Потрясение технологического ландшафта
02.11.2022
Источник: СТИМУЛ, 02.11.2022, Иван Данилин, заведующий отделом науки и инноваций ИМЭМО РАН
Геополитические обострения всегда подстегивают
глобальную технологическую гонку. Кажется, что ставки в ней уже сделаны,
однако, как учит нас предыдущий опыт, технологические революции — сложное,
продолжительное и комплексное явление, которое может далеко уйти от
первоначального хайпа
Мы наблюдаем существенные прорывы в генетическом
редактировании CRISPR/Cas9
Мировая
экономика проходит стадию глубокой инновационно-технологической трансформации.
Причем происходящие процессы только ускорены глобальным ростом геополитической
конфликтности, где в части инноваций рубежным моментом стала
торгово-технологическая война США и КНР, а кульминацией — конфликт Запада с
Россией. С одной стороны, формируется мощный стимул новой большой гонки держав,
что хорошо видно на примере искусственного интеллекта (ИИ). А с другой — в
мире, где кооперация перестает быть модным словом и уступает место идеологии
технонационализма, острота «больших вызовов» только нарастает.
Аналитики говорят об исторически беспрецедентном характере происходящей
трансформации. Нам, однако, представляется, что ситуация как раз очень
напоминает и начало, и середину ХХ века, когда бурный рост новых технологий и
инноваций на фоне больших войн радикально изменил все аспекты жизни общества и
мира в целом. Другой вопрос, что технологическая насыщенность процессов
возросла кратно, сами технологии стали более сложными и комплексными (включая
такие чисто социогуманитарные аспекты инноваций, как этика), а спектр рынков и
отраслей существенно расширился. В новых условиях понимание изменений и тем
более разработка стратегий требуют достаточно широкого кругозора.
ПРОСТРАНСТВО ИЗМЕНЕНИЙ
Прежде всего, мы наблюдаем существенные прорывы в таких широких научных и
технологических областях, как алгоритмы машинного обучения (наиболее крупный
блок технологий ИИ) или генетическое редактирование CRISPR/Cas9. Глубина
изменений, как и степень «зрелости» технологий, существенно разнятся. Однако
эти и иные области объединяет стремительный прирост патентования (в том числе
по патентным семьям), в 2‒4 раза превышающий годовую «норму» в 10%, а также
иногда даже более значительное увеличение числа научных публикаций.
Многие из этих технологий могут быть определены как технологии широкого
применения, то есть потенциал их применения выходит за пределы отрасли
происхождения, гарантируя расширение эффектов. Опуская вполне очевидную
универсальность информационных технологий, прекрасной иллюстрацией являются
аддитивные решения и синтетическая биология (конструирование или
перепроектирование с помощью технологий генной инженерии биологических модулей
и систем, в том числе не имеющих прямых аналогов в природе). Так, наиболее
известно применение 3D-принтеров в автомобильной и аэрокосмической
промышленности, где благодаря своим свойствам они могут создавать более легкие
и прочные — и выглядящие очень футуристично или биологично — детали и даже
целые изделия. Но, например, патентная статистика ЕС показывает наибольший темп
роста использования 3D-систем (до 40% новых патентов) в сфере здравоохранения:
от протезов и имплантов до сложнейшей «печати» целых органов. И это не говоря
об использовании аддитивных технологий в энергетике, электронике и иных
областях. Синтетическая биология в основном ассоциируется с сельским хозяйством
и биомедицинскими применениями, но серьезные работы идут и в сфере
промышленного материаловедения.
Но хотя обсуждение технологий позволяет приобщиться к неисчерпаемому
источнику интересных фактов и наблюдений, наиболее ценную картину происходящих
изменений дает все же рыночно-отраслевой разрез. Здесь можно выделить несколько
более или менее самостоятельных, хотя и глубоко внутренне взаимосвязанных
областей.
Производство и контроль 8 - дюймовых пластин
происходит в стерильной зоне, которая называется «чистой комнатой»
Одной из наиболее ярких остается системная трансформация промышленности —
от собственно материального производства до управления предприятием и
формирования цепочек добавленной стоимости. По различным оценкам, только в
своем узком понимании (автоматизация, сетевые и иные сопутствующие решения и т.
п.), мировые рынки так называемой Индустрии 4.0 к 2021 году выросли до 80 млрд
долларов и более. Что важнее, обширное применение ИИ, облачных систем,
промышленной и сервисной робототехники, 5 и 6G, экодружественных материалов и
иных технологий позволяют говорить не только о росте эффективности
технологических процессов и производительности труда и капитала. В долгосрочной
перспективе вероятна перестройка самой логики и архитектуры мировых рынков и
производственно-технологических систем, включая релокацию части производств и
превращение их в полностью безлюдные кластеры, изменение кадрово-компетенционной
структуры индустрии и т. д. Одним из показателей глубины изменений может
служить потенциал появления блокчейн-рынка мониторинга и контроля влияния
производственных цепочек на глобальное потепление, биоразнообразие и даже на
права трудящихся (в развитие практики исключения торговли африканскими
«кровавыми алмазами», неэтичной добычи кобальта в Конго или детского труда в
Азии).
Огромным рынком и быстрорастущей вселенной инноваций остается
здравоохранение (в развитых странах до 18% ВВП) — тем более на фоне
постепенного перехода крупнейших мировых экономик к опрокинутой демографической
пирамиде и становления глобального среднего класса за пределами государств
«золотого миллиарда». Ключевое значение играет цифровая трансформация: от
формирования цифровых медицинских карт и телемедицины до сложных систем анализа
структур патогенов и биоинформационных работ, от моделирования и разработки
лекарственных средств до новых систем мониторинга на основе персональных
устройств. Как показала пандемия COVID-19, в том числе опыт интернет-гигантов
КНР включая Alibaba, эти и иные процессы и направления сохраняют колоссальный
потенциал. Особенно в развивающихся странах, неспособных создать дорогостоящую
систему здравоохранения по западным лекалам и из-за этого с надеждой смотрящих
на цифровой мир. Другим фундаментальным трендом можно считать растущую роль
биотехнологических препаратов по сравнению с традиционными «химическими»
лекарственными средствами, прорывы в сфере генной инженерии и сопутствующих
областей. Эти тренды дополняет целая гамма решений в сфере персонализированной,
превентивной и прочих передовых областей медицины, например системы
таргетированной доставки лекарств, функционального питания, новых
диагностических систем — вплоть до уже упоминавшихся лекарственных средств и
3D-печати органов.
Крупным локусом рыночно-технологического развития является и энергетика.
Доминантным трендом остается экологизация, что определяет как развитие «умных»
систем, так и усиление тренда на использование возобновляемых источников энергии
(ВИЭ). Тем более что сейчас геополитика явно играет в пользу ВИЭ,
обеспечивающих (нередко иллюзорно) энергетический суверенитет. Чтобы показать
масштаб изменений, приведем лишь три факта. Рынки энергетического транзита в
2021 году превысили 750 млрд долларов. С 2015 года мощность вновь вводимых
объектов ВИЭ больше, чем у объектов традиционной генерации, причем в одном
только 2021 году было введено более 290 ГВт солнечных и ветровых
электростанций, что эквивалентно более чем 70% установленной мощности всех
действующих объектов ядерной энергетики и больше всей энергосистемы РФ.
Тенденция дальнейшего «озеленения» мировой энергетики вкупе с недостаточно
быстрым развитием аккумуляторных технологий актуализировали также вопросы
водородной энергетики, от накопления «лишней» энергии из вариативных ВИЭ до
генерации.
Устойчивы и тренды в автомобильной индустрии. В 2020 году парк
электромобилей превысил очередной психологический рубеж в 10 млн единиц, а по
итогам 2021 года Международное энергетическое агентство прогнозирует продажи в
районе 6,6 млн автомобилей (на 50% больше, чем в 2020-м). В стадию
технологической зрелости вступают и автономные транспортные средства, обещающие
целую гамму возможностей, включая снижение аварийности и оптимизацию трафика.
При этом за счет огромных доходов и спроса на постоянное развитие сохраняется
высокая роль автомобилестроения как своего рода акселератора новых технологий
для экономики в целом, включая цифровое проектирование, сверхсовременные, в том
числе «зеленые», материалы, человеко-машинные производственные системы
(отрабатываются как в рамках Индустрии 4.0, так и стартапами и компаниями типа
той же Tesla).
Впечатляющие изменения мы видим в космической экономике (около 370 млрд
долларов в 2021 году), которая благодаря быстрому росту рынков космических
данных и их востребованности во всех отраслях вновь стала одной из «звезд»
хайтека. Новые системы доставки и спутниковые решения (в том числе дальнейшая
миниатюризация, вплоть до роев нано-, пико- и фемтоспутников) и, главное, обработка
разнообразных космических данных создают новую реальность индустрии и ее
эффектов для разных субъектов и стран. Что же до освоения полезных ископаемых
на небесных телах или колонизация планет Солнечной системы, то хотя это все еще
и представляется скорее романтической легендой, чем реалиями завтрашнего дня,
но и здесь заметны подвижки, которые могут иметь вполне земное значение.
Наконец, с учетом роста численности населения и изменения климата
намечается четвертая аграрная — или вторая «зеленая» — революция в сельском
хозяйстве. И это касается всех аспектов функционирования индустрии, включая
производительность и экологичность благодаря достижениям биотеха, IT,
космических данных, новой «устойчивой» химии и проч. Видимо, следует ждать и
определенных изменений в организации самого рынка — опять-таки в первую очередь
в развивающихся странах. Последнее хорошо заметно на примере Индии, где для
преодоления модели, основанной на всевластии перекупщиков, фермерские хозяйства
получают шанс на платформизацию.
Конечно, этот список далеко не исчерпывающий. Масштабные, порой радикальные
преобразования происходят также в сфере развлечений, в науке и образовании, на
авиатранспорте, в урбанистике, в государственном управлении — даже в творческих
профессиях, где, например, технологии так называемых уникальных токенов NFT
обещают формирование нового крупного рынка экономики впечатлений, включая аналоги
Sotheby`s для цифрового мира.
Все это необозримое поле научно-технологического и инновационного развития,
однако формально определяется сравнительно небольшой группой прорывных, или,
иначе, перспективных (emerging), технологий точнее групп решений, наподобие ИИ.
Поэтому совершенно неудивительно, что дискуссия о мировом развитии и о
возможностях экономического прорыва в России неизбежно переходит на язык
технологических революций. Включая неизбывную веру в то, что ставка на самую
прорывную, наиболее передовую технологию способна решить проблемы человечества.
СКВОЗЬ МИРАЖИ ХАЙПОВ
Кажется, мы живем в бесконечной реальности кэрролловской Красной королевы,
где «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы
куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!». И уже нынешнее
поколение землян будет жить в курцвейловской технологической сингулярности.
Реальность, как всегда, сложнее. Рост глобальных вызовов, обострение
конкуренции за рынки, которую все больше подстегивает геополитика, ведут к
активизации научно-технологических работ по ключевым направлениям. Проблема в
том, что скорость, масштаб и глубина изменений нередко переоцениваются. Как
довольно ехидно заметил в свое время Питер Тиль, «отец» PayPal и культовый
венчурный инвестор, «мы мечтали о летающих автомобилях, а взамен получили 140
знаков [в Twitter]». И дело не в том, что та или иная технология недостаточно
революционна. Просто, как и в политике, революция — долгий и сложный процесс. И
в итоге все равно далеко не всегда получается мир «летающих автомобилей», а
строители этого нового дивного мира сплошь и рядом не доживают до роли
бенефициаров изменений.
Принять такой ответ непросто. Особенно если ты большая корпорация в мире
Красной королевы и отчаянно пытаешься понять, куда и как быстро бежать. Или,
скажем, стартап и хочешь правильно позиционировать себя для привлечения
инвестиций. Или чиновник, мотивированный на то, чтобы добиться достаточно
быстрого и видимого результата госпрограмм. Все это создает спрос на
технологический монизм и «хайпы». Тем более что их усиливают такие факторы, как
поиск финансовым сектором источников сверхприбылей в условиях избытка свободных
средств после более чем десятилетия политики «дешевых» денег. Или целый рынок
консалтинга, давно превратившегося в технологический бизнес и раздувающего
пламя технореволюций в надежде на новые контракты — и из опасения оказаться в
положении McKinsey, которая в 1980-х в оценила для AT&T рынок мобильных
телефонов к 2000 году максимум в 900 тыс. единиц.
Конечно, романтизм технологических революций все равно полезен для
привлечения новых инвестиций в инновации и для расширения кругозора и горизонта
планирования. Беда в том, что некритичное принятие его посылов лицами,
принимающими решения, — особенно соблазнительное в эпоху кризисов — чревато
серьезными рисками. Всем нам хочется, следуя яркому выражению знаменитого
авиаконструктора Роберта Бартини, бежать наперерез, чтобы обогнать лидера. Но
инновационно-технологическое развитие — даже самое революционное — мало
напоминает ловлю сказочной золотой рыбки прорывных технологий. Это, скорее,
работа цепи огромных рыболовецких траулеров, обеспечивающих промышленный
«вылов» идей и технологий — и их переработку в экономической процессы. Любые
технологические прорывы априори меж- и многодисциплинарны. Что даже более
важно, они требуют еще и новых кадров и компетенций, производственных цепочек и
инфраструктуры, новых бизнес-моделей и регулирования и даже новых потребителей.
Каждая из этих задач требует времени — и новых технологий, часто напрямую не
связанных с теми самыми «прорывными» решениями. Лучшей иллюстрацией является
интернет-экономика, от физического уровня оптических технологий и персональных
электронных устройств до специфических решений и услуг, необходимых для
разработки, продвижения и монетизации яркого контента. Подчеркнем, что речь
идет не о распылении ресурсов или расфокусированных приоритетах, но об
инновационной, технологической — и экономической комплексности любых избранных
приоритетных технологий.
Наконец, стоит напомнить и о том, что какой бы трансформационной ни была
технологическая революция, она остается не только (и не столько) техническим,
но и экономическим феноменом. И без решения экономических задач она
неосуществима, что часто забывается в логике хайпов, провозглашающих
техно-солюционистское видение мира, то есть идеи, что сами технологии решат
едва ли не все проблемы, вплоть до больших вызовов. В частности, развитие
всегда субъектно, то есть требуется работа с научным сектором, финансами, с
предпринимательством — где помимо крупного и венчурного бизнеса нельзя забывать
про «середняков», особенно про газели. Им надо обеспечить не только
экономические условия развития, но и приток кадров, помочь с формированием
системы диффузии новых технологий и информации о лучших практиках.
Показательно, что по данным опросов в Германии, на родине Индустрии 4.0, далеко
не все малые и средние предприятия — становой хребет германской технологической
системы — понимают, как работать с ИИ и в какие новые производственные технологии
можно и нужно инвестировать свои ограниченные ресурсы.
Именно тот факт, что пазл технологической революции состоит далеко не
только из одной или двух прорывных технологий, даже самого широкого применения,
и объясняет неравномерность мирового развития. И если мы не хотим повторения
вполне классической истории отопления российскими интеллектуальными ресурсами
зарубежных экономик (от Лодыгина и Яблочкова до современной эмиграции
IT-специалистов), складывать эту мозаику нужно системно.
Boston Dinamics представляет многоцелевого
робота-собаку Spot на выставке новых технологий в Турине
ОТ МАШИН — К ЧЕЛОВЕКУ
Разговоры о необходимости перехода России к инновационной модели развития и
технологического развития промышленности, цифровизации и проч. идут уже столь
давно, что стали едва ли не дурным тоном. И повторять все аргументы и
предложения по развитию технологий и инноваций, которые выдвигались в том числе
и авторами «Стимула», смысла нет. Поэтому с учетом уже сказанного отметим лишь
два момента.
Во-первых, пусть это и трюизм, но дешевого развития не бывает. Согласно
оценкам НИУ ВШЭ, внутренние затраты на исследования и разработки в РФ по итогам
2020 года составили 1,17 трлн рублей (около 16,3 млрд долларов). Опустим
сравнения с США, Китаем, Индией и многими другими странами. Просто укажем, что
затраты на исследования и разработки одного Facebook за тот же год составили
18,5 млрд долларов. Конечно, задачу концентрации ресурсов на наиболее
перспективных проектах никто не отменял. Но особенно с учетом «траулерной»
метафоры развития вслед за французским военачальником XVII века графом де
Бюсси-Рабютеном следует признать, что «Господь обычно выступает на стороне
больших эскадронов».
Во-вторых, в условиях обновленной романтики робототехнических достижений,
полетов к Марсу и иных «техничных» технологий важным представляется обратить
внимание на то, что Человек остается ключевым рынком, а теперь становится еще и
объектом инноваций. Опустим вопрос о здравоохранении как крупной зоне роста,
как и то, что глобальная технологическая конкуренция — это прежде всего
конкуренция за умы, включая условия их работы (от цифровизации процесса
разработок до социальной инфраструктуры). Но даже в чисто технологическом
отношении происходит настоящая революция, не всегда заметная сторонним
наблюдателям на фоне твитов Илона Маска, заметок о роботах Boston Dynamics и
Xiaomi или новой версии смартфонов. Речь идет, с одной стороны, о будущих
возможностях совершенствования человеческого организма за счет новых разработок
в сфере генного редактирования и иных биотехнологических прорывов. А с другой —
о нейрореволюции, пламя которой постепенно разгорается в мире. Картирование
нейронных связей, изучение функционирования мозга и деятельности его отдельных
клеток, человеко-машинные интерфейсы и многие, многие иные направления сулят в
перспективе изменения, возможно сопоставимые не только с появлением
письменности или книгопечатания (с чем часто сравнивают интернет и иные
IT-решения), но с самим превращением примитивных гоминид в Homo sapiens. Но
даже если убрать налет хайпа, развитие нейронаук вкупе с цифровизацией дает
основание говорить, что на перспективу понятие человеческого капитала получает
куда более предметное и вполне технологизируемое звучание. Неудивительно, что
США, ЕС, Китай и иные страны уже инициировали свои программы по изучению мозга
и развитию нейротеха. В силу все еще довлеющей логики XX века в России вопросам
«антропоцентричных» технологий уделяется меньшее внимание. Однако в нынешних
условиях такой расфокусированный взгляд становится роскошью. Тем более для
нашей страны, вполне заслуженно гордящейся своими талантами — и сильно
ограниченной ныне в иных ресурсах и средствах.