Версия для печати
Вернуться к списку

Присоединяйтесь к «тайному сговору»!

Обычному человеку сложно понять, что происходит в лабораториях, и деятельность учёных зачастую кажется людям чем-то вроде «тайного сговора»

Научный редактор журнала «Вокруг света» Александр Сергеев уверен, что, не доверяя науке, общество теряет большие возможности и наказывает само себя. Именно поэтому так нужна массовая популяризация работы ученых.

Справка: Александр СЕРГЕЕВ, научный редактор журнала «Вокруг света»

Разделяете ли Вы мнение, что отсутствие популяризации науки не просто не способствует ее развитию, но и может нанести ощутимый вред ученым?

— Проблема в том, что если всё время не поддерживать доверие к науке, она вполне может его лишиться. Люди верят слухам. Если не демонстрировать положительный опыт науки, конкурирующие за всеобщее внимание идеологии в одночасье представят его отрицательным. Что, собственно, мы и наблюдаем — например, все эти попытки оспорить теорию эволюции... Они могут казаться курьёзом, но, в действительности число людей, которые сомневаются в науке, уже сейчас опасно велико.

В феврале Клуб научных журналистов проводил большой интернет-опрос, в котором в числе прочего специально задавались провокационные вопросы типа: «Верите ли вы, что наука экспериментально докажет существование Бога?» или «Ожидаете ли вы использования телепатии для связи?». Всего было около десятка подобных вопросов. Оказалось, что около 30 % опрошенных хотя бы на пару таких заведомо бредовых идей ответили положительно. И ведь на основе таких представлений люди принимают решения, как личные, так и ответственные государственные.

Вот сейчас в общественном мнении полностью «завалили» генно-модифицированные продукты. А ведь это реальный научный прорыв, открывающий возможности решения огромного количества проблем: экономических, гуманитарных, в какой-то степени — даже политических. Но на данный момент доверие к генно-модифицированным продуктам подорвано. И случилось это потому, что наука не занималась нормальным разъяснением своих результатов, а вот конкуренты самого разного толка, от религиозных до чисто экономических, вовсю дезинформировали общественность. В результате внедрение генно-модифицированных продуктов резко заторможено.

Нечто похожее имело место и в ядерной энергетике. После серьезных аварий, которыми сопровождалось ее становление, возникла радиофобия. Безопасность новых атомных реакторов радикально повышена, но никто не подумал о том, как донести эту информацию до общественного сознания. Ведь для этого мало сказать: «Реактор безопасен». Надо, чтобы было представление о том, из чего эта безопасность складывается, нужны общенаучная грамотность и доверие к науке. А откуда им взяться, если нет популяризации?

Зеркальная ситуация в медицине. СМИ охотно рекламируют разнообразные сомнительные медицинские приборы и препараты, эффективность которых никто научно не проверял, а описание принципов действия на поверку оказывается наукоподобной демагогией. Причем многие медики искренне верят в подобные вещи. А в результате, когда эффекта потом нет, компрометируется нормальная наука. Я считаю, что это — серьёзная проблема. Искаженная картина мира приводит к неэффективным, а иногда и небезопасным решениям, как бытовым, так и должностным, а в конечном счете, и государственным.

Не преувеличиваете ли Вы опасность принятия таких решений на государственном уровне? Ведь должностные лица опираются не на информацию в СМИ или слухи, они по долгу службы более информированы...

— Разрешите привести вам пример. Несколько месяцев назад случился большой скандал, связанный с таможенным запретом на вывоз из страны образцов человеческих тканей. Где-то по каналам спецслужб пошел гулять миф о так называемом «биотерроризме». Якобы можно проанализировать ДНК и сделать «вирус против русских» или что-то в этом роде. С научной точки зрения это полная ерунда, но из лучших побуждений вывоз всех образцов человеческих тканей на всякий случай запретили. (Будто их иным путем нельзя добыть!) И в результате многие не смогли отправить за границу анализы, от которых зависели жизнь и здоровье людей. Я уверен, что ошибка была допущена исключительно по некомпетентности людей, принимавших решение где-то в недрах спецслужб. Сейчас данный конкретный вопрос разрулили. Но это никак не гарантирует от новых подобных эксцессов. Да, по должности чиновник должен в специальных вопросах полагаться на мнение экспертов. Но на практике если человек упорно верит в какую-то псевдонауку, он ведь и экспертов будет подбирать так, чтобы они его верования поддерживали. Например, сейчас в Петербурге действует активная группа учёных, которая доказывает вредность перевода часов на летнее время. Аргументация у них крайне сомнительная, но не исключено, что в какой-то момент тема может быть использована в чисто политических целях. Кому-то надо будет заработать на этом популярность, поднимут материалы, пойдут разговоры о «геноциде» и т. п.

Или другой пример: НПО им. Хруничева, одно из крупнейших предприятий космической отрасли, строит спутниковый двигатель, принцип которого противоречит третьему закону Ньютона, то есть, попросту говоря, люди занимаются разработкой вечного двигателя. И это все презентуется на пресс-конференциях, а наши большие информагентства на голубом глазу распространяют эту информацию. Потому что на всем тракте прохождения информации нет фильтра научной адекватности.

Всё говорит о том, что в наших спецслужбах были и по сей день есть псевдоэксперты, занимающиеся парапсихологией, астрологией, магией, колдовством и т. п. Есть подтверждения тому, что многие солидные люди не воспринимают науку как предмет, заслуживающий достаточного доверия.

Между тем для нормальной жизни обществу важно уяснить, что такое наука. Что это вполне конкретная методология познания, дающая наиболее надежные суждения об определенном круге вопросов — о явлениях в физическом мире. Наука не содержит в себе моральных принципов, не занимается поиском смысла жизни, даже на высшую истину она не претендует. Но она лучше всех отвечает на конкретные проверяемые вопросы: возможно ли вылечить такую-то болезнь? Работает или нет такой-то принцип? Получение ответов на такие вопросы требует больших затрат времени, высокой классификации и т. п. Естественно, обычному человеку, которому все эти подробности не видны, трудно убедиться в надежности науки. Он же понятия не имеет, чем и как занимаются учёные, их деятельность может казаться ему чем-то вроде «тайного сговора». Когда поднимаются такие настроения, наука теряет доверие общества, но тем самым это общество, само того не зная, наказывает себя, потому что оно теряет определённые возможности. Это — серьёзные потери. Поэтому популяризация науки так необходима.

Кроме популяризации науки для широких масс можно говорить о популяризации в среде самих ученых, студентов, абитуриентов. Какой вид популяризации, на Ваш взгляд, сегодня более актуален?

— Да, существует несколько вариантов популяризации. Я бы в первую очередь разграничил две её категории: общую и специальную. Общая популяризация направлена на самый широкий круг людей. Ее смысл в том, чтобы показать науку как важный социальный механизм и помочь людям доверять учёным. Специальная популяризация нацелена на вовлечение новых кадров в науку. В науке должна быть преемственность, чтобы старые учёные, уходя, передавали накопленный опыт молодым. Если то, о чём мы с вами говорили вначале, это проблема общества в целом, то привлечение новых людей — это проблема самой науки, хотя ею тоже надо заниматься на государственном уровне. Мне кажется, что сейчас гораздо важнее популяризация науки для общества, потому что нынешнее положение ведёт к разрушению рациональности, принятию некомпетентных решений, и уже как следствие — к упадку в целом. Проблема науки заключается не только в недофинансировании: во время гражданской войны, в 1920-х годах, она и то поднялась... Сейчас упадок связан именно с тем, что упал престиж науки. Я не говорю, что уменьшение финансирования здесь ни причём. Однако падение популяризации, которое было ещё больше, нанесло чрезвычайно серьёзный урон имиджу науки, который и его придётся еще долго восстанавливать. Самое главное — это заниматься общей популяризацией на разных уровнях. Для широкой публики достаточно фактически просто демонстрировать результаты с минимальными пояснениями — это уровень телевидения и массовых газет. Более детальный уровень — для тех, кто хотя бы немного интересуется темой. Это простые научно-популярные журналы, или, скажем, хорошие статьи в деловых газетах и еженедельниках. В них должно объясняется, в чём состоит суть дела. Редакторы печатных изданий часто считают, что такие темы либо скучны, либо недоступны для понимания читателей. Хотя на самом деле это совсем не так, читателям интересны эти вещи. Отчасти это связано с тем, что главные редакторы деловой и массовой прессы — люди с гуманитарным образованием, не имеющие представлений о естественных науках. Существует и третий уровень научной популяризации — для специалистов. Это уровень, на котором работают журналы «В мире науки», «Наука из первых рук», «Природа». Они публикуют материалы, понятные, ученым других специальностей. Скажем, пишут о физике так, чтобы понял биолог. Эти журналы также очень важны для популяризаторов работающих на первых двух ступенях, поскольку ориентируют их в том, что происходит сейчас в науке.

Можете ли Вы сказать, на какой вид популяризации науки сегодня в большей степени ориентируются западные страны?

— Я могу сказать, что по всем трем уровням популяризации науки мы значительно отстаём даже от маленьких стран Европы. Я недавно был в Чехии, зашёл в большой книжный магазин в Праге. Ассортимент научно-популярных книг на порядок больше, чем в наших центральных книжных магазинах. Причем англоязычные книги намного быстрее переводятся на чешский, чем на русский. И каким-то образом весь этот научно-популярный рынок там крутится, на все эти книги находится читатель. Это при том, что население всей Чехии примерно равно населению Москвы — около 10 миллионов человек. А у нас население — 140 с лишним миллионов, плюс ещё несколько русскоязычных стран СНГ. Но мы выпускаем меньше научно-популярных книг, чем маленькая Чехия.

В научном сообществе уже неоднократно звучало предложение создания цепочки: пресс-службы институтов — информцентр — СМИ. От чего зависит создание этой системы, понятной и журналистам, и учёным: только от госфинансирования или необходимы еще какие-то шаги?

Тут надо видеть структуру интересов. На поле популяризации работают две команды: государство+наука и пресса+публика. Публика своими деньгами и вниманием оплачивает работу прессы и ориентирует ее на свои интересы. Государство финансирует науку, но поскольку он платит из бюджетных средств, то должно отчитываться перед налогоплательщиком, объяснять ему, что и зачем оплачивается, какие получаются результаты. В этой информационной цепочке сейчас два разрыва. Во-первых, государство, финансируя науку, не ставит перед ней жестким образом задачу публичной научно-популярной отчетности. Поэтому в научных организациях нет пресс-служб, а где есть, они почти не работают. Если институт финансируется госбюджетом, там должно быть чётко сказано, что, скажем, 2% от суммы финансирования должны идти на публичную презентацию исследований. Во-вторых, нет понимания, что научная информация в том виде, в каком ее могут выдавать непосредственно научные организации, слишком сложна и разрозненна для прессы, для журналистов. Между ними должен быть компетентный посредник, централизующий и адаптирующий научную информацию к запросам журналистов. Это деятельность должна, конечно, финансироваться целевым образом. Она не может быть коммерциализована, но является инструментом решения важной социальной задачи.

Но участие государства в популяризации — это не только поддержка новостей науки. Это еще и дотирование авторов-популяризаторов. При нынешнем состоянии рынка, когда тираж научно-популярной книги не превышает нескольких тысяч экземпляров, автор не может окупить расходы на написание научно-популярной книги. Если мы хотим восстановить этот рынок и добиться на нем высокого качества, то нужен госзаказ на научно-популярные книги. Причем финансироваться должна именно авторская работа, а не тиражи — с печатанием и распространением издательства сами прекрасно справятся. И эта поддержка авторов должна быть щедрой — так чтобы научный писатель и художник могли посещать научные учреждения, получая информацию из первых рук, а в некоторых случаях даже поработать рядом с исследователями — в Европе такое практикуется.

Взять, например, международный проект экспериментального термоядерного реактора ITER. В ближайшие годы Россия потратит на него порядка 2 млрд долларов. Неужели в этой сумме нельзя изыскать сотню тысяч, чтобы прикомандировать к проекту научного писателя?

Нередко журналисты сталкиваются с нежеланием ученых обнародовать информацию об их исследованиях. Что с этим делать?

— Надо начинать с теми, кто хочет. Остальные подтянутся, когда почувствуют, что от этого зависит их работа. Со временем, как и на Западе, ученый должен будет радоваться, что журналист его заметил.