Версия для печати
Вернуться к списку

ВЕДУЩИЕ УЧЁНЫЕ С ПРОТЯНУТОЙ РУКОЙ

У первых 40 участников масштабной программы мегагрантов скоро завершаются проекты. Два года назад каждому ведущему учёному, прошедшему жесточайший конкурсный отбор, государство выделило до 150 миллионов рублей на создание в российских вузах лабораторий мирового уровня. Настало время подводить итоги и думать, что делать дальше. Вернее, что делать – уже решило Минобрнауки России, предложив всем участникам программы пройти новый конкурс. Вот только на этот раз учёным нужно доказать не только свою научную состоятельность, но и финансовую – к каждому рублю от государства придётся добавить рубль от себя, то есть обеспечить стопроцентное софинансирование проекта. Правда, найти эти деньги должны будут не сами учёные, а принимающие их вузы. В реальных цифрах речь идёт не менее чем о 30 миллионах рублей в год. Именно такую сумму Правительство РФ готово вложить в каждый отобранный проект. Участвовать в продолжении программы или нет – дело добровольное. Никого заставлять не будут. Но за каждым приглашённым учёным стоят реальные люди, набранные на работу в новые лаборатории, перспективные исследования, под которые закуплено дорогостоящее оборудование. Так что выбор непростой. Не бросать же начатое на полпути, хотя и ходить в вузовскую администрацию с протянутой рукой – тоже малоприятное занятие.

STRF.ru выяснил у самих ведущих учёных и руководителей вузов, каким они видят будущее программы мегагрантов, готовы ли они в ней участвовать и как собираются выполнять новые конкурсные условия.

Сергей Лукьянов, руководитель лаборатории молекулярных технологий Института биоорганической химии им. академиков М.М. Овчинникова и Ю.А. Шемякина, ведущий учёный в Нижегородской государственной медицинской академии, академик:

– Нельзя менять правила игры в ходе самой игры. Даже успешные проекты не будут продлены, если вузы не смогут найти на их поддержку денег. Это раз. Во-вторых, меняются взаимоотношения сотрудников лаборатории с принимающим вузом. Если раньше мы были источником новых идей и помогали вузу финансово, то теперь вынуждены «обескровить» какие-то другие лаборатории, что не есть хорошо и правильно. Это противоречит мировой практике и вызывает отторжение. Но поскольку лабораторию бросать жалко, люди набраны, работа идёт, то, я думаю, там, где ректоры смогут найти эти ресурсы, многие согласятся участвовать в новом конкурсе. Я лично обсуждал с руководством своего вуза такую возможность, мне сказали, что намерены изыскать ресурсы.

Обеспечение софинансирования – не только серьёзный ограничивающий, но и раздражающий фактор.

Сергей Лукьянов: «Если раньше мы были источником новых идей и помогали вузу финансово, то теперь вынуждены “обескровить” какие-то другие лаборатории, что не есть хорошо и правильно. Это вызывает отторжение» Люди будут чувствовать себя не в своей тарелке. Я не вижу в этом большого смысла. Это не бизнес-проекты, где софинансирование подчёркивает заинтересованность. И вузы у нас – не бизнес-структуры, а государственные учреждения.

Мегагранты придумали не в России. Судя по мировому опыту, становление лаборатории занимает от пяти до десяти лет. Нигде и никто не пытается через два года предложить такой жёсткий сценарий по продлению работы. В случае невыполнения этого условия пропадают огромные инвестиции. Не говоря уже об ухудшении имиджа России в глазах зарубежных коллег, которые согласились участвовать в этой программе. Конечно, это повлияет очень серьёзно на психологию молодых кадров, которые обнаружат, что не могут продолжать работу по непонятным причинам, несмотря на успешность их усилий.

Когда стартовал проект, мы рассчитывали, что хотя бы 70–80% успешных проектов будут продлены. Может быть, с меньшим финансированием, поскольку оборудование куплено. Но таких жёстких требований к софинансированию, честно говоря, никто не ожидал. Тем более используется такая странная компонента, как финансовая состоятельность вуза. Основанием к продлению могли бы стать публикации, патенты. Во всём мире через пять лет примерно 70% проектов продлевают ещё на пять лет. Были отобраны ведущие учёные мира. Неужели их надо каждый год проверять? Зачем тогда такой сложный конкурс объявляли, выбирали лучших? Наверное, чтобы доверить им на несколько лет управление этой системой? По крайней мере, так воспринимается интуитивно – на основании мирового опыта. Есть такие же программы в Корее, Швеции, Германии. В том числе моих ребят туда приглашают. Так что я в курсе. Нет таких условий, как у нас!

Алексей Виноградов, руководитель лаборатории физики прочности и интеллектуальных диагностических систем, созданной по мегагранту в Тольяттинском госуниверситете. Почти 20 лет проработал в Университете города Осака (Osaka City University):

Алексей Виноградов: «Мы находимся в провинции, и просто так, неизвестно откуда, на нас не свалятся 30 миллионов рублей. Поэтому, конечно, мы предполагаем, что нам всё-таки придётся зарабатывать эти деньги самим» – Я собираюсь участвовать в новом конкурсе. У нас другого выбора нет. Мы должны участвовать. Моё отношение к новому конкурсному условию – софинансированию – поменялось от резко отрицательного до нейтрального. Резко отрицательным оно было вначале просто потому, что уж очень жёстким оно выглядит для очень многих вузов, включая ТГУ. Лаборатории, которые перестают приносить деньги, становятся неинтересны вузам. Это не российская специфика. В мире точно так же.

С точки зрения учёного, который много лет проработал за границей, могу сказать, что подобные условия выглядят странными. Когда замышляются такие масштабные проекты, как мегагранты, которые подразумевают создание некоторого количества точек роста по прорывным направлениях науки, технологий, то предполагается, что в течение какого-то времени их нужно просто питать, а потом уже ждать от них плоды.

Мы много раз обсуждали вопрос о том, сколько лет необходимо финансировать лабораторию. Исходя из своего личного опыта и мировой практики, это хотя бы пять лет. И только после этого срока решается вопрос, либо проект продлевается на такой же срок, либо нет. В зависимости от его успеха. И хорошим выходом в мире считается, если выстреливает каждый пятый проект. В Японии существенно выше такой показатель. Только совсем уж неудачные проекты не продлевают.

В принципе, в политике российского министерства есть своё рациональное зерно. Чтобы выжить, нужно самому о себе заботиться. Вузы должны думать о своих лабораториях, подразделениях. Мы заручились поддержкой ректора своего вуза. Хотя понимаем, что находимся в провинции и просто так, неизвестно откуда, на нас не свалятся 30 миллионов рублей. Даже если у университета и есть эти деньги, их нужно у кого-то забрать и отдать нам, в благополучную по сравнению со многими другими лабораторию. Поэтому, конечно, мы предполагаем, что нам всё-таки придётся зарабатывать эти деньги самим и приносить их в вуз как его внебюджетные доходы, из которых он и сможет обеспечить софинансирование проекта.

Проблема заключается в том, что нас приглашали в Россию не как эффективных менеджеров, которые подняли бы науку до такого состояния, что она начнёт приносить деньги. Нас приглашали для того, чтобы мы изменили имидж российской науки, подняли её значимость в глазах мирового сообщества, интегрировали её в мировой научный процесс. Вот так виделась цель этих проектов. Стать более узнаваемыми в мире, поднять рейтинг вузов. Чтобы продолжать развивать свою лабораторию, ведущим учёным придётся тратить много времени на поиск денег, отвлекаясь от самой науки. Это минус, конечно. Но плюс в том, что мы станем независимыми от государства. Мой проект, содержащий некие зародыши практической компоненты, я надеюсь, со временем позволит выбраться из-под «зонтика» Министерства образования и науки. Но за два года просто невозможно встать на ноги.

Я нахожусь в России 99% своего времени, у меня есть возможность общаться с нашими предприятиями, заинтересованными организациями, которые могут нас поддержать в обозримом будущем. Это всё движется с чудовищным трудом. У меня есть разработки, мы готовы их принести и повлиять на нашу промышленность – как-то улучшить качество, сделать продукцию более эффективной. Но нас по-прежнему, как в 90-е годы, встречают недружелюбно, будто шарлатанов. «Вы что сюда пришли?» – буквально такими словами. Ни одно из предприятий, с которыми я общался (за редким, может быть, исключением), вообще не заинтересовано, никак! Вот этот вопрос очень важный. Нас бросают в бассейн и говорят: «Научитесь плавать – нальём воду». Но лучше бы сначала воды налить, а потом уже бросать. Задача правительства, на мой взгляд, должна сводиться не только к финансовой поддержке. Оно должно каким-то образом менять отношение предприятий к учёным и их разработкам.

Юрий Кившарь, профессор Центра нелинейной физики Австралийского национального университета, обладатель мегагранта совместно с Санкт-Петербургским НИУ ИТМО:

Юрий Кившарь: «В других странах если просят дополнительно привлечь деньги, то устанавливают некое соотношение: например, в Австралии оно составляет 3 к 1,то есть университет должен дополнительно выделить 1$ к 3$, которые даёт государство» – Мы, конечно, собираемся участвовать в новом конкурсе. Я сожалею, что работа по текущим грантам не была отрецензирована на международном уровне.

С новыми конкурсными условиями меня пока никто не знакомил, официальная информация только общая, но про стопроцентное софинансирование было сообщено ректору и нам в мейле из министерства. Это условие тяжёлое, и не очень понятно, как его университет сможет выполнить по-честному. Конечно, всегда можно засчитать другие деньги. Например, те, что нам выделили на ремонт и мебель, но кому нужно такое «софинансирование»?

В других странах если просят дополнительно привлечь деньги, то устанавливают некое соотношение: например, в Австралии оно составляет 3 к 1,то есть университет должен дополнительно выделить 1$ к 3$, которые даёт государство на центр типа Center of Excellence.

Новому Совету по грантам я бы предложил пересмотреть конкурсные условия (хотя нас не спрашивают). А именно – формула финансирования 3:1 или 2:1, финансирование на пять–семь лет, упрощение отчётов и их международное рецензирование. К слову, на наш отчёт за 2011 год мы так и не получили никаких комментариев по науке и существу проекта. Похоже, отчёт вообще не рецензировался по содержанию, а только по формальным параметрам и финансам.

По моим прогнозам, будет продлено не более 50% проектов. А лучше бы – продлили не более 20%. Я знаю, какой мухлёж происходит со многими мегагрантами на местах.

Главным результатом своего проекта я считаю создание активной группы одарённой молодёжи, которая работает много и активно на уровне ведущих центров. Но в атмосфере неопределённости некоторые из них уже начали подаваться на постдоковские позиции за рубеж. Снова те же грабли – готовим отличную молодёжь для заграницы.

На сегодняшний день мы опубликовали и отправили в журналы около 40 статей, в их числе издания с огромным импакт-фактором – Advanced Materials, Nature Communications, Physical Review Letters, где сотрудники ИТМО раньше никогда не публиковались. Кстати, это напрямую связано с рейтингом университетов, о которых так много говорят. Думаю, до нашего проекта сотрудники ИТМО не появлялись в серьёзных базах данных типа Scopus или APS, а группа, созданная по проекту мегагранта, эту ситуацию резко изменила. Из девяти заявок, поданных нашими сотрудниками на другие гранты, шесть выиграли. Это более 50% успеха.

Евгений Чупрунов, ректор Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского:

Евгений Чупрунов: «Наш университет только на науке в прошлом году заработал 720 млн рублей. Понятно, часть из них мы заработали только потому, что у нас четыре мегагранта первой и второй волны» – Вопрос в том, что понимать под софинансированием. Если всё-таки считать, что это деньги, которые мы заработали в связи с приглашением ведущих учёных или по другим связанным грантам, то это нормально и правильно. Т.е. государство говорит нам, что мы должны показать эффективность этой работы. Если же мы должны взять деньги с внебюджетных студентов, которых сейчас всё меньше и меньше, и куда-то там вложить, то здесь всё сложнее. Хотя мы всё равно будем играть в мегагранты. Нам всё это полезно. У нас в этом году даже институт научно-исследовательский в университете открывается по итогам одного из мегагрантов. Мы целое здание построили, оборудование закупили, людей собрали. Где-то через месяц будет открытие нового института в области живых систем – это биологи, химики, физики, нанотехнологи, суперкомпьютерщики.

Наш университет только на науке в прошлом году заработал 720 млн рублей. Понятно, часть из них мы заработали только потому, что у нас четыре мегагранта первой и второй волны. Если это считается софинансированием, то, безусловно, мы заработали значительно больше, чем в нас вложили.

Я оптимист. Университет за последние пять лет выигрывает во всех государственных конкурсах – это и национальный проект «Образование», конкурс НИУ, 218–220 постановления и многое другое. Так что мы работаем и не унываем.

Вячеслав Шевцов, проректор по научной работе Московского авиационного университета:

Вячеслав Шевцов: «Сейчас все государственные программы предполагают софинансирование из внебюджетных источников» – Мы будем поддерживать проект нашего ведущего учёного, он для нас важен (профессор Хорст Лёб, лаборатория высокочастотных ионных двигателей. – STRF.ru). Хотя, конечно, условия достаточно жёсткие. Но мы уже дали гарантии учёному, что в случае выделения ему государственных средств будем привлекать софинансирование под этот проект.

Сейчас все государственные программы предполагают софинансирование из внебюджетных источников. Только в разных случаях под ними понимаются разные средства и разные условия их использования. Например, по программе национальных исследовательских университетов деньги должны быть направлены непосредственно на программу развития. То же самое касается программ капитального строительства. А вот по программе ведущих учёных – по крайней мере, так говорят и обещают нам, – будут засчитываться хоздоговорные НИР, выполняемые по тематике данной лаборатории. Если это так, то у нас объёмы НИР достаточно большие. Хотя, впрочем, 30 млн хоздоговорных денег заработать под конкретную тематику – тоже непростая задача. Хорошо, что коллектив сильный и может себе позволить.

Мы участвуем во всех программах министерства, иначе что же это за вуз, если он не участвует в ведомственных программах? Конечно, мы заинтересованы в собственном развитии. Другое дело – да, это тяжёлые деньги (те, что министерство даёт). Но такова государственная политика.

Впервые в мире атомно-абсорбционный спектрометр позволит с помощью одной лампы одновременно определять более 67 химических элементов. Подобный метод не имеет аналогов, как и метод прямого анализа твёрдых проб в атомной абсорбции. Изыскания центра обещают быть полезными для токсикологии, нефтеперерабатывающей промышленности и металлургии. В центре будут разрабатываться новые методики анализа биологических образцов, образцов металлургической и горнодобывающей промышленности, образцов почв.

В торжественной церемонии открытия приняли участие премьер-министр земли Тюрингия ФРГ Кристине Либеркнехт, министр экономики Тюрингии Маттиас Махниг, директор ИОХ РАН академик Михаил Егоров, президент компании Analytik Jena Клаус Берк и президент компании Interlab Александр Веденин.