Версия для печати
Вернуться к списку

ВЕЧНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ РОССИЙСКОЙ НАУКИ

Здание президиума престижной Российской академии наук отражает в некоторых случаях противоречивую сущность национальной науки. Смесь традиций и современности. Сомнения по поводу модели развития. Сложности с восстановлением (башни были заняты только через 25 лет). И символ резкого поворота: в 2013 году неожиданная и раскритикованная многими реформа РАН перевернула с ног на голову насчитывающую почти три столетия историю основанной в 1725 году организации.

Иначе говоря, это идеальное место, чтобы начать формировать представление о состоянии науки в России, как решили (быть может, непроизвольно) авторы идеи пресс-тура, который был организован одним из главных московских вузов, Московским физико-техническим институтом, известным также как Физтех. «Государство делает ставку на науку, и плоды начинают созревать», — утверждает наверху одной из башен Сергей Матвеев, представитель Министерства науки. В рамках принятого в декабре 2016 года закона была утверждена научная стратегия: «независимость», «наука как фактор развития», «конкурентоспособность»… При этом никто не отрицает слабые стороны страны. Так, хотя Россия занимает четвертое место в мире по числу ученых (450 тысяч по данным ОЭСР и 720 тысяч по данным ЮНЕСКО), уступая лишь США, Японии и Китаю, на ее счету всего 1,6% научных публикаций против 3,5% у Франции и 21,4% у США (в 2013 году).

Ее расходы на научные исследования растут не быстро и составляют в настоящий момент немногим больше 1% ВВП против 2,2% во Франции. Что, тем не менее, не отменяет ее бесспорных достижений вроде недавнего открытия носящих связанные с ней названия сверхтяжелых элементов (московий и оганесон), участия в космической программе Exomars, успеха системы геопозиционирования ГЛОНАСС и поисковой системы «Яндекс».

«Мы поставили рекорд с самым большим в мире космическим телескопом: диаметр запущенного в 2011 году «Радиоастрона» составляет 10 метров», — говорит физик Юрий Ковалев, член сформированного в 2013 году Совета по науке при Министерстве образования и науки. Как бы то ни было, разрыв между Россией и другими развитыми странами грозит будущему страны, весомо отмечается в тексте закона.

На деле отставание России и стремление наверстать его видны невооруженным глазом. Темные коридоры Института биоорганической химии имени Шемякина и Овчинникова освещаются обычными лампочками. Словно время тут остановилось в 1970-х годах. В то же время в этом строении, которое напоминает при взгляде сверху двойную спираль ДНК, расположен крупнейший в России центр ядерного магнитного резонанса с тремя новейшими установками (они позволяют изучить молекулярную структуру синтезированных химиками веществ).

Здесь также производится 12 из 500 кг инсулина, которые ежегодно потребляются в стране. Именно тут была создана программа Oncofinder, которая помогает онкологам подобрать наиболее подходящий для пациента препарат и сейчас начинает находить применение в Канаде. В лаборатории также имеется широчайшая в мире база данных змеиных и паучьих ядов, из которых извлекают представляющие интерес для медицины соединения.

В то же время эти успехи не отменяют слабых позиций страны в сфере медицины и биологии. Число статей по математике практически равно количеству публикаций по биохимии и молекулярной биологии. На медицину и биологию приходится менее 10% всех научных инвестиций против как минимум трети в большинстве государств.

Директор Института биоорганической химии Вадим Иванов не жалуется на финансы, хотя средств явно не хватает на поездки, что ограничивает доступ к международным конференциям и перспективы сотрудничества. Как бы то ни было, он в штыки воспринял реформу 2013 года. До нее РАН напоминала, скорее, французский Национальный центр научных исследований, чем собственно Французскую академию. У нее были свои НИИ (порядка 500), множество зданий, земля (260 тысяч га)… Она сама распоряжалась бюджетом. «Государство в государстве», — подводит итог Даниил Александров из Высшей школы экономики в Санкт-Петербурге. Он указывает на растраты и злоупотребления и считает, что реформу провели слишком поздно.

Она лишила Академию всего ее имущества и передала его Федеральному агентству научных организаций, которое выделяет ученым средства в рамках политики тендеров. «Сейчас над лабораториями двойной контроль, академии и агентства. И всем им нужны отчеты, — сокрушается зампред Совета по науке Аскольд Иванчик. — Причем у них нет четко прописанных контрольных функций». «Слишком много бюрократии, — уверен Вадим Иванов, который также полагает, что реформа лишила его части влияния в академии. — Мы стали клубом экспертов, советниками».

«Реформа продвигается вперед очень медленно, и пока что ее плодов не видно», — считает Алексей Кавокин, один из российских ученых нового типа. Он уехал во Францию в 1990-х годах, стал там профессором, а затем переехал в Англию и получил «мегагрант» на создание физической лаборатории в Санкт-Петербурге. Но при этом сохранил пост в Саутгемптоне.

«Внутренняя утечка мозгов»

Последние десятилетия выдались для российских ученых особенно трудными. В 1980-х годах при Горбачеве стартовала первая волна отъездов, тогда как толчком для второй стал распад СССР в 1991 году. В результате исчезла треть всех научных сотрудников. Это не говоря уже о «внутренней утечке мозгов, то есть о физиках и инженерах, которые перешли в финансы», как отмечает Даниил Александров. Россия — одна из редких стран, где более 15 лет наблюдался застой в числе научных публикаций (пусть даже в базах данных не отмечается литература на русском языке). Средняя зарплата ученого на 20% ниже средней по стране. Запущенная в 2010 году система мегагрантов позволила вернуть обратно 200 специалистов. Но некоторые опасаются, что реформа 2013 года вновь начнет толкать людей за границу.

Работавший в Англии француз Фабрис Лосси (Fabrice Laussy) решил устроиться в Москве в одну достаточно оригинальную организацию, с которой сотрудничает и уже упоминавшийся выше Алексей Кавокин: Российский квантовый центр. Эта частная лаборатория включает в себя 185 специалистов по квантовой физике. Государство профинансировало его создание в 2012 году, а затем обеспечение его проектов взял на себя фонд Газпрома. РКЦ был сформирован в рамках другой инициативы, Сколково, самопровозглашенной «российской Кремниевой долины». В истории созданного в 2010 году по инициативе президента Медведева технополиса были взлеты и падения. Его промоутеры говорят о 1 тысяче 600 стартапах, о сумме в 1,6 миллиарда рублей, о 21 тысячи 800 рабочих мест, о партнерстве с Массачусетским технологическим институтом, с Samsung, Siemens, IBM…. Громкая кампания урезала финансирование прочих «наукоградов», особенно в регионах. Сказались на его развитии и коррупционные скандалы.

«Первые российские кубиты были получены здесь», — напоминает директор РКЦ Юрий Поздняков. Он не скрывает стремления поучаствовать в мировом состязании за квантовый компьютер, который должен осуществлять расчеты быстрее современных систем. Раньше такие исследования были уделом исключительно научных организаций, однако теперь в авантюру пустились частные игроки вроде IBM, Google и Microsoft.

В подвале же занимаются другим направлением развития квантовых технологий, системой передачи кодированных сообщений по каналу, безопасность которого обеспечивается свойствами квантовой физики. Швейцария, США и Китай уже проводили демонстрацию этого жизненно важного для обороны и банковской сферы ноу-хау.

Несмотря на красивую витрину, России характерна нехватка частных инвестиций в науку. Почти 70% финансирования предоставляются государством, что выделяет Россию на международном уровне. Возможно, страна стала жертвой нидерландского синдрома: эта экономическая концепция описывает то, как нефтегазовая рента ведет к недостатку инвестиций в будущее. Кроме того, все это можно отнести к наследию прошлого: НИИ были ориентированы главным образом на оборону, ядерную отрасль и космос, и их никто не подталкивал к тому, чтобы попытаться извлечь прибыль из результатов исследований.

Причем касается это не только Сколково. Созданная в 2012 году Российская венчурная компания выделяет на основное направление, то есть инновации, всего 10% средств, отмечает Ирина Дежина, руководитель группы по научной и промышленной политике Сколковского института науки и технологий. Остальное (неожиданно, но небесполезно) идет на образование, конференции и связи с общественностью (что свидетельствует об определенной зрелости). Фонд «Роснано» отправил в отставку 60% руководства после разгромного аудита Счетной палаты.

Если верить презентации проректора МФТИ по научной работе и стратегическому развитию Тагира Аушева, в институте наблюдается та же динамика. Россия хочет подняться в мировом рейтинге университетов, для чего была даже запущена программа «5-100» (пять вузов должны пробиться в сотню лучших к 2020 году). Тагир Аушев демонстрирует графики МФТИ, только вот старт приходится брать далеко, очень далеко. С промежутка между 600 и 400 местами, в зависимости от рейтинга. В некоторых дисциплинах (в математике и физике) дела обстоят несколько лучше. На национальном уровне Физтех находится в тройке лучших (как и МГУ).

В стремлении подняться на вершину Россия начала революцию в системе, которая традиционно была разделена на НИИ под началом Академии и университеты. Первые занимались преимущественно научной деятельностью, тогда как вторые — образованием. Теперь же вузам придется расширять свои исследовательские возможности (больше статей, больше громких имен…), чтобы подняться вверх в рейтингах. Созданная в 1992 году по такой модели Высшая школа экономики сегодня насчитывает 30 тысяч студентов и расширяет сферы интереса. Во Франции ситуация менее контрастная, однако и она последние 15 лет следует той же тенденции: объединение учреждений, формирование заметных на международном уровне вузов, множество тендеров… Последствием в обоих случаях становится сокращение средств для научных исследований (в России это касается бывших институтов Академии). Показательный для этой волны момент: в МФТИ все больше занятий проводятся на английском языке, чтобы привлечь не владеющих русским студентов из Азии.

Страсть к библиометрии

Санкт-Петербургский национальный исследовательский университет информационных технологий, механики и оптики (ИТМО)идет тем же путем. Получивший «мегагрант» Павел Белов начинает презентацию с графиков, которые демонстрируют увеличение числа статей от его команды. Такая страсть к критикуемой на Западе библиометрии говорит о сближении и униформизации научно-исследовательских систем.

Кроме того, выступления Павла Белова и прочих отражают другую, быть может, несколько карикатурную российскую особенность: находчивость или умение быть впереди с меньшими, чем у конкурентов, ресурсами. Так, ученый придумал систему для повышения чувствительности МРТ с помощью «простой» (разумеется, с большим умом сконструированной) решетки. Сейчас проводятся совместные испытания с английским предприятием.

Одна его коллега работает с перовскитами, которые активно применяются при создании солнечных батарей. Тем не менее она не слепо бросается в гонку, а стремится найти упущенный соперниками функционал (для хранения данных или расчетов) или же внести в вещество изменения, чтобы повысить его эффективность. «В наших традициях делать многое за небольшое время. Говорят также, что россияне считают иностранных коллег друзьями, что помогает работать продуктивнее», — полагает Даниил Александров. Фабрис Лосси же приехал ради контактов и знаменитых российских семинаров, которые не ограничены по времени, и где могут хлопнуть дверью и прервать доклад… «Очень стимулирует», — улыбается он.

В тот же день перед гостями раскрывается и другая выдающаяся российская черта: страсть и успех на научных конкурсах. Страна давно зарекомендовала себя на международных математических олимпиадах благодаря прекрасной системе подготовки. Но ИТМО также господствует в науке и робототехнике на мировом уровне. С 2004 году вуз шесть раз выигрывал Международную студенческую олимпиаду по программированию (всего Россия побеждала девять раз). «Это отлично мотивирует, — уверен заведующий кафедрой высокопроизводительных вычислений Александр Бухановский. — Кроме того, это открывает перед победителями двери университетов и предприятий».

Местный клуб робототехники добился успеха на Всемирной олимпиаде роботов. Подростки собирают роботов с помощью кубиков Lego и электронных деталей той же компании. А их старшие товарищи запускают работающие с дронами стартапы. Чтобы, наконец, взлететь?