Версия для печати
Вернуться к списку

Многополярный мир становится во многом приполярным миром

19 июня состоялось очередное заседание Морской комиссии при правительстве РФ. Тема заседания – вопрос о внешних границах континентального шельфа России в Арктике, перспективы его изучения и освоения. Тема эта более чем горячая, несмотря на то что речь идет вроде бы об окраинных территориях. Чем вызван такой повышенный интерес к Арктическому региону, причем не только у нас в стране? Каковы позиции России в завязывающемся геополитическом и геоэкономическом споре вокруг Арктики? Об этом шла речь на заседании круглого стола, который состоялся в Институте океанологии имени П.П.Ширшова РАН при участии «Независимой газеты».

В заседании приняли участие: Нигматулин Роберт Искандерович – академик РАН, доктор физико-математических наук, профессор, член президиума РАН, директор Института океанологии имени П.П.Ширшова РАН; Лобковский Леопольд Исаевич – геофизик, член-корреспондент РАН, доктор физико-математических наук, заведующий Лабораторией сейсмологии и геодинамики ИО РАН, заместитель директора по геологическому направлению; Флинт Михаил Владимирович – биоокеанолог, доктор биологических наук, заведующий Лабораторией экологии планктонных организмов ИО РАН, заместитель директора по экологии морей и океанов; Халиуллин Юлдуз Нуриевич – помощник директора Института океанологии имени П.П.Ширшова РАН; Ваганов Андрей Геннадьевич – ответственный редактор приложения «НГ-наука» «Независимой газеты».

Андрей Ваганов: Уважаемые участники нашего сегодняшнего обсуждения, давайте для начала кратко обрисуем, что из себя представляет Арктика – в географическом, ресурсном, климатическом, геополитическом смысле слова для планеты Земля.

Роберт Нигматулин: Конечно, Арктика для нашей планеты – один из природообразующих факторов. А если говорить с точки зрения интересов нашей страны – это ресурсы, как биологические, так и минеральные. В первую очередь нефть и газ. По существующим оценкам, до 30% неразведанных запасов природного газа находится в Арктике, до 10% неразведанных запасов нефти – тоже в Арктике. Это регион проживания части населения нашей страны: около девяти миллионов россиян проживают в 70 городах, 360 поселках и в 1300 мелких поселениях российского Севера. И, наконец, Арктика – это транспортный коридор.

Андрей Ваганов: Вы упомянули о транспортном значении Арктики. Для обывателя Арктический регион – это непроходимые льды. Или проходимые, но только с помощью мощных ледоколов…

Роберт Нигматулин: Во-первых, Северный морской путь был проложен еще в 30-е годы прошлого века. Кроме того, какую-то часть года – летние месяцы – он свободен ото льдов. Хотя сейчас появились прогнозы, говорящие о том, что ледовитость Арктики будет повышаться в ближайшее время. Тем не менее, если говорить о транспорте из портов, таких как Мурманск или Калининград, в наши восточные регионы, то проход по Севморпути несоизмеримо более короткий и дешевый, чем транспорт, связанный с проходом через Гибралтар, Суэц и Индийский океан. Например, Севморпуть – вдвое более короткий путь из Европы в Японию и Китай, чем через Суэцкий канал. При этом он в 1,6 раза дешевле – до пяти долларов за тонну перевозимого груза (данные на начало 2000-х годов).

Михаил Флинт: Конечно, в современном рассмотрении положения Арктики сегодня абсолютно доминируют проблемы доступа к ее минеральным ресурсам. Но там еще есть ресурсы биологические.

Я должен сказать, что затяжной конфликт между Норвегией и Россией как раз строится вокруг использования биологических ресурсов, потому что это один из самых продуктивных районов Мирового океана – Баренцево море и часть Норвежского моря. Эти биологические ресурсы чем дальше, тем больше будут иметь значение.

Вот очень показательный пример. Если общий промысел рыбы в Мировом океане составляет 85 миллионов тонн, то промысел минтая дает до пяти миллионов тонн. И весь этот промысел минтая сосредоточен в крошечном районе, прилегающем к Арктике. Поэтому не только углеводородные ресурсы будущего, но и биологические ресурсы сегодняшнего дня являются горячей точкой международных взаимоотношений. И всякого рода конфликты, которые вокруг такого рода ресурсов возникают, – это тоже предмет переговоров и совместных исследований.

Второй аспект, который также всегда интересует людей, занимающихся изучением Арктики, – изменение климата. Что может произойти с биологическими ресурсами Арктики при изменении климата? Есть два района, в которых мы ожидаем с любыми изменениями климата – будь это потепление или похолодание – серьезного изменения биологической продуктивности: это район Норвежского моря и, может быть, прилежащего Карского, и район Чукотского моря.

Если будет потепление климата, то, согласно некоторым расчетам, Чукотское море может превратиться в чрезвычайно продуктивный район с точки зрения рыболовства.

Есть, кстати, исторический пример, который хорошо демонстрирует, что может произойти с биологическими ресурсами при изменении температуры всего на один градус. В 1970-е годы в Беринговом море не промышляли минтая. Но достаточно было средней летней температуре возрасти всего на один градус, и это море превратилось в минтайный оазис: там только легального промысла было до пяти миллионов тонн в год.

Такие скачки меняют всю экономику. В случае с минтаем, скажем, большая часть рыболовного флота мгновенно переориентировалась с промысла краба или сельди на минтая. И этот промысел снабжает рыбой не только Россию и Америку, но и Китай, Корею, Японию, Польшу…

Или, наоборот, с похолоданием те ресурсы, которые сейчас доступны в Баренцевом море, могут быть вытеснены из ареала своего обитания.

Все это – очень интересные и важные научные проблемы. К сожалению, судить о том, что может произойти в Арктике, мы можем, основываясь только на наших реконструкциях прошлого. Хорошей модели до сих пор нет.

Андрей Ваганов: Вы сейчас привели пример с повышением температуры в Баренцевом море. Но в начале нашего разговора промелькнула фраза, что вроде бы ледовитость океана повышается.

Михаил Флинт: Ситуация сейчас такая. Беспрецедентно безледовым годом был 2007-й. Кромка льда летом того года в районе Карского моря была на 200 с лишним километров севернее, чем средняя многолетняя за последние 30 лет. А 200 километров – это ширина всего Карского моря до границы с шельфом.

После этого началось некоторое возвращение ледового покрова к средним величинам. Сейчас прогноз, который мы можем делать, основываясь на наблюдательных данных за последние 40–60 лет, позволяет нам говорить о некотором похолодании Арктики. Это, во-первых, приведет к изменению рыбопродуктивности в сторону ее уменьшения, а во-вторых, возрастет трудность прохождения Северного морского пути...

Если мы посмотрим в целом на нашу планету, особенно на ее океаническую часть, то мы увидим, что человечество больше всего заинтересовано в шельфе и континентальном склоне. Потому что это некий интерфейс, через который человек взаимодействует с океаном. В Арктике расположено без малого 22% мирового шельфа, из них 73% владеет Россия. Это, конечно, для нас колоссальное достояние. Этот аспект очень важно иметь в виду, когда мы говорим, что такое Арктика.

Леопольд Лобковский: Арктика – это практически последний нефтегазовый ресурс человечества. И это первое, что привлекает внимание всех глобальных игроков к этому региону. Причем игроков не только из приарктических стран и США; туда направляют свои взгляды и Европа, и Германия, и Китай, и даже Индия, например. И все они рассчитывают на свой кусок пирога. В Индии, например, есть колоссальной силы нефтегазовая компания ONGC (Oil and Natural Gaz Corporation Ltd.), которая вкладывает серьезные деньги в арктические проекты.

Вопрос: как эти ресурсы добывать в условиях геоклиматических сложностей? Эти ресурсы находятся на больших глубинах, и это главная проблема.

На эти естественные причины накладываются и геополитические. До сих пор не решена проблема юрисдикции континентального арктического шельфа. Известно, что первая заявка нашей страны на расширение нашего шельфа – с 200 до 350 миль – была отклонена специальной комиссией ООН по формальным юридическим основаниям. Показательно, что первое заседание Совета безопасности России, которое состоялось под председательством президента Дмитрия Медведева в сентябре 2008 года, было посвящено Арктике. На этом заседании была рассмотрена «Стратегия развития Арктической зоны». И первой задачей, которую поставил президент, стала попытка расширить наши границы как можно дальше.

Но чтобы изучать геофизическими методами дно и суметь доказать обоснованность расширения наших прав на шельф, нужны больше деньги, ресурсы, политические инструменты, которые у России есть, но их мало. Министерство природных ресурсов РФ в этом году выделяет около двух миллиардов рублей на дополнительное изучение проблемы расширения наших прав на шельф, но этого абсолютно недостаточно.

Все сводится к тому, как решится проблема делимитации арктического шельфа. Сейчас идет политическая активизация в этом направлении всех заинтересованных игроков. Отчасти погружение в августе 2007 года в точке Северного полюса глубоководных российских аппаратов «Мир», которое делалось под руководством нашего института, стимулировало этот интерес. Да и просто все понимают, что время поджимает. Переход к альтернативным источникам энергии, на мой взгляд, затянется. Не потому, что их нет, а потому, что их надо сделать экономически рентабельными. Пока не видно реальных ресурсов, заменяющих нефть и газ.

Андрей Ваганов: Тем не менее буквально в последние месяцы прозвучали заявления некоторых экспертов, которые отмечали, что время нефтяной, углеводородной экономики истекает, ей осталось буквально 15–20 лет. Какая бы цена на нефть дальше ни была, в энергетике нефть не будет иметь того значения, которое она имеет сегодня. Нефть превратится в основном в источник исходного сырья для химических производств.

Леопольд Лобковский: Заметьте, такие прогнозы дают в основном политики и политологи. Я думаю, что это несколько легковесное суждение – насчет того, что эра нефти закончится через 15–20 лет. По крайней мере эра газа не закончится уж точно: общая добыча природного газа будет возрастать примерно до 2040 года. И только потом она начнет медленно спадать. Но это будет уже вторая половина века. То, что исчерпываются запасы сырья, – это очевидная вещь, и никто против этого не возражает. Но 15 лет – это слишком пессимистический прогноз.

Хороший пример – термоядерная энергетика. Эксперты ведь еще в прошлом веке обещали решить проблему термоядерного генерирования энергии. Причем какие эксперты! Известнейшие люди, крупнейшие академики.

Андрей Ваганов: Чтобы почувствовать масштаб ресурсного обеспечения Арктики, можно его сравнить, например, с регионом Персидского залива?

Михаил Флинт: Его так и называют: «арктический Персидский залив» – есть такое жаргонное название. И при этом еще практически не начата его разработка.

Леопольд Лобковский: Я помню, как бывший руководитель «Газпрома» Рэм Вяхирев говорил про Штокмановское месторождение: «Мы-то знаем, что там есть. Но чтобы начать там добычу газа – это все равно что на Луну высадиться».

Андрей Ваганов: А вам не кажется, что пиар-кампания вокруг водружения титанового флага России на дне Северного Ледовитого океана в точке Северного полюса в августе 2007 года только испортила позиции Российской Федерации в споре за арктический шельф? Действительно, в обществе был всплеск интереса к этому научному и техническому достижению. (Не такой, конечно, как победа сборной России по футболу над голландцами на чемпионате Европы, но тем не менее.) Ведь поднятый этой акцией информационный шум наверняка усложнил дальнейшую процедуру рассмотрения в ООН заявки России на часть арктического шельфа. Это был красивый шаг – водружение флага, – но малопродуктивный.

Роберт Нигматулин: Если исходить из позиции, что мы будем сидеть и ждать у моря погоды, ничего не делать, ничего не вкладывать, то тогда каждое действие можно рассматривать как провокацию. Нельзя ученым запрещать проводить те или иные экспедиции под предлогом, что это провокация, что эта экспедиция кого-то на что-то спровоцирует. Мы должны были спровоцировать прежде всего самих себя, свое правительство, тех, кто распоряжается ресурсами. И, кстати, когда эта экспедиция готовилась, вообще никто не думал, что это какие-то наши притязания на какую-то территорию.

Конечно, в данном случае эта экспедиция спровоцировала политиков…

Андрей Ваганов: Леопольд Исаевич сказал, что еще только рассматривается заявка России на часть арктического шельфа. Как вы считаете, не было отрицательного влияния этой экспедиции на перспективы рассмотрения нашей заявки?

Роберт Нигматулин: Нет, конечно. Рассмотрение и без этой экспедиции – были мы на полюсе или не были – будет встречать естественное противодействие. Мы просим зафиксировать за нами кусок арктического пирога. И никакая другая страна в мире в этом не заинтересована.

Наши специалисты говорят: для того чтобы окончательно, бесспорно показать, что мы имеем полное право на часть арктического шельфа, одних геофизических методов недостаточно, нужно глубоководное бурение. Образцы земной породы с соответствующей глубины – вот это будет бесспорным доказательством. У нас пока таких возможностей нет.

Михаил Флинт: Я бы хотел коротко остановиться на одном аспекте, который, может быть, и выглядит как обывательский, но тем не менее он очень важен.

Сейчас очень часто вспоминают слова Марка Твена, сказанные им в ответ на обращение к нему одной знакомой дамы за советом. Она просила его совета, куда вложить деньги, полученные ею по наследству. Марк Твен ей ответил: «Я советую вам купить землю. Насколько мне известно, Господь Бог ее больше не производит».

Мы говорим про Арктику в геополитическом аспекте. Смотрите, что происходит. Неподеленными сейчас остались только районы Мирового океана, лежащие за пределами 200-мильной зоны. Мой прогноз: рано или поздно эти районы, даже обладающие очень небольшими ресурсами, будут делиться. Геополитический аспект стал точкой фокуса – страны захотели разделить между собой вот эту часть Арктики, лежащую за пределами 200-мильной зоны. Сейчас с точки зрения международного законодательства мы обладаем только 200-мильной зоной. В связи с этим я хочу напомнить, как государства вели себя в Мировом океане в 1970-е годы.

Тогда экономическая зона составляла 12 миль, так называемые территориальные воды. И никто не думал, что через несколько лет грянет шум, который начался с конфликта между Перу и Чили. У этого спора были вполне понятные, объективные причины. Оказалось, что те биологические ресурсы, которые получали эти две страны в своих территориальных водах, были связаны с циркуляцией этих ресурсов в радиусе 120–150 миль. Была страшная борьба. В итоге и появились 200-мильные зоны. Я предрекаю, что то же самое ждет весь Мировой океан.

Арктика стала той точкой, тем районом Мирового океана, на котором человечество сейчас будет оттачивать свои способности к международному компромиссу. Вы спрашивали: почему туда стремятся индийцы, корейцы, китайцы? Потому, что они справедливо хотят претендовать на часть пирога, лежащего в открытой части Арктического бассейна.

И такая судьба ждет все районы Мирового океана. И поэтому, кстати, все цивилизованные страны, хотя они концентрируются ближе к Арктике, но тем не менее те же США, та же Германия не оставляют вниманием и Антарктику. Они исходят из очень простой истины: кто исследовал, кто больше знает, тот и имеет больше прав на ту или иную территорию.

Мне кажется, что в геополитическом и политическом аспекте Арктика стала первым примером того, что человечество собирается наконец разделить всю поверхность Земли, включая водную поверхность. Арктика – первый шаг на этом пути.