http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=8ebd3bb5-334a-411a-9b09-8f9bacc79e17&print=1© 2024 Российская академия наук
России стоило бы освоить китайский опыт
В числе поправок к Конституции, как известно, есть положение об обнулении 20-летнего срока нахождения Владимира Путина у власти, и это натолкнуло многих на размышления. Одни говорили, что с такой формулировкой они еще нигде не встречались и не могут понять, как можно обнулить какой-то период истории страны. Другие указывали на то, что жизненно важные для народа поправки к Конституции не имели публичного обсуждения, а возможности для критической их оценки были сведены к минимуму.
Меня же интересует совсем другое: что было сделано за 20 лет в тех или иных странах. Как бы негативно я ни относился к большевистским методам преобразований, но они за 20 лет ликвидировали неграмотность, подготовили многие сотни тысяч специалистов в различных областях, осуществили индустриализацию, подняли на новый уровень академическую и прикладную науку. Это и дало нам возможность выстоять в тяжелейшей борьбе с нацистской Германией. За 20 лет потерпевшие поражение в войне ФРГ и Япония не только восстановили разрушенные инфраструктуру и иные системы жизнеобеспечения, но и заложили основу процветающей экономики, что вошло в историю как экономическое чудо.
От застоя к застою?
Сейчас многие в мире смотрят на Китай как на новую сверхдержаву, а ведь еще в 1990-е годы в нашем экспорте в Поднебесную преобладали машины и оборудование, а ее ВВП уступал российскому ВВП. Через 20 лет Китай превратился в промышленную державу с мощным сектором высоких технологий, с широкой сетью высокоскоростных железных и шоссейных дорог, сверхсовременных аэропортов и морских портов, ВВП Китая был в восемь раз больше российского. В России за эти годы жизнь тоже не стояла на месте, появились многие сборочные производства машин и оборудования, современные агрохолдинги, по сравнению с голодными 1990-ми значительно повысился уровень жизни людей и т.д. Но при этом мы остаемся преимущественно сырьевой страной, сложные машины, оборудование и электронику ввозим из-за рубежа, в том числе из недавних колоний. И давно уже стоит вопрос: почему за 20 лет мирного времени, когда позади остались турбулентные события 1990-х, связанные со сменой социально-экономического строя и политической системы, мы не смогли слезть с нефтегазовой трубы и хотя бы стать на путь промышленно-инновационного развития? Более того, наша экономика больше топчется на месте, нежели растет.
Брежневский застой показался бы многим нашим гражданами быстрым ростом, поскольку даже в поздние годы правления Леонида Брежнева темпы роста экономики были в пределах 4% в год. Хотя на деле застой был, но в развитии общественной системы, и начался он уже тогда, когда пришедший на смену Никите Хрущеву Брежнев восстановил сталинскую модель социализма, загоняя страну в тупик.
И нынешний застой в экономике вызван постимперским синдромом, когда правящая элита все еще мыслит категориями советской сверхдержавы, которой давно уже нет, отсюда неверно оценивает потенциал РФ и ее место в мире. Те, кто ныне говорит, что Владимир Путин оставит своему преемнику сильную Россию, должны хорошенько подумать, что необходимо для этого сделать. Даже если он и не будет выдвигать свою кандидатуру на выборы президента после истечения нынешнего срока, все равно остается еще четыре года, когда он должен обеспечить стране рост в тяжелейших условиях. И вместо того, чтобы его постоянно возвеличивать, восхвалять, как делают многие из его окружения, им следует думать, как создать условия для вывода экономики из депрессии и добиться ее устойчивого роста. И не стоит лукавить, надо открыто говорить, что для этого потребуется смена стратегии внутреннего и внешнего развития, а еще и смена ценностей. В XXI веке величие страны измеряется не оружием массового поражения (ОМП), применение которого равно самоубийству, и не стремлением заставить нас бояться, а высоким уровнем социально-экономического и научно-технического развития и такой внешней политикой, чтобы нас не боялись, а уважали. И для этого не надо создавать горы оружия, как это делал СССР, на чем и надорвался, достаточно иметь такой арсенал ОМП, который способен образумить любого агрессора.
Великими реформаторами не рождаются, ими становятся
Кто входит в историю как великий реформатор? Тот государственный деятель, который, понимая ход истории, смотрит далеко вперед и, не боясь убрать с пути отжившее, ошибочное или реакционное, в итоге проводит такие реформы, которые выводят страну на качественно новый уровень развития. В России таким был Петр Великий, а в Китае – Дэн Сяопин, трижды репрессированный, в последний раз в 1976 году главарями культурной революции («бандой четырех»), но волею судьбы и на благо своему народу сохранивший жизнь. Когда скончался Мао Цзэдун (1976) и Дэна реабилитировали, а «банду четырех» арестовали, в руководстве Китая началась борьба вокруг дальнейшего пути развития страны.
Одни считали, что надо вернуться к той политике, которая проводилась в стране до большого скачка и культурной революции, Дэн Сяопин и его сторонники, однако, настаивали на том, что стране нужна принципиально новая внутренняя и внешняя политика. В том числе отказ от идеи коммунизма в пользу социализма с китайской спецификой, сокращение до минимума внешнеполитической деятельности ради сохранения средств для внутреннего развития, превращение недругов в друзей и спокойное отношение к критике Китая, откуда бы она ни исходила. И что было поистине революционным – установление широких контактов с Западом, в первую очередь с Америкой, ради получения оттуда инвестиций, техники, технологий, подготовки там и кадров, а еще и развитие частного предпринимательства. Тут нужны и смелость, и риск: не приведет ли это к расколу правящей партии, поймет ли такую политику народ, многие годы воспитывавшийся в духе равенства и ненависти к богатым и капиталистическому Западу?
Команда Дэн Сяопина оставила привычные народу прежние названия и партии, и государства, но стала наполнять их новым содержанием, не зацикливалась на критике Мао Цзэдуна, лишь дала оценку его деятельности. По инициативе Дэн Сяопина она настояла на том, чтобы законодательно ограничить пребывание двух первых лиц в государстве двумя сроками, каждый по пять лет. Цель состояла, во-первых, в том, чтобы поставить заслон на пути превращения первого руководителя страны в диктатора, коим стал Мао Цзэдун, авантюрная политика которого дорого обошлась стране. Во-вторых, ставя задачу в сжатые сроки вывести КНР в развитые страны, китайское руководство особое значение придавало отработке модели преобразований и дееспособности кадров. Многоопытный управленец Дэн Сяопин, который, занимая высокие посты в партии, правительстве, армии, следя за развитием СССР, изучая опыт соседних успешных стран, пришел к выводу: плодотворная работа человека на высоком посту за редким исключением продолжается не более 8–10 лет. Потом он теряет творческий потенциал, устает, перестает адекватно оценивать ситуацию в своей стране и мире, а еще и обрастает подхалимами, которые, боясь потерять свои теплые места, всеми силами стремятся удержать его в руководящем кресле. И примеров на этот счет было предостаточно. Тот же Мао Цзэдун первые десять лет много сделал для Китая, который при содействии СССР быстро развивался. Но потом он бросился в авантюры, навязывая стране утопическую программу большого скачка (1958–1960), реализация которой уморила голодом многие миллионы китайцев, и ударился в воинственную риторику, заявляя, что мир созрел для революций, а империализм – это бумажный тигр, и стал спонсировать леворадикальные (чаще всего подпольные) организации во многих странах мира. Никита Хрущев тоже в первые пять–восемь лет сделал немало хорошего для народа, но в 1961 году навязал стране утопический план построения коммунизма за 20 лет, реализация которого наносила вред стране, а своей крайне рискованной внешней политикой чуть не довел дело до ядерной войны с Америкой (1962). И Леонид Брежнев из-за тяжелой болезни реально был дееспособным в течение первых 10 лет, когда в СССР было немало крупных достижений, и не в последнюю очередь благодаря таким талантливым хозяйственникам, как Алексей Косыгин. При этом Дэн Сяопин подал пример: не занимая высших постов, но, будучи очень популярным в обществе, правящей элите и армии, он мог бы до конца своих дней оставаться на вершине власти, но он в марте 1990 года попросил освободить его с поста председателя Центрального военного совета КНР и больше никаких должностей не занимал.
Важно отметить: в КНР в практику вошло деление правления команд высших руководителей на поколения. Так, лидером первого поколения руководителей считается Мао Цзэдун, второго – Дэн Сяопин, третьего – Цзяо Цзэминь, четвертого – Ху Цзиньтао, а пятого – Си Цзиньпин. И лидер каждого поколения имеет широкое поле для своей деятельности и что-то новое вносит в теорию и практику реформ, что и позволило экономике Китая так быстро расти, не зная рецессий. Но даже такой сильный ум, как Дэн Сяопин, не мог все просчитать на годы вперед. Когда читаешь его интервью 1980-х годов, создается впечатление, что он мыслит категориями советского НЭПа. Он за развитие частного предпринимательства, поскольку в нищей стране нельзя построить социализм. Но он против того, чтобы в Китае возникала новая буржуазия, и против того, чтобы в обществе произошло расслоение на богатых и бедных. И если бы это случилось, подчеркивал он, это значило бы, что китайское руководство сбилось с верного пути. Тем не менее именно он провозгласил лозунг «Пусть в стране будет больше богатых», как бы повторял лозунг «Обогащайтесь» Николая Бухарина, которого Дэн знал еще по книге «Азбука коммунизма», написанной тем в 1919 году совместно с видным экономистом и политиком Евгением Преображенским, а потом и слушал выступления Бухарина, находясь на учебе в СССР в 1926 году.
На деле в ходе реформ в Китае и возникала новая буржуазия, и произошло глубокое расслоение общества. Ставший генеральным секретарем ЦК КПК (1989–2002) и председателем КНР (1993–2003) бывший мэр Шанхая Цзян Цзэминь продолжал политику поощрения роста числа богатых в обществе, но за годы реформ появилось не только много богатых, возникли средний класс и связанная с передовыми производствами интеллектуальная элита. Если по-прежнему считать КПК партией рабочего класса, то все эти люди оказываются за бортом политической жизни. В этой обстановке Цзян Цзэминь в 2000 году выдвинул идею «тройного представительства». Суть ее в том, что КПК должна отражать интересы «передовых производительных сил, передовой китайской культуры и коренных интересов широких слоев китайского населения». А на XVI съезде КПК (2002) идея «тройного представительства» была одобрена, что открыло дорогу в партию и самым богатым людям. Это был поистине революционный сдвиг в общественной жизни Китая. Его можно оценивать и как поворот в сторону капиталистического пути развития, и как принятие шведской модели социализма, которая основана на принципе: суть не в том, в чьих руках находятся средства производства, а в том, как распределяются общественные блага.
Однако лидер четвертого поколения руководителей Ху Цзиньтао, став перед фактом слишком большого социального расслоения, выдвинул лозунг «Пусть в стране будет меньше бедных». Он сделал упор на ускорение реализации построения общества средней зажиточности (сяокан). Если стратегической целью КНР является построение социализма с китайской спецификой, то промежуточной целью – построение общества сяокан. О сяокан говорил Дэн Сяопин, потом – Цзян Цзэминь, при этом мыслилось, что такое общество можно построить к 2020 году. Но начавшаяся торговая война между Китаем и США, а потом и борьба с коронавирусом скорее всего этому помешает. Тем не менее все последние годы жизненный уровень китайцев повышался, а число бедных быстро уменьшалось. А когда Китай создал мощную экономику и стал де-факто влиятельной страной в мире, лидер пятого поколения руководителей Си Цзиньпин вернул страну к активной международной деятельности и осуществлению охватывающего многие страны проекта «Новый шелковый путь».
И еще одна важная деталь: решения по принципиально важным вопросам внутренней и внешней политики принимаются не одним первым руководителем, а коллективно: Постоянным комитетом Политбюро ЦК КПК (5–9 человек), причем на основе консенсуса, и собирается он еженедельно, а в полном составе Политбюро (19–25 человек) – ежемесячно. А для решения особо важных проблем созываются пленумы ЦК КПК. К слову сказать, решение о начале реформ, названных «Реформа и открытость», было принято именно на пленуме. Потом решения руководства партии передаются в Постоянный комитет Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) (парламента). Но прежде чем проект закона будет принят ВСНП, он обсуждается на заседании Народного политического консультативного совета Китая (НПКСК), состоящего из восьми партий и организаций и являющегося не соперником, а спутником КПК. Иными словами, волюнтаризм первых лиц в Китае исключен.
Что обеспечило Китаю такой стремительный взлет?
Первое. Это сверхзадача: все силы направить на прорыв Китая в мир развитых стран в кратчайшие по историческим меркам сроки. Отсюда создание с учетом национальных особенностей эффективной модели реформ, основанной на градуализме, сочетании плана и рынка и постепенном повышении уровня жизни граждан. Отсюда тщательная отработка системы государственного управления, при котором проблемы решаются в зависимости от их сложности на разных уровнях власти, и только вопросы стратегического характера выносятся на самый высокий уровень. Отсюда и особо тщательный подбор кадров, четкое определение их функций и строгий контроль за их выполнением. При этом еще и хорошо продуманное взаимоотношение центра с регионами, которые обладают большой самостоятельностью, не требуют субвенций (за исключением нескольких отсталых регионов) и отчитываются перед начальством не за количество поданных голосов за губернатора ила депутата, а за объем привлеченных инвестиций и темпы роста региональной экономики.
Второе. В Китае строго действует закон. Предприниматель надежно защищен от посягательств чиновников, силовиков, тем более криминала. За малейший намек на мзду чиновник или силовик тут же лишается работы. Если контрольно-надзорный орган остановил работу какого-то предприятия, а суд признал эту акцию незаконной, то государство возмещает предпринимателю понесенные убытки, а потом взыскивает потраченные средства с виновника (виновников). Строгая защита собственности распространяется в равной степени как на государственную, так и на частную собственность, как на отечественную, так и на иностранную. А «наезд» на иностранцев, работающих в экономике, науке, вузах, высокотехнологичных отраслях, карается особо строго.
Третье. В Китае с первых дней реформ особое значение придавалось созданию максимально благоприятных международных условий для внутреннего развития.
Что пошло не так в постсоветской России?
То, что команда молодых реформаторов, в основном не экономистов и не управленцев, решила реализовать в стране созданную в США модель реформ, иначе как казусом не назовешь. Сам факт их появления в этой роли уже казус, а реализация в такой сложной стране, как Россия, чужой модели – это казус вдвойне. И то, что младореформаторы развалили экономику и социальную систему и обрекли на полуголодное существование и просто голод миллионы людей, еще не вся беда. Они дискредитировали демократию, либеральные ценности и вызвали у старших поколений страх перед переменами в их жизни после того, как вышли из голодных и криминальных 1990-х.
Владимир Путин стал президентом РФ, когда цены на нефть резко пошли в гору и начало расти благосостояние россиян. Ключевые посты во власти, как известно, заняли чекисты-разведчики. Я неплохо знаю эту среду, поскольку учился в Военном институте иностранных языков, пока его не закрыли в 1956 году, и дружил с некоторыми выпускниками, ушедшими в разведку. Потом мы часто с ними встречались и обсуждали ситуацию в стране и мире. Перестройку они не принимали, над идеей общеевропейского дома и общечеловеческих ценностей посмеивались, в благие намерения Запада не верили. А распад СССР для них был трагедией. Поэтому заявление Путина о том, что распад СССР явился крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века, мне понятно. Я тоже об этом жалел. Но того, что было обречено историей, уже не вернуть – никому это не удавалось. Однако на месте СССР было создано Содружество Независимых Государств (СНГ), и, казалось бы, их-то и надо было бы все теснее приближать к России. Только беда в том, что из 1990-х Россия вышла с огромными потерями и объективно не могла дать то, в чем нуждались вновь образованные государства. Да, признаемся, не была и образцом для подражания. Дикий капитализм рождал олигархов за народный счет, резкие социальные контрасты, коррупцию, преступность, упал уровень образования, здравоохранения и т.д.
Следовательно, надо было бы, как это делал Китай, все силы сосредоточить на внутреннем развитии, не выдвигать никаких затратных геополитических проектов, не вмешиваться в дела других стран и не противопоставлять себя Западу, откуда можно было получать инвестиции, новые технологии и т.д. При этом чекисты наверняка знали, что Запад поставил своей целью не допустить сближения Украины с Россией, чтобы не возникло новой сверхдержавы. С большой настороженностью на Западе воспринималось начатое уже более 20 лет назад строительство Евразийского экономического союза, в который планировалось включить и Украину. Что произошло дальше, мы хорошо знаем: вражда с Украиной, наложенные Западом на Россию санкции, испорченные отношения со многими бывшими союзными республиками СССР и бывшими европейскими социалистическими странами.
Что делать? На мой взгляд, надо переосмыслить опыт близкого нам по судьбе Китая, вернуть стране записанный в Конституции принцип разделения властей, пересмотреть созданную бывшими офицерами вертикаль власти и развитие экономики по указам президента, а также отношения центра с регионами. И, конечно же, надо постепенно менять отношения с Украиной и развивать связи с Европой. С Америкой отношения скорее всего будут ухудшаться. Но если все оставить как есть, то я согласен с некоторыми коллегами Путина по питерской мэрии: лет 10 продержимся, а что будет потом – предсказывать сложно.
Об авторе: Алексей Васильевич Кива – доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН, политолог.