Версия для печати
Вернуться к списку

Политолог Максим Фомин: «Разрушается опорный каркас Сибири и Дальнего Востока»

Из большей части России – Сибирского и Дальневосточного федеральных округов – население продолжает стекаться в меньшую часть, европейскую. Отрапортовали, что за последние пять лет удалось сократить ежегодный отток дальневосточников вдвое – до 14, 8 тыс. человек. В то же время ежегодный отток сибиряков, наоборот, вдвое вырос (причём не за пять лет, а за год) и составил 114 тыс. человек. Учитывая крайне невысокую численность жителей СФО и ДФО (17 млн и 8, 1 млн человек соответственно), нетрудно прикинуть, когда на этих территориях практически не останется наших соотечественников. По историческим меркам – очень скоро. Если, конечно, не принять срочные меры. В основе мер, считают учёные, должна лежать продуманная система расселения. Гость «АН» – кандидат политических наук Максим ФОМИН, ведущий научный сотрудник Института демографических исследований ФНИСЦ РАН.

– Для начала поясните, что такое система расселения (СР). Звучит так, будто речь о переселении.

– Или того хуже, о выселении (смеётся). Нет, под СР понимается система населённых пунктов. В этом понятии упор делается на системность, на то, что населённые пункты должны быть связаны друг с другом (инфраструктурно, транспортно, экономически). Д. Ходжаев, возглавлявший ЖКХ Госплана, курировал в Советском Союзе создание генеральной СР и рассматривал её как «сеть поселений, функционально взаимосвязанных». Будучи производной от экономической модели, российская СР является данностью от советской догоняющей милитаризованной индустриализации и к тому же усугублена действующей сырьевой моделью.

В 1994 году проектный институт «Гипрогор» разработал новую генеральную СР, но опирался он на методы экономического районирования, а это прошлый век. Ещё в 1960–1970-е годы группа эконом-географов из МГУ предложила другой подход – геоструктурный. В отличие от районирования для этого подхода характерно рассматривать географическое пространство не как совокупность полигонов, а как рисунок из линий и узлов, где узлы – это города, а линии – транспортные артерии. В 2003 году президент поручил Министерству экономического развития и торговли обновить генеральную СР, но поручение не выполнено по сей день.

– Зато в 2019 году утвердили «Стратегию пространственного развития Российской Федерации на период до 2025 года».

– Эта стратегия опирается только на минерально-сырьевые центры, региональные столицы и сложившиеся вокруг них агломерации (компактные скопления поселений. – Прим. «АН»). Прочие населённые пункты, если следовать стратегии, за редким исключением перестают быть населёнными. Безусловно, агломерация – это одна из важнейших тенденций урбанизации и развития производительных сил, но чрезмерное стягивание жителей в неё – катастрофа. В результате разрушается опорный каркас.

– Что это?

– Профессор Г. Лаппо определял опорный каркас как «сочетание главных центров хозяйственной, социальной и культурной жизни страны, а также соединяющих их социально-экономических линий». «Важно сопряжённое рассмотрение центров и линий, то есть городов и связей между ними», – подчёркивал профессор. Кроме того, наивно думать, что дело ограничится переездом людей в региональные столицы и агломерации. Отток населения из Сибири и с Дальнего Востока не прекратится. Например, Новосибирск – это «трамплин» для дальневосточников: они перебираются туда, осматриваются, и только треть остаётся в этом городе. Треть уезжает в Тюмень, на Урал и в Краснодарский край, и ещё треть – в Москву, Санкт-Петербург и Калининград. Как тут не вспомнить советский опыт, когда рост населения Москвы находился под контролем государства.

– Хотите удержать население Сибири и Дальнего Востока директивно?

– Директивно – нет, не хотим. Этого, по-видимому, хотят разработчики вышеупомянутой государственной стратегии. Общемировая практика такова, что агломерации складываются естественным образом, а в России почему-то предлагается формировать их по указке сверху. Мы же, в свою очередь, предлагаем использовать опорный каркас – не только столицы регионов, но также вторые и третьи города. Причём таких поселений в регионе может быть несколько (например, вторые поселения Красноярского края – это Норильск и Ачинск, а третьи – Канск, Железногорск и Минусинск). Только так можно остановить бегство людей из Сибири и Дальнего Востока. Без опоры на вторые и третьи города все усилия в этом направлении дадут нулевой результат. В лучшем случае.

Мы разделили эти города на три категории: «точки роста», «зоны равновесия» и «депрессивные территории». Для «точек роста» предполагается диверсифицированное (разностороннее. – Прим. «АН») развитие, они могут поспособствовать предпринимательской активности на смежных территориях. Вторая категория, «зоны равновесия», – это ​места относительно устойчивой самоорганизации населения (вахта, промыслы, малый и микробизнес) при невысоком, чаще нулевом, росте промышленного производства и среднего бизнеса. Что же касается «депрессивных территорий», то они (без господдержки) на грани полнейшего социального упадка. Однако даже на них нельзя ставить крест. Исключение составляет относительно небольшое число населённых пунктов: согласно экспертным оценкам, даже среди тех моногородов России, что находятся в наиболее плачевном положении, лишь 8–12% поселений не имеют шансов. Поддерживать в них жизнь нет смысла, и государство должно предложить людям возможность переезда. Но, повторяю, таких городов минимум.

К слову, только половина мирового ВВП приходится на крупнейшие города. Другая половина приходится на те, что поменьше.

– Как же нам развивать малые города?

– Создавать условия для бизнеса. И речь не только о появлении новых предпринимателей, но и том, что выйдет из тени уже существующий бизнес. Скрытая экономическая активность вообще характерна для нашей страны, а на Дальнем Востоке она просто гигантская. При благоприятных условиях любой здравомыслящий человек, занимающийся предпринимательством, предпочтёт работать «вбелую», а это, как вы понимаете, налоги в городской бюджет. Кстати, о налогах. Ещё один необходимый шаг – оставить муниципалитетам и регионам значительную часть налоговой базы. И предоставить им реальную самостоятельность. Простой пример: почему для любого внешнего проекта (в том числе и такого, который реализуется совместно с другим регионом) губернатор должен лететь в Москву и получать соизволение? Может быть, ему у себя в Магадане виднее, чем в Москве, какие проекты благотворны для Магаданской области? Если у регионов смежные проблемы, зачем чинить им препятствия для совместных решений?

– Таковы страхи Кремля. Мол, самостоятельность регионов обернётся сепаратизмом.

– Эти страхи избыточны, никакого сепаратизма не будет, к тому же госбезопасность обеспечивается другими методами, а вовсе не налоговой политикой. Тех, кто выступает за самостоятельность муниципалитетов, почему-то называют ультралибералами, но в действительности они ультрагосударственники, потому что сильные муниципалитеты – залог населённости городов, залог благополучия регионов и Федерации в целом.

– Если для вас государство – лошадь, а бизнес – телега, значит ли это, что вы призываете к плановой экономике?

– Наоборот, я призываю к рыночной экономике. Давайте называть вещи своими именами: сегодня в России не рыночная экономика, а квазирыночная. В рыночных экономиках превалирует малый бизнес, а у нас его доля упала с 40 до 12%.

– Как вы оцениваете идею С. Шойгу построить в Сибири несколько новых городов?

– Я боялся этого вопроса! (Смеётся.) Наживу множество новых врагов, но, так и быть, отвечу. Полагаю, данное заявление – часть предвыборной риторики (С. Шойгу возглавлял список «Единой России» на выборах в новую Госдуму. – Прим. «АН»). Нужно развивать существующие города. Едва ли кто-то думает, что в Сибирь завезут миллион человек по комсомольскому набору. Требуются экономические стимулы. Бизнес идёт туда, где ему хорошо, а не туда, куда ему указывают (это опять же к вопросу о рыночной и квазирыночной экономиках). Классический пример – американский городок Гринвилл. Когда-то он был центром текстильного бизнеса, но со временем пришёл в упадок, потому что производство перенесли в Азию. Однако муниципалитет нашёл правильный подход – и в город пришёл BMW (сейчас там крупнейший завод BMW за пределами Германии), а затем пришли Volvo и Geely. На маленький город с населением 65 тысяч человек – три экономических гиганта!

И напоследок – немного актуальной статистики. Сибирский и Дальневосточный федеральный округа вместе занимают две трети территории России, но здесь проживает менее 17, 2% граждан. Если в 2016 году отмечался миграционный прирост в пяти регионах, то теперь – только в четырёх (Новосибирская область, республики Якутия и Алтай, Чукотский автономный округ). В остальных 17 субъектах – ​миграционная убыль. Только за 2019–2020 годы население СФО сократилось на 169, 5 тысячи человек, а население ДФО – на 64, 5 тысячи человек. При этом, согласно проводимым нами соцопросам, подавляющее большинство сибиряков и дальневосточников надеются жить там, где живут. Государство должно обеспечить им эту возможность.