наша наука безнадежно устарела, – это не соответствует действительности. Просто расцвет советской науки 60-70-х годов прошлого века был наиболее ярко выражен в восприятии всего мира, в восприятии всех слоев общества. Что может убедительней говорить о достижениях науки, чем то, что мы первые вывели космический спутник, запустили первый космический корабль с человеком, осуществили первый полет женщины в космос, первый групповой полет и так далее?
С тех пор в мире произошли серьезные изменения, наша страна оказалась в ситуации перестройки, которая затормозила развитие страны в целом, и, конечно, это сказалось на научной сфере. Науку же нельзя рассматривать в отрыве от ситуации в стране, от ситуации в экономике. Она финансируется из бюджета, и если финансирование научной сферы упало в десять раз…
– Это образная цифра?
– Реальная. Именно так было на рубеже трансформации СССР в Россию. К счастью, Академия наук была сосредоточена вся в России, и трагической потери кадров практически не произошло. Национальные академии были очень маленькие.
Сегодня в Российской академии наук работает около ста тысяч человек. Когда мы сопоставляем число наших сотрудников с числом сотрудников в развитых странах, становится ясно – мы уступаем. То есть избыточности науки нет, напротив, ее не хватает. Значительно сократился сектор отраслевой науки, он съежился до очень низкого уровня. Вузовская наука сократилась в разы, в некоторых случаях чуть ли не на порядок. Состояние академической науки оказывало влияние на эти два сектора – все в стране было тесно связано. И сегодня оказывает. Поэтому когда говорят, что состояние науки у нас никудышное, то надо понимать, что эта «никудышность» отражается на всем нашем образовании. И поэтому, конечно, это состояние нужно стремиться улучшать.
В некоторых странах сегодня 4% ВВП тратится на научные исследования. В других странах – три процента, два… Если меньше двух, такую страну не называют передовой.
– Рискну спросить: у нас сколько?
– У нас 1%. Надо признать, существует позитивная тенденция финансирования науки. Другое дело, что процесс финансирования науки и университетов должен идти гармонично. Мы в рамках Советского Союза всегда жили очень дружно и всегда дополняли друг друга. Не было тогда такого потока бюрократических документов, когда каждая деятельность лицензируется, а был здравый смысл. Не было тогда трех тысяч вузов. У нас в городе было около десяти вузов, а сейчас их не сосчитать. Каждая лавка может объявить себя вузом. Точно так же отменили лицензирование научных организаций, в итоге три человека, собравшись, могут считать себя таковой и обращаться за грантами. В итоге все отражается на качестве образования, оно, в свою очередь, отразится на качестве научных исследований, а они, в свою очередь, отразятся на качестве наших научных разработок и т. д.
Словом, переход к новому укладу нанес огромный урон. И прежде всего, повторюсь, отраслевая наука была размыта. Что далеко ходить – в Институте черных металлов была тысяча человек. Осталось человек пятьдесят.
– Это в нашем-то промышленном регионе?
– Конечно, разве для нашего региона это не важно? И многие отраслевые институты или перестали существовать, или перешли к очень скромному существованию.
Философия жизни
– Валерий Николаевич, а кадровый голод наука испытывает? По моим представлениям, у молодежи сегодня иные ориентиры и в науку сегодня мало кто идет.
– Идет! Был, конечно, сложный период, когда были маленькие зарплаты – и никакого просвета. Но Российская академия наук несколько лет назад реализовала пилотный проект по повышению заработной платы. Ставилась задача довести среднюю зарплату до 30 тысяч рублей. Академия пошла на сокращение прочих затрат, и задача была выполнена. Хотя неблагоприятная структура расходов существует до сих пор: у нас около 75% бюджета тратится на зарплату. Это плохой показатель.
– Вы как-то заметили, что заниматься наукой может себе позволить лишь человек, не думающий о хлебе насущном.
– Да, было такое.
– А как же утверждение, что художник должен быть голодным?
– И это тоже правда. Такова философия жизни. На самом деле я повторил высказывание одной известной личности о том, что наукой должен заниматься человек обеспеченный. Так и было в прошлые века. Фактически это было делом элиты – что-то поизучать, попытаться понять природу, что-то исследовать, удовлетворить любопытство, не думая о хлебе насущном. Научные исследования – это роскошь.
Сегодня это роскошь вдвойне. Техника эксперимента становится все более дорогой. Вы знаете, например, сколько стоит томограф. Но ядерно-магнитный резонанс пришел в медицину уже после того, как этот метод освоили физики и химики. Вот у нас в институте стоит прибор, который стоит 80 миллионов рублей, другой – немногим меньше. Техника, электроника очень сложные: все более тонкие свойства мы изучаем. Представьте себе, что у этого прибора вы поставите человека с зарплатой пять тысяч рублей. Но ведь неквалифицированный человек не извлечет из него информации, во-первых. А во-вторых, он его просто сломает. То есть квалификация специалиста должна быть на уровне. А за это нужно платить. В противном случае он найдет другое место работы.
– То есть наука сегодня привлекательна для молодежи во всех отношениях?
– Конечно. Второй серьезный шаг, который сделала академия, – это выделение средств для приобретения жилья для молодежи. И сегодня продолжает выделять. Только за прошлый год мы только здесь, на Среднем Урале, выдали 215 жилищных сертификатов стоимостью более одного миллиона рублей каждый. Значительное вложение, например, в ипотеку. Можно сказать, что жилищную проблему для молодежи мы в Уральском отделении закрыли.
– Тем не менее вы как-то заметили, что теперь надо с молодежи спрашивать. Избаловали?
– Не то чтобы избаловали… Если несколько лет назад я сам был инициатором введения особых программ поддержки молодежи, то в какой-то момент мне стало казаться, что пора сказать: «Хватит». Эти меры уже начинают работать против академии, против научной сферы. Получается, пока вы в возрасте до тридцати пяти лет, на вас все сыпется – льготные, если не сказать тепличные, условия. Но исполняется тридцать пять, и молодежь начинает, как птенцы, озираться – кто им в клюве что-нибудь принесет. Это, кстати, не только у нас происходит.
Путь наименьшего сопротивления
– Валерий Николаевич, как вы считаете, есть необходимость у молодежи сегодня получать образование за рубежом?
– Мне кажется, что здесь можно провести такую аналогию. Вначале у нас все бросились на яркие этикетки, а потом почувствовали, что вкус родных продуктов оказался более естественным. Так же и в сфере образования наступает прозрение. Наши лучшие вузы не уступают европейским. Конечно, есть исключения: Оксфорд, Кембридж, Гарвард. Они объективно выше. Но точно так же наш МГУ или МИФИ выше, чем Нижнетагильский педагогический институт. Есть элитные вузы, есть средние, есть слабые, а есть вообще лишенные материальной базы.
Мы сами, не без помощи нашего министерства, разрушаем образовательную систему. Мы в академии, например, всегда выступали против ЕГЭ. Это игра в крестики-нолики. Понимаете, опытному преподавателю достаточно десяти минут, чтобы почувствовать уровень абитуриента, его способность мыслить, решать задачу. Мы сегодня лишили преподавателей возможности оценивать абитуриентов.
К тому же вы видите, сколько скандалов вокруг ЕГЭ. Хотели уйти от коррумпированности, видимо, каждый преподаватель подозревался в материальной заинтересованности. Ну, пришли к тому, что тотально процветают другие виды коррупции.
– На ваш взгляд, уровень абитуриентов действительно снижается?
– Последние годы я уже не имею возможности читать лекции, только с аспирантами работаю. Но когда читал – да, ощущал это снижение. Фактически за два-три последних десятилетия идет неуклонное снижение уровня образования. Это неудивительно, поскольку сокращают часы в школах на естественные дисциплины. Но ведь ясно, что усилий для освоения физики или математики нужно больше, чем для освоения гуманитарных наук. Потом сама жизнь агитировала молодежь идти, скажем, в банковскую сферу. А сегодня у нас перепроизводство экономистов и юристов. Инженерные же специальности во многом вытравили – они не могут выдержать рыночной конкуренции в силу того, что более затратны.
Посмотрите, какой сегодня процент выпускников, которые сдают физику и математику! В промышленном регионе (!) лидирует обществознание. Хотя что винить абитуриентов, которых жизнь к этому подталкивает? Они идут по пути наименьшего сопротивления.
– «Жизнь подталкивает» – довольно обобщенное понятие.
– Хорошо, приведу такой пример. Известно, что 90% информационного потока поставляется телевидением. Если раньше оно, как и кинематограф, и литература, воспевало образ ученого, то сегодня воспеваются совсем другие образы.
Кроме того, я не могу представить, чтобы в советское время (да и в любое другое!) министр науки великой страны выражался ненормативной лексикой. И этот ролик смотрят миллионы. Но правительство не реагирует. Верх безнравственности! Видимо, считается, что общество это стерпит.
Мы написали открытое письмо, которое было опубликовано в «Науке Урала». Мы протестуем против научно-технической политики, которую ведет министерство, – начиная от ЕГЭ и заканчивая тем, что система аттестации научных кадров давно уже стала подведомственной. Мы, получается, поручаем одному министерству, которое создает третьеразрядное ведомство, решать, достоин человек степени или нет. Разве это не основа для коррумпированности? Комиссия должна быть над всеми структурами! Система аттестации разрушена. Появилось безумное количество и кандидатов наук, и докторов, особенно в гуманитарной сфере.
Сегодня нам предлагают, кстати, совсем ликвидировать степень доктора наук, что для России неимоверно понизит планку. Тогда профессорами вузов станут люди, не имеющие должной квалификации, они будут готовить наших учителей, и… вся система будет деформирована. Сколько критики на этот счет! Никакой реакции. Министерство стоит насмерть. А ведь только оно имеет право законодательной инициативы. Мы бы давно внесли свои предложения, но нет такого права. Структура управления страны сегодня такая, что министерство определяет политику. Вот оно и определяет. Начиная от детского сада и заканчивая Академией наук.