Институты вынуждены заниматься коммерцией
23.11.2011
Источник: Независимая газета, Андрей Ваганов
Никакие структуры не могут конкурировать с Академией наук в области фундаментальных исследований
О своем видении перспектив академической науки в России накануне общего собрания РАН в беседе с заместителем главного редактора «НГ» Андреем ВАГАНОВЫМ делится доктор физико-математических наук, академик, член президиума РАН, директор Института океанологии имени П.П.Ширшова РАН Роберт НИГМАТУЛИН.
– Роберт Искандерович, на ваш взгляд, предстоящее общее собрание Российской академии наук и выборы новых членов РАН – это стандартная, рутинная процедура? Или в данном случае мы можем говорить о каком-то их рубежном, символическом значении?
– Я не думаю, что это будут какие-то особые выборы. Выборы и выборы. Но всегда это нервы, суета особенно для тех, кто выдвигается. Да и для тех, кто выбирает. Но всякие выборы несколько встряхивают научное сообщество.
На 134 вакансии членов-корреспондентов выдвинуты более 1000 докторов наук. Таким образом, почти 900 будут не избраны. Половина из них будут обижены, а часть из них, наиболее «пассионарных», будут разгневаны. А к ним с большим удовольствием и энтузиазмом присоединятся «озабоченные» журналисты, которые опубликуют много статей и интервью. В этих публикациях они, ссылаясь на мировой опыт, который, кстати, они плохо знают, будут предлагать поменять систему выборов, отменить академические стипендии, превратить Академию наук в клуб. Как будто от этого состояние науки улучшится.
– Это взгляд изнутри научного сообщества. Но все отчетливее ощущается, что выборы в РАН не дают корреляции между ожиданием общества. Другими словами, и Академия наук, и выборы в РАН уже вне поля зрения общества. Хорошо это или плохо? И чем это можно объяснить?
– Да, действительно. Я помню, как лет тридцать назад имена всех выдвинутых кандидатов и результаты выборов в Академию наук СССР печатались в газете «Известия». Общество следило за этим. Но сейчас роль науки в мире упала, а у нас в стране – особенно. Общество ориентируется на артистов, которые создают иллюзии, и спортсменов, которые вызывают бурные эмоции. Научные работники ориентированы на реальные, сложные, а порой скучные и непонятные для публики дела.
Кроме того, в Академии наук есть проблемы, связанные и с возрастом ее членов, с падением престижа, с обнищанием. Всякое обнищание приводит к деградации. Все это коррелирует с тем, что вы сказали. Но за такое отношение к ученым мир пострадает. Раз роль науки упала, «мусор» поднимается на поверхность. Отсюда – расцвет всяких шаманов, колдунов, крикливые и бестолковые дискуссии по ТВ и прочее, а это «предвестье бед неумолимых».
Я все больше и больше убеждаюсь – наступает кризис европейской демократии, к которой мы стремимся. Мы говорим, что все люди равны – это правильно, перед Богом все равны, – но когда мы определяем, кого избрать президентом, депутатом, то голос профессора равен голосу человека малообразованного и малоподготовленного. И это противоречие стало актуальным. Через нынешние СМИ и особенно телевидение вам устроят любой спектакль, малокомпетентного и слабого представят как великого, мудрого и доброго человека, и половина народа проголосует за него. Я сужу и по Америке. Мои коллеги в США всегда были очень осторожны в высказываниях о своих государственных лидерах. А вот в конце президентского срока Буша-младшего мне нередко приходилось слышать от профессоров: «Буш – идиот, а наш голос тонет в общем хоре».
С помощью телевидения можно обмануть большинство народа. Кто победит в телевизионной дискуссии по военным проблемам: маршал Жуков или артист Михаил Ульянов, играющий роль маршала Жукова по «красиво» написанному сценарию и красиво загримированный? Конечно, большинство проголосуют за великого актера, и актер будет командовать и армией, и всем народом.
В науке при решении – что правильно, что неправильно – мнение одного профессора гораздо важнее, чем мнение ста студентов. Не все равны при принятии решений. Тут квалификация и опыт играют большую роль. Тем более что энергетический эквивалент решений современных экономических и политических правителей достигает сотен миллионов тонн нефти, и их ошибки и недобросовестность обходятся очень дорого.
Когда меня в 1987 году избрали членом-корреспондентом Академии наук СССР, я работал в Тюменском научном центре Сибирского отделения РАН. Я позвонил в приемную первого секретаря обкома партии Г.П.Богомякова и представился: такой-то, избран членом-корреспондентом АН СССР. Через минут сорок Г.П.Богомяков сам напрямую (не через секретаря) перезвонил мне. Он пригласил меня, часа три мы с ним беседовали, он изложил мне свое видение проблем нефтегазового комплекса Тюменской области – ключевого региона для экономики СССР. Вы сейчас можете себе представить, чтобы губернатор какому-то членкору позвонил?!
– Но сейчас в Госдуме – несколько академиков, в том числе нобелевский лауреат; Юрий Сергеевич Осипов, президент РАН, ветеран правительства России, член президиума правительства уже лет пятнадцать, наверное. Много правительственных и президентских комиссий, в которых работает большое количество ученых, в том числе академических…
– Я тоже был депутатом Госдумы, тоже был в одной из таких комиссий, заседавшей в Кремле. В комиссии – человек тридцать. Обсуждаем проект постановления. От науки я был один, и мое предложение о том, чтобы не вычеркивали из проекта постановления положение о необходимости учета производственного опыта при подборе руководителей отрасли, отвергли. А ведь сегодня это очень актуально. Мы там все – поодиночке.
Но это все-таки механизмы, о них можно спорить. Общая же тенденция в мире и в России – падение престижа науки, ее авторитета и влияния. Хороший индикатор – зарплата. Зарплата профессора была такой же, как у министра или первого секретаря обкома (по нынешним меркам – губернатора). А сейчас зарплата профессора в несколько раз уступает зарплатам депутатов, менеджеров и чиновников средней руки.
Грубейшая ошибка правительственных чиновников считать, что они все сами знают. Напомню, что за весь XIX и XX века ни об одном первом руководителе страны мы не вспоминаем без очень серьезных отрицательных оценок. Боюсь, что ХХI век продолжит эту трагическую ситуацию с оценкой деяний российских царей, генсеков и президентов. Россия нуждается в крупномасштабных, научно обоснованных и действенных решениях в интересах народа.
– Даже учитывая всю серьезность ситуации с наукой, вам не кажется, что избранная руководством Академии наук тактика и стратегия – замкнуться, сохраниться в этих действительно критических условиях – не приводит ли она к тому, что Академия наук превращается в «этнографические консервы»? Нужна ли в этой ситуации реформа РАН?
– В РАН многое нуждается в совершенствовании. Члены РАН об этом говорят на общих собраниях РАН. Но я встаю на позицию руководства академии и понимаю: как все зыбко. Скажи что-то не то, пострадает вся академия.
Ведь какая сейчас идеология? Мол, Академии наук в 2008 году увеличили в несколько раз финансирование, а отдачи нет.
Во-первых, отдача есть. Во-вторых, никакая структура, в том числе и Сколково, и Роснано, и Курчатовский ядерный центр, который стал заниматься когнитивными исследованиями, не могут сравниться с объемом исследований, выполняемых в институтах РАН. Хотя я поддерживаю организацию указанных структур для стимулирования инвестиций в хай-тек. Но только не надо ставить их в привилегированное положение по сравнению с РАН при обеспечении госбюджетными средствами.
В области фундаментальных исследований и университеты России не могут конкурировать с Академией наук и несколькими НИИ великого МГУ имени Ломоносова. Объем исследований на кафедрах университетов не может сравниться с ведущими академическими институтами. Кафедры перегружены преподавательской работой. Я могу говорить об этом ответственно, потому что заведую в МГУ кафедрой газовой и волновой динамики. И я поддерживаю усилия Министерства образования и науки по существенному увеличению финансирования науки в университетах.
В России благодаря Академии наук затраты на науку, отнесенные к числу статей в рецензируемых журналах, являются самыми низкими в мире. Разве это не высокая эффективность РАН? Наших ученых приглашают в лучшие университеты и лаборатории мира. Скажите, каких менеджеров и чиновников приглашают в лучшие компании?
И, наконец, в качестве характерного примера обратимся к Институту океанологии. Из бюджета РАН мы получаем на экспедиции 30 миллионов рублей. А чтобы работали в экспедициях наши пять исследовательских судов, нужно более 3 миллионов в день только на топливо и содержание команды! Значит, из бюджета РАН мы имеем средства на 10 дней в году. Поэтому помимо хоздоговорных работ с промышленными компаниями дирекция должна заниматься сдачей в аренду части площадей, наших судов и т.д. Бюджетных денег нам не хватает даже на то, чтобы эксплуатировать здание института. А при советской власти в институте и судов было больше, и все они работали в научных экспедициях без перебоев.
Государство должно в полном объеме обеспечивать необходимыми средствами содержание научных институтов. Если институт работает плохо, то поменяйте руководство, но институт должен обеспечиваться ресурсами и не должен ничего сдавать в аренду. Это не наше дело – заниматься «примитивной» и подозрительной коммерцией. А сегодня мы вынуждены этим заниматься.
Часто звучит упрек – количество статей растет не так быстро. Но оно и не может расти быстро, ведь статьи по океанологии непосредственно связаны с экспедиционными исследованиями.
Сейчас расходы на науку, отнесенные к численности населения, в Китае больше, чем у нас. Надо задуматься. Должны соблюдаться нормы обеспечения науки. Если общество и государство еще больше понизят статус и усложнят жизнь и работу Академии наук, то Россия падет еще ниже.
Если мы хотим дать импульс академической науке, необходимо (именно необходимо) обеспечить РАН нормальным финансированием. Это главная проблема. Необходимо увеличить финансирование хотя бы целевым образом – на покупку приборов, проведение экспедиций, содержание наших зданий, поддержку молодых ученых, в том числе на реальное обеспечение их жильем. Надо в два раза увеличить и бюджет РФФИ. Безотлагательно.
Сейчас на Академию наук тратится около 60 миллиардов госбюджетных рублей. Нужно довести этот показатель – срочно! – до 100 миллиардов. Пусть с ограничениями: директорам институтов, академикам не повышать зарплату. А вот заведующим лабораториями, научным сотрудникам, инженерам и лаборантам и особенно молодым людям – безусловно, повысить. А коммерция у академического института может быть связана только с прикладными исследованиями и разработками.
Нужно передать несколько университетов в тех городах, где есть крупные научные центры РАН (Санкт-Петербург, Новосибирск, Екатеринбург, Владивосток, Казань, Уфа, Нижний Новгород и др.), в ведение РАН. Это бы встряхнуло наши академические институты в этих городах и активизировало их работу с молодежью, повысило бы их ответственность в жизни страны. И, самое главное, подняло бы уровень этих университетов.
– Часто, когда заходит речь о современном состоянии РАН, предлагают разделить ее естественно-научную часть и гуманитарную. Ваше мнение?
– Это характерный пример мышления всех непродуктивных, но избыточно активных реформаторов – давайте что-то объединим или разделим.
Академия наук «вылезет» из организационных проблем, если будет обеспечено финансирование наших исследований. Почему-то общество мирится с гигантскими отчислениями олигархам, гигантскими зарплатами топ-чиновников и топ-банкиров, хотя в целом они работают очень плохо. Но при этом считает копейки в академических тощих карманах.