27 июня прошлого года на заседании правительства было объявлено о начале процедуры внесения в Госдуму РФ проекта Закона «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук…». Ожидания от реформы были самые разные: от радужных (у чиновников), до апокалептических (у многих ученых). Сейчас, год спустя, настает время подводить первые итоги, что мы и попросили сделать некоторых известных ученых новосибирского Академгородка. Наш первый респондент - Николай Диканский, академик, советник Председателя СО РАН

– То, как год назад начиналась реформа, сразу показало, что ничего хорошего в этом нет. Это был какой-то партизанский наскок или рейдерский «наезд». Во всем этом угадывалось что-то нехорошее.

Напомню, что год назад произошли выборы Президента РАН. Он изложил свою программу. Но все то, что было в этом программном кейсе, инициаторов реформ не заинтересовало. Это было удивительно. Люди, которые оценивают деятельность Академии, они, как правило, не обладают необходимыми компетенциями. Они – посторонние люди. Как правило – не ученые. Ничего сами толком не сделали. Поэтому для них важны какие-нибудь числовые показатели, рейтинги, которые могут быть ложными или намеренно сконструированными. Они хватают американскую систему рейтингов, не понимая, что она не может быть приспособлена к нашей ситуации.

То же самое касается публикаций. Мы что теперь, не должны публиковаться в российских журналах? Так это вообще какой-то кошмар! А как будет молодежь расти, которая еще не успела нормально выучить языки?

Возьмем такие показатели, как Индексы Хирша. Как здесь быть тем людям, которые работали с технологиями двойного применения? Или возьмем коммерческие разработки. Их же не опубликуют? Это же бизнес. Если ты опубликуешь заранее, то тогда кто-то тебя опередит. Поэтому дилемма такая: либо Хирш, либо инновации в стране.

К сожалению, это действительно так. Хорошо, что хоть сейчас уже осознали, что институты, которые работали на военно-промышленный комплекс, ни под какого Хирша не подпадают в принципе. Это же совершенно очевидно! Ведь их работы закрытые.

Поэтому если говорить о том, к чему это привело или приводит, то мы здесь пока еще не все знаем. Скажем, они хотели и хотят сами назначать директоров институтов. Это что такое? А это примерно то же, что сейчас запускается в пятнадцати национальных вузах. Там предполагается, что ректора будет назначать Наблюдательный Совет. Но это же бред! Наблюдательный Совет не может назначать ректора! Ведь есть же коллектив, есть профессорский состав. Если вы назначите ректора, который вообще не знает университета, не знает коллектива, то что вы получите? Тут же начнутся склоки, увольнения. А это же расстройства, разлад работы!

Так вот, теперь они то же самое хотят сделать и с наукой. Интересно, что сейчас они предлагают выбирать директора научного института коллективом всего института. То есть и лаборантами, и рабочими, и обслуживающим персоналом. Раньше мы избирали директора только научно-инженерным составом. Потому что эти люди понимают компетенции этого человека. А теперь могут прислать «варяга», который начнет всё ломать, менять всю тематику. Всё – вы получаете взрыв и склоки. А если склока зародилась, то она почти навсегда.

В общем, последствия этой реформы еще, конечно, обсуждать рано, но уже видны симптомы. Например, дезинтегрировали академическую часть и институты. Это означает, что школы, созданные академиками, членами-корреспондентами, докторами, отрываются от самой школы. И школа может развалиться. Обычно всегда в школе лидер всё ведет, и когда он уходит, школа может исчезнуть. Поэтому дезинтеграция – это страшно вредно.

Еще один момент. У нас тысяча семь институтов. Как ФАНО будет с ними со всеми работать? Говорят, что создадут такое же количество кураторов. Это что, у нас будет тысяча семь длинноногих девушек, которые вообще ничего в науке не понимают?

Почему ФАНО не отвечает за решение жилищной проблемы, за закупку и доставку оборудования? Будет оно на все это доставать деньги? Научные сотрудники понимали, что нужно помочь молодым ребятам в приобретении жилья. Ведь так сохраняется школа, и они, таким образом, заботились о своих учениках. А о ком будет заботиться вот эта дивизия «манагеров»?

Это, по меньшей мере, странно. Вот сейчас мы распределяем квартиры, которые были построены в прошлом году. Раньше об этом думало руководство СО РАН. И теперь СО РАН отдает эти квартиры сотрудникам ФАНО! Это парадокс! Ведь сейчас это разные ведомства. И эта ведомственная разобщенность – очень плохо.

Фактически, уже произошла дезинтеграция как по вертикали, так и по горизонтали. В то время как самые интересные результаты приносит как раз интеграция. У нас система подготовки НГУ – СО РАН – блестящий пример того, как интеграция содействует развитию системы. А теперь университет фактический отрывают от Сибирского отделения!

Так что, если говорить об итогах реформы, то пока эти итоги не очень хорошие