http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=93c7fa9f-38ac-4330-98c2-4419704eab36&print=1© 2024 Российская академия наук
Лев Дмитриевич Гудков – доктор философских наук, социолог, директор Левада-Центра.
Общественные науки должны делать то, что не умеет, но делает власть
Про силу социологии много можно узнать из результатов исследований, но эта наука вряд ли вызывает самую сильную реакцию общества. Правда, у нее есть посредники. Это та часть общества, которая может проанализировать и прокомментировать результаты, чтобы дать свою интерпретацию тем вопросам, смыслам общественных реакций и соответственно – оценкам, мнениям, значимым для довольно широкой аудитории.
Я знаю только один случай, который действительно вызвал сильную общественную реакцию. Это было в 1995 году, когда мы задавали вопрос о последствиях чеченской войны, о том, надо ли ее продолжать. И результат был такой: если война не закончится, то Ельцин не выиграет президентские выборы.
И это был единственный в моей практике за все 30 лет случай, когда действительно российская социология могла на что-то повлиять. В остальных же – это скорее обслуживание власти, ее информационное и пропагандистское обеспечение.
Конечно, это еще связано с особенностями нашего общественного сознания. Правда, тут нельзя забывать, что на социологические исследования реагируют у нас максимум 10–12% населения. Это в основном политики, журналисты и ангажированная публика.
Всю историю человечества пронизывают очень банальные истины. Одна из них проще простого: все, что навязано человеку силой, обречено. Свобода выбора, и только она, приносит нам всем истинное наслаждение жизнью. Но это большая проблема для самой социологии.
В западных демократиях задачи и проблемы ставят в первую очередь не власти, а гражданское общество. Там социология – это преимущественно университетская история, которая решает для общества куда более серьезные задачи, чем наши аналогичные институты, которым приходится заниматься преимущественно рейтингами, чтобы не уронить популярность того или иного важного лица.
Я почему-то часто вспоминаю, как во время Второй мировой войны в США очень важные опросы проводила гражданская группа «Адорно», которая выявляла профашистские настроения в самой Америке. Причем через те каналы, по которым эти античеловеческие идеи транслировались. Это вызвало сильный резонанс, возбуждение судебных исков и закрытие, по сути, нацистской газеты. Тогда же американские социологи разработали и провели опрос на тему: «Что делать с нацистской Германией после ее капитуляции». И это исследование они провели не после войны, а еще в самое горячее ее время, когда даже не было ясно – кто победит.
За этим стояли не спецслужбы, а социологи, волонтеры от гражданского общества. Это были меры, которые позволили не преследовать весь немецкий народ, а привлечь к суду и наказанию виновных, уничтожить корни нацистских институтов. Это все потребовало от общества немалых усилий. Особенно в первые послевоенные годы, когда энтузиасты столкнулись с резким неприятием этих мер немалым числом немцев.
Но вскоре ситуация стала меняться. Этому помогла какая-то невидимая солидарность как самих немцев, так и европейцев. Впрочем, после такой войны неудивительно стремление нормальных людей друг к другу.
Однако и не совсем нормальные тоже собираются в свои группы по интересам. Нам это в первые месяцы 2020 года наглядно показал коронавирус. Он быстро разделил людей на тех, кто подчиняется правилам проживания в условиях пандемии, и тех, кто говорит «чихать мы хотели». Сразу следует сказать, что тех, кто хочет чихать, надо тоже попробовать понять. Откуда у них существует недоверие к врачам, администрации, чем мотивировано такое отношение, почему существует аллергия к масочному режиму. Это во-первых.
Во-вторых, какое удовлетворение демонстративно получает человек, нарушая введенные правила и нормы? Что это: бравада, самолюбование, лихость? Или просто глупость? Последнее качество я бы не стал скидывать со счетов.
Однако есть и тотальное недоверие к государственной медицине, которая предназначена не облегчить страдания людей, не помочь, а обеспечить им исключительно трудоспособность, сделать их функционирующими единицами. Именно на это направлена в очень большой степени наша медицина.
И это люди понимают, отсюда появилось недоверие. Тем более что у многих затронуты жизненные интересы, потому как уже принудительным образом закрываются многие как частные бизнесы, так и рабочие места. И это не только наши явления, то же самое – и в Европе.
Поэтому мы не найдем какого-то одного объяснения тому, почему есть сопротивление ношению масок. Здесь и недоверие, и частные интересы, и, наконец, просто кипучий идиотизм. По нашим опросам, стойкое недоверие к маскам вызывают действия властей, которые якобы скрывают истинные масштабы пандемии. Причем 33% опрошенных уверены, что данные по заразившимся и умершим сильно занижены. Но в то же время 28% считают, что данные наоборот завышены. И только 22% уверены, что информация адекватна картине происходящего. Это лояльная и послушная часть граждан.
Таким образом, две трети опрошенных не верят в происходящее.
Но если рассматривать картину в европейском масштабе, то там довольно большое разнообразие в том, что происходит. Потому как появились самые разные стратегии борьбы.
Самая мягкая программа – в Швеции. Она учитывает разнообразные интересы – от бизнеса до медицинского обеспечения. Правда, в Швеции смертность очень низкая, и они неплохо справляются с ситуацией в целом.
Другое дело – Италия или Франция, где социальные меры периодически вводятся, но это не дает зримых результатов. Кроме того, в этих странах большое сопротивление граждан, особенно молодежи, людей бизнеса и сервиса. Недовольными остаются и те, кто больше затронут карантинными ограничениями. Поэтому итальянцы и французы недовольны больше других.
Если взять пройденный этап пандемии, то, на мой взгляд, самой большое раздражение в любой стране вызывает даже не высшая власть, которая все-таки всегда может проявить свою силу. Раздражение больше всего канализируется на бюрократии. Чиновничество всегда оценивается населением хуже, чем любые другие слуги народа. Но что делать, эти люди сами выбрали такую стезю.
В этом смысле гораздо лучше воспринимается работа губернаторов. Прежде всего потому что она почти всегда на виду. И даже когда губернатор делает ошибки, люди часто видят, как он пытается исправить свои действия. А может даже посоветоваться с народом. А вот правительство в этом раскладе уже не так близко к гражданам.
Но зато оно всегда ближе к телекамерам.