Версия для печати
Вернуться к списку

Вот так - не больно?

До недавнего времени из 100 человек, которым был поставлен диагноз миелолейкоз, умирали 100, из 1000 - 1000. Сегодня есть препарат, который дает 90-95% выздоровлений.

Сегодня идет массовое растление медицинских работников. Больной никак не должен быть связан с денежными потоками. Врач не должен видеть кошелек больного.

Это удивительный человек. Добрый. Какой-то громадный. Не буквально, по ощущениям. Стоя с ним рядом, чувствуешь защищенность. Это врач - каким он действительно должен быть и каких сейчас очень мало. Академик РАН, РАМН, профессор, главный гематолог страны, бывший министр здравоохранения Российской Федерации, директор Гематологического научного центра РАМН, человек, чьи родители и дети посвятили жизнь службе здоровья. Андрей Иванович Воробьев с поразительной решимостью и бесстрашием рассказывает про ужасающую ситуацию в сегодняшнем здравоохранении, и слова его поистине на вес золота.

О Гематологическом институте

Вот вы пришли в Гематологический центр. Тут лечат больных с опухолями системы крови, анемиями, кровотечениями и тромбозами. А знаете, что здесь есть помимо крови? Здесь Центр трансплантации почки. Зачем, спросите вы. А нельзя без этого. Лечение опухолей крови останавливает работу почек у каждого пятнадцатого больного. Поэтому нужен диализ. А где диализ, там и трансплантация...

Здесь же - родовспоможение. Если беременная где-то в Хабаровске заболела лейкозом, везите сюда, дорогие мои, или в Екатеринбург, там специалисты не хуже. Сохраним жизнь и ребенку, и в большинстве случаев больной матери. Если прервать беременность, умрет и она, и плод. Поэтому занимаемся родовспоможением. В сверхтяжелых условиях.

У нас есть скорая помощь для больных с тяжелыми кровотечениями, которая носится по родильным домам всей Москвы.

Нейрохирургия - если у больного произошло кровоизлияние в мозг. А это дежурное осложнение, т. к. на фоне острого лейкоза имеет место нарушение свертываемости крови. Спасти такого больного можно только при немедленном вмешательстве. У нас есть такой хирург. Больной с вероятностью 40-50 % останется живым. Раньше это не обсуждалось. 100 % смерти.

"Игра" серьезная: жить или не жить. В России смертность родильниц была в 8 раз больше, чем в Европе. Теперь всего в 4 раза. Мы уронили этот показатель вдвое - и все это сделал микроскопический коллектив Гематологического центра для всей страны. Но надо двигаться дальше.

О несуществующей проблеме доноров

Никакой проблемы доноров нет. Донорство цельной крови прекращает свое существование. Нам не нужна цельная кровь, нужны врозь три компонента крови: плазма - больше всего, эритроциты - меньше и еще меньше - тромбоциты. И брать у донора компоненты крови надо раздельно.

Но Россия вдвое уступает Европе и втрое США по количеству доноров на 1000 населения; в 10 раз меньше переливаем эритроцитов, чем в США, в 100 раз меньше переливаем тромбоцитов.

Что значит - переливаем меньше или больше. Можно перевести на общедоступный язык. Сегодня переливают компоненты крови - тромбоциты, эритроциты, плазму - только, выражаясь медицинским языком, по витальным (жизненным) показаниям, т.е. если не перелить, то больной может умереть. Вот и считайте, как страна выглядит на цивилизованном фоне.

А речь идет о самой передовой стране в области переливания крови. Мы первые открыли Институт переливания крови. Мы сделали лучшую службу крови во время войны. Сейчас искусственно, своими руками, разрушена служба крови. Ее из общегосударственной превратили в двуликую: федеральную и муниципальную. Это точно так же, как делать патроны того калибра, какой кому захочется.

О лечении за границей

Олигархи не хотят вкладывать деньги в отечественную медицину. Они думают, что если вдруг их беда коснется, то они получат оздоровление на Западе. Что сказать... Если легко больны - получат. Если тяжело - шансов мало.

Результативность лечения за границей мы знаем и цены на это лечение знаем. Врачи там не хуже, но и не лучше. Но там - не дома. И часто случается большой временной разрыв от момента, когда надо помочь, до того, когда реально помогают. Именно это и дает суммарно плохие результаты.

Пересадка костного мозга за границей на круг существенно дороже. Технически все это одинаково, по оснащению одинаково и лекарства все одинаковые.

Пересаживать костный мозг прекрасно умеют в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Новосибирске, Самаре. Результативность не уступает мировой. Мы можем пересаживать костный мозг когда угодно; можем находить доноров.

Делать единый донорский центр в стране, конечно, надо. Но при той системе разобщенности, при которой каждый город имеет свою медицину, это сложно.

Человек биологически запланирован на 30 лет, как и наш ближайший предок шимпанзе (на воле). Один из этапов перехода на новый уровень продолжительности жизни кроется в успехе лечения опухолей. С возрастом их частота возрастает. Но сегодня мы получаем такие результаты лечения опухолей, в частности опухолей системы крови, где может быть результативность по отдельным болезням принципиально лучшая в мире. Это не случайно: выучены были врачи хорошо, и у нас есть забытая многими человечность. Противоопухолевое лечение очень легко повреждает нормальные ткани. Конечный результат определяют и противоопухолевые препараты, и умение выходить того, кто от этих препаратов пострадал. Эта подсобная часть важна так же, как и основная. Можно сказать, что среди опухолей крови, лейкозов многие дают 90-95 % выздоровлений без пересадки костного мозга. Это поразительный результат.

Вот график, называется он "Выживаемость больных... ". В этом графике две кривые линии, каждая из которых отражает результат определенной схемы лечения. При одной - выживаемость 0 %, при другой - около 100 %. Эти графики даже комментировать не надо. Все эти результаты - только на базе нашего и очень малого числа других центров. А почему не везде? Но это уже не столько наша, сколько социально-политическая проблема.

О медицинской промышленности, вернее ее отсутствии

Наша страна имела второе в мире место по производству антибиотиков. Теперь она их не производит. Все само умерло? Пока остались кое-какие кадры, все можно восстановить. Но не делается ничего!

На днях в нашем институте закончился традиционный весенний декадник. На него съехались гематологи всей страны - около 300 человек, которые записали новое, то, о чем им рассказали. Записали и спросили: "Это же очень дорого?!" Что можно им ответить?

Лекарства такие дорогие потому, что мы позволяем быть монополистами другим странам.

Когда изобрели препарат гливек, который делает больного хроническим миелолейкозом здоровым, я бросился к большому начальству, а встретил стену непонимания. Наверное, такой же Воробьев побежал к своему министру в Дели, в Пекине. Разница между Дели, Москвой и Пекином заключается в том, что мы имеем очень сильных биотехнологов, а им еще надо таких готовить. Но в отличие от нас Дели и Пекин сделали аналоги гливека и лечат своих больных. У нас же на создание этого препарата не дали ни копейки. Пока есть Институт биоорганической химии им. Шемякина и Овчинникова Академии наук, мы очень многое можем. Пока на эти работы кое-какие деньги дало Министерство науки.

Вообще, наши отношения с Минздравсоцразвития выглядят довольно странно. Когда надо лечить больных, они их к нам направляют. Когда мы обращаемся с деловыми предложениями по реформированию службы, нам просто не отвечают.

О разорительном национальном проекте "Здоровье"

Если бы можно было опубликовать обсуждение 30 сентября 2006 г. в Общественной палате дел здравоохранения, я боюсь, что у людей волосы дыбом бы встали. Правительство выделило на проект "Здоровье" 131 млрд. рублей. Где они? Что сделано? Нет ответа.

Правда, вначале закупили большую партию противоопухолевых, противолейкозных лекарств, факторов свертывания для больных гемофилией. А в 2007 г. не закупили достаточного количества противоопухолевых, противолейкозных лекарств. Но иных препаратов нет. И больные стали умирать. Вместо покупки лекарств решили строить новые лечебные центры, выделив на это 19 млрд. рублей.

Как можно употребить 19 млрд. (!) рублей из тех 131 млрд. , чтобы они пользы не принесли? В нашей стране было избыточное количество больничных коек в пересчете на душу населения. Кстати, на это в свое время обращал внимание и президент страны. И вот на эти 19 млрд. начали строить новые помещения. Минздрав по своему усмотрению запустил строительство 14 новых "комбинатов здоровья".

Тендер на строительство выиграла немецкая компания. Она будет делать блоки, грузить их на морские суда (поскольку на ж/д платформе они не помещаются). Суда привезут блоки в Санкт-Петербург, там их перегрузят и по рекам доставят в Астрахань, Краснодар, Красноярск и т. д. Профильность центров будет следующая: сердечнососудистая хирургия; травматология; эндопротезирование; нейрохирургия.

Кто планировал эти центры? Минздрав с кем-нибудь из крупных специалистов обсуждал? Нет. Почему тут нет онкологии? Ведь каждый третий умирает от опухолей. Потому что в этой области самые большие достижения по лечению больных. Они не нужны тем, кто решил целенаправленно разрушать медицину и страну. Слишком зло? Но "всякое дерево познается по своему плоду... ".

Срок эксплуатации зданий центров рассчитан на 15 лет. Кто там будет работать? Сегодня все специалисты расписаны. Деньги будут вложены, и только лет через 15 там могут появиться специалисты - вырастут из молодежи, но как раз в этот момент центры прекратят свое существование. Т. е. в итоге - деньги угроханы, а результатов не будет. А ведь только наш Гематологический центр имеющимися у него силами может пересаживать тазобедренный сустав (одна из самых частых травм у стариков) в десять раз чаще, если увеличить поставки этого эндопротеза (он дорогой, цена около $3 тыс. ).

О том, как законно убить человека

У меня такое ощущение, что у некоторых есть идея спасать людей, а у кого-то есть идея уничтожить эту страну. Когда-то Маргарет Тэтчер сказала примерно следующее: "Вас слишком много. Хватит с вас и 50 миллионов населения" (чтобы добывать для "них" нефть и другое сырье).

Поэтому, если средоточием научных знаний является Академия медицинских наук, ее надо разгромить. Если мы перестанем обучать высоким технологиям в институтах академии, то потребность в этих технологиях не возникнет.

Если правительство выделяет на здравоохранение большие деньги, то эти деньги надо направить не туда.

До недавнего времени из 100 человек, которым был поставлен диагноз миелолейкоз, умирали 100, из 1000-1000. Сегодня есть препарат, который дает 90-95 % выздоровлений (или очень долгой здоровой жизни). Вы этого человека ни на каких приборах не отличите от здорового.

Как сломать хорошие результаты в борьбе с миелолейкозом? Надо сначала дать больным лекарства, а потом - не дать. Другой способ - давать лекарства только инвалидам. А если он не инвалид? Он пока относительно здоров, но если ему это лекарство не дать - погибнет.

Сейчас с лекарственного довольствия, как мне доложили, сняли 557 человек. Они погибнут. Не половина, не четверть, а все. Это не частный случай, это касается вообще онкологической и онкогематологической помощи.

Юридически речь идет о 124-й статье УК РФ (неоказание помощи, приведшее к смерти). Можете считать сказанное официальным обращением к генпрокурору Юрию Чайке с просьбой возбудить уголовное дело.

О том, как лишают лекарств в провинции

Прислали письмо из региона N, в котором глава комиссии территориального органа Федеральной службы по надзору в сфере здравоохранения и социального развития пишет о якобы нарушениях в лечении хронического миелолейкоза гливеком:

"При назначении дорогостоящих препаратов не учитываются результаты проводимой ранее терапии".

А их и нельзя учитывать! Есть диагноз "хронический миелолейкоз", и надо давать гливек и ничего больше. Только это!

Вот тут еще написано: "Обоснование назначения дорогостоящих препаратов подтверждать записью в амбулаторной карте с подписью зав. гематологическим отделением, зам. гл. врача, зам. гл. врача по амбулаторно-поликлинической работе... "

Ужас! А если они не подпишут?

Минздрав осенью отнял у Академии медицинских наук прямое финансирование по дорогостоящим видам лечения. Он теперь дает эти деньги через себя. Странное явление. Вот уже месяц с лишним эти деньги нам не переводят. Подобная "шутка" была осуществлена предыдущим министром, и тогда вместе с М. И. Давыдовым посылали телеграмму В. В. Путину. На следующий день получили деньги.

У нас месяц нет оплаты лекарств! Пока больные не умирают, но только потому, что продающие организации дают нам препараты под "честное слово". А если прекратят - больные погибнут.

Финансирование не может быть прерывистым. Пожар нельзя тушить с перерывом на обед. Минздравсоцразвития развязал гражданскую войну против медицины. И он ее добивает.

Стоимость лечения (медикаментов) больного у нас иногда достигает 1 тыс. долларов в день. Таких денег у больных нет.

Мы стали вылечивать саркому желудка. Никаких операций, только химиотерапия. Уверен, в ближайшие годы рак желудка не будут оперировать, будут уничтожать, как и саркому, химическим путем.

Нельзя говорить, что сегодня можно вылечить любое тяжелое онкологическое заболевание крови. Но продлить жизнь, за редким исключением, можно почти всем. Смертность в стационаре ничтожная. Наше отделение уникально. Одноместные палаты, в каждой палате санузел. Вентиляция самая обычная. Дело в том, что там, на уровне 5-го этажа, заразных микробов не бывает, поэтому не надо усложнять вентиляционную систему.

Концентрировать больных опасно, т. к. они заражают друг друга.

О платной медицине

Платной медицины не должно быть в крупных больницах, центрах. Сегодня идет массовое растление медицинских работников.

Вот служебная записка, настоящий ультиматум. 143 человека среднего и младшего медицинского персонала жалуются на снижение зарплаты. За предыдущую неделю от нас уже ушли 12 сестер. Почему? Потому что мы - федеральный центр, а за забором, в городе, платят 22-24 тысячи медсестре, а мы - 15-18 тысяч. И они уйдут, эти квалифицированные сестры будут в обычных больницах заниматься куда более простой работой, но за большие деньги. А здесь работа остановится.

Как мы выплатим сестрам эти деньги? Вот мы и вынуждены заниматься платной медициной. Платить должно государство. Больной никак не должен быть связан с денежными потоками. Врач не должен видеть кошелек больного. Есть старая дореволюционная поговорка: "Больной сказал: "Ай!" , врач ответил: "Дай!" Но это позорная страница медицины.

На практике платная медицина такова. Есть квоты, т. е. кто-то дает разрешение на госпитализацию к нам. Зачем? Пускай лягут все. У больных же опухоль крови. Они же не приходят сюда танцевать. Почему на это должны быть квоты?! Это же издевательство над здравым смыслом. Но если ты сверх квоты - плати сам. Квота реально должна быть обеспечена деньгами. Для наших больных это порядка 500 тыс. рублей.

Кто-то приходит, говорит: "У меня такой-то диагноз. Положите меня, вылечите". А ему отвечают: "На вас денег нет". И он идет, занимает эти деньги, продает квартиру, дачу. Кому есть что продать - продаст, а другой...

Все это далеко за пределами человеческой морали и социального государства. Есть ощущение, что кто-то очень заинтересован в социальной нестабильности. Взять тех же больных, которых сняли с обеспечения лекарствами, они же пойдут бить стекла. Организуются. Им уже ничего не стоит пойти и что-нибудь взорвать.

О "нужных" и "ненужных" лекарствах

Источник больших денег в стране один: нефть. Поэтому дефицит средств в какой-либо отрасли происходит только от их неправильного распределения. Надо сегодня поступить так, как было в советское время, когда систему здравоохранения у нас копировал весь мир. Так решали судьбу туберкулеза. Создали институт, диспансеры, единую тактику и ликвидировали массовый туберкулез. Так поступали с ревматизмом. В свое время так были ликвидированы тифы, малярия. Сейчас таким образом можно поступить с опухолями.

Раньше существовали учреждения, где была налажена профилактика. Не было запущенных опухолей в Кремлевке, в 3-м главке. И сейчас это можно сделать везде. Но кто должен взять на себя руководство этими учреждениями? На добровольной основе это должны делать имеющиеся научные центры РАМН.

В Российской академии медицинских наук есть Формулярный комитет, который из тысяч выпускаемых разнообразных лекарств выбирает жизненно необходимые. Их несколько больше трехсот. Этими лекарствами стационары, а по некоторым болезням и поликлиники, должны быть обеспечены для бесплатной выдачи больным. Список таких лекарств в Минздрав регулярно передается. А там могут из него выбросить важнейшие и добавить ненужные (в денежном выражении - до 20%). Эти ненужные составляют очень весомую часть затрат бюджета, направленного на покупку жизненно необходимых медикаментов.

Надо выполнять норму Конституции - лечение бесплатно. Это потребует денег, дополнительных, но не очень больших, если займутся делом специалисты. Организация здравоохранения - это тоже специальность.

С кого спрос

Безобразное положение дел в российском здравоохранении очевидно. Нет газеты, которая обошла бы вниманием теперешнего министра с обвинениями, и в самых резких выражениях. Сильно сомневаюсь в роли именно его личности в случившемся. Но времена безденежья прошли. Привычные для нашего слуха воздыхания по "нехватке средств" потеряли смысл. Почему же ничего не меняется?

В Послании президента страны о единственной отрасли социального блока - медицине - не было сказано ничего. Слова о сокращении смертности и росте рождаемости имеют ясный смысл: начиная с 1946 года каждые примерно 20 лет в стране отмечается некоторый подъем рождаемости. Сегодня - с нас спрос: что же делать? Конечно, советы со стороны напоминают положение болельщика на футбольном матче. Однако никаких объективных причин, мешающих возрождению медицины, нет. Мы не "болельщики", а "игроки". Только поэтому позволяю себе давать советы.

Что делать и с чего начинать

1. Спокойно надо признать, что искусственная конструкция - Министерство здравоохранения и социального развития, по крайней мере сегодня, не работает и министерство это надо разделять. Нищим пенсионерам нужны только деньги, а распорядиться ими сумеют они сами. Не то - в медицине. Тут нужна мощная организационная работа: по воссозданию медицинской промышленности, по повсеместному внедрению молекулярного понимания болезней (от диагностики до лечения). Генеральная задача на первых порах одна: прекратить массовые смерти от излечимых заболеваний. Можно за эталон взять инфаркт миокарда. Смертность при этом заболевании какая-то сохранится, но сегодня в одних учреждениях она колеблется вокруг 5-6 %, а в других - около 20 % и выше. Для крупных городов решение такой задачи начнется с перевода работы "скорой помощи" на режим патрулирования (как у милиции), чтобы сократить время от вызова до приезда к больному; надо будет хорошо поставить информационную работу о признаках болезни среди всего населения; в стационаре, куда привезут больного, надо будет установить ангиограф и обеспечить наличие стентов и т. п.

2. Надо закрыть это позорное явление - "централизованные закупки" - чего бы то ни было: и лекарств, и оборудования. Ведь закупают по ценам гораздо более высоким (иногда в разы), чем при розничных закупках. Сегодня на "откатах" от закупок (речь идет о почти узаконенных взятках) лекарств, оборудования, от финансирования строительства и ремонта, где в карман участникам идет от 10 до 30 и более процентов цены сделки, происходит растление целых пластов чиновного аппарата, администрации, даже отдельных врачей. Страна превращается в гигантскую воровскую панаму.

3. Восстановить действие Указа Президента РФ от 26 сентября 1992 года об отдельной строке бюджета, оплачивающей высокотехнологичные дорогостоящие методы лечения. Деньги должны идти в учреждения по факту выполненной работы, а не по воле отдельных чиновников аппарата Минздрава. Смысл того указа был в сохранении важнейших клиник медицинских НИИ, что и было достигнуто в то время, когда в стране все рушилось.

4. Вне всякой очереди в качестве общегосударственной задачи приступить к восстановлению антибиотической промышленности.

5. Вместе с законодателями, представителями местных административных органов приступить к реализации мечты всех сколько-нибудь ответственных организаторов здравоохранения: а) придания больницам, поликлиникам статуса юридических лиц;

б) придания заведующим кафедрами на базе больниц статуса руководителей клиник с подчинением им всего работающего персонала (младшего, среднего, врачебного). Именно кафедры медицинских вузов являют собой огромный резерв развития нашего здравоохранения.

6. А после окончания оборонительной войны с Минздравом, вздохнув полной грудью, Академия медицинских наук должна будет перейти в наступление на болезни - засучив рукава, прекратив всякие разговоры о науках "фундаментальных" и "прикладных", так как границы между ними в медицине иллюзорны.

Андрей Иванович Воробьев называет себя 100-процентным атеистом, но часто цитирует Евангелие. Он говорит про себя: "Я - старорежимный человек", но постоянно ссылается на новейшие достижения науки, и они ему действительно необходимы для сегодняшней работы. Он скромный, но явно гордится Гематологическим научным центром, в котором смерть превращают в жизнь. Он справедливый и честный, гиперответственный и немного сентиментальный. Он тот, каким должен быть настоящий врач, и никакие сомнения здесь уже неуместны.