Версия для печати
Вернуться к списку

Руки прочь от инноваций

Но никто не упрекает рыб за то, что они не ползают, а слонов — за то, что они не летают. И сейчас, и в советские годы экономика отторгает изобретения просто потому, что они ей не очень нужны, — по крайней мере, за ту цену, которую придется заплатить за прорывную технологию. Вместо того чтобы финансировать «отечественный суперкомпьютер», наши предприниматели сосредоточены на инновациях иного рода: отправляют сотрудников на переподготовку, нанимают западных менеджеров, покупают современное оборудование и софт. Пока чиновники твердят о «диверсификации экономики», бизнес занимается теми инновациями, которые ему действительно нужны, то есть окупаются.

ПОЧЕМ ВЕЛОСИПЕД

Всего 10–12% российских организаций занимаются инновациями, констатирует Росстат. Общие затраты на R&D в России ($6,8 млрд.) меньше инновационного бюджета Microsoft ($7,8 млрд.). Даже при пересчете по паритету покупательной способности картина изменится мало. Battelle Memorial Institute в докладе «Global R&D 2006» оценил российские исследования и разработки в 2004 г. в $17,4 млрд., в 2005 г. — в $18,6 млрд. и прогнозирует $19,9 млрд. в 2006 г. Китай, для сравнения, потратил на эти цели $125,4 млрд в прошлом году и собирается потратить $139,6 млрд в этом.

Независимая экспертиза показывает картину более оптимистичную, чем официальная статистика. Опрос почти 800 предприятий, проведенный Центром экономических и финансовых исследований и разработок (ЦЭФИР) в начале 2005 г., выявил, что по сравнению с серединой 2003 г. доля финансировавших абсолютно новые исследования почти не изменилась: 20 против 21%. А вот тех, кто копировал технологии, уже апробированные на мировом рынке, стало в полтора раза больше: 41 вместо 26%. Это перекликается с данными Росстата: наши компании увеличили расходы на импорт технологий с 11,1 млрд руб. в 2000 г. до 53 млрд руб. в 2004 г.

Предприятия покупают патенты и лицензии, оплачивают инжиниринговые услуги западных фирм. Едва ли наши топ-менеджеры читали работы гарвардского профессора Филиппа Агийона, зато они делом подтверждают правильность его теорий. Инвестиции в прорывные ноу-хау дело хорошее, считает Агийон, но тратить на них деньги стоит лишь в том случае, если вы находитесь близко к передовой технологического фронта. Если исследовательские лаборатории вашей компании работают не хуже американских, европейских или японских, то и вложения скорее приведут к созданию действительно новой и интересной для рынка технологии. Иначе вы будете все время изобретать велосипед, который устареет еще на этапе разработки. Отстающим надежнее инвестировать в копирование технологий. Именно такой путь прошли в 1950–1960-е гг. Япония и Южная Корея. Сейчас по нему идет Китай.

НАШИ ПЕРЕДОВИКИ

Есть ли в России компании, которые находятся на переднем крае научно-технического прогресса? Немного, но есть. Возможно, это и вдохновляет Минэкономразвития на создание венчурного фонда объемом $500 млн, из которого будут кредитоваться небольшие высокотехнологичные компании. Правда, представление о hi-tech у наших чиновников специфическое. Например, в особых экономических зонах льготы будут предоставляться компаниям, специализирующимся на офшорном программировании, — такую деятельность трудно назвать инновационной. «Это тупиковый путь, зачем строить город на 20 000 человек и превращать программистов в биороботов? — недоумевает Игорь Ашманов, гендиректор компании “Ашманов и партнеры”. — Они все равно у нас дороже, чем в Индии». В советские времена Ашманов работал над созданием искусственного интеллекта в академическом институте, а в 1994 г. помогал русифицировать Microsoft Word — там до сих пор стоит разработанный им модуль проверки орфографии. Сейчас Ашманов специализируется на интернет-консалтинге, но веру в российских программистов не теряет: «Наши конкурентные преимущества—почтение к уму и таланту и пока еще хорошее образование».

«Все, что связано с креативом, с поиском нестандартного, неординарного решения, является преимуществом России и вряд ли в скором времени перестанет им быть», — уверен основатель компании A4Vision Артем Юхин. В конце 1990-х гг. он разработал уникальную технологию компьютерного распознавания лиц. Деньги на раскрутку нашел в американских венчурных фондах, а коммерческий интерес к технологии проявила не российская ФСБ, а министерство внутренней безопасности США. Из Силиконовой долины Юхин куда чаще выбирается в Сан-Франциско, чем в Москву. В Россию его технология вернулась уже из Америки: НПО «Информация» купило у фирмы Юхина лицензию, которая пригодится при разработке биометрических загранпаспортов для россиян.

Вице-президент «Норильского никеля» Владимир Пивнюк считает, что IТ-технологии, «основанные на кремниевой электронике, уже исчерпали свой потенциал». «Всерьез надо заниматься теми технологиями, которые могут стать для страны прорывными», — считает Пивнюк. Как ни банально, это энергетика.

«Норникель» занялся разработками в сфере водородной энергетики еще в 2003 г., подписав соглашение с Российской академией наук. Развитие этого направления увеличит спрос на палладий, а компания Владимира Потанина контролирует 50% его мирового производства. «Задействовали все, что было в стране на момент подписания, а в советские времена у нас были пионерские разработки», — рассказывает Пивнюк.

Блин вышел комом. Через год, потратив $30 млн из запланированных $120 млн, компания убедилась в том, что академические институты не в состоянии представить годный для внедрения продукт. Недавно «Норникель» объявил о приобретении за $241 млн 35% акций американской компании Plug Power Inc, которая уже в этом году готова поставить на рынок США до 1000 водородных энергетических установок. «У них не просто образец, а рыночный продукт с системой эксплуатации и дилерской сети, — объясняет выбор Пивнюк. — Plug Power уже проникла на все основные мировые рынки».

То, что аналогичное производство не удалось наладить в России, показывает, насколько деградировала наша промышленность. «По сравнению с ракетно-космическими технологии в водородной энергетике простейшие», — разводит руками Пивнюк. Фактически попытка выращивания «пионерских разработок» завершилась покупкой готового технологического решения на мировом рынке. С этого можно было бы начать—$30 млн не пропали бы даром, да и Plug Power три года назад стоила дешевле.

Вообще, коммерциализация советских заделов дается с трудом. Президент группы «Каскол» Сергей Недорослев верит, что производимый на авиазаводе «Сокол» восьмиместный самолет М-101 будет востребован на российском рынке в качестве авиатакси. Ведутся переговоры о его поставках в Намибию: Африка — неплохой рынок сбыта для не самых современных, зато дешевых самолетов. «Мы инвестировали в оригинальную разработку КБ Мясищева, потому что я верил в упорство, силу и квалификацию тех, кто создавал этот продукт, — говорит Недорослев. — Многие говорили, что дешевле и проще купить лицензию на аналогичный западный самолет, чем доводить наш, но при этом не сделали ни того, ни другого. Кто был прав — покажет время». Даже если Недорослев окажется прав, единичный нишевый продукт — слишком скудная «доказательная база» для тех, кто все еще верит в запасы советских технологий.

НИШЕВЫЕ ИННОВАЦИИ

АФК «Система» без инноваций никуда, ведь ее основной бизнес — телекоммуникации и информационные технологии. Только на статус прорывных разработки «Системы», как правило, не претендуют — в основном это адаптация того, что уже создано другими.

«Мы собираемся создавать собственные R&D-центры по основным направлениям бизнеса», — говорит Денис Муратов, вице-президент корпорации, отвечающий за инновационную стратегию. Масштаб инвестиций? В ответ на этот вопрос Муратов лишь ссылается на недавнее заявление президента корпорации Александра Гончарука — «несколько сот миллионов долларов».

«Дочки» «Системы» более точно называют свои затраты. «Мы инвестируем около 10% выручки в разработку новых продуктов», — говорит гендиректор концерна «Ситроникс» Евгений Уткин. Концерн, специализирующийся на разработке ПО и производстве бытовой техники, за девять месяцев прошлого года выручил $652,2 млн. Понятно, что «Ситрониксу» не по плечу конкурировать не только с Sony (R&D-бюджет—$4,7 млрд.), но и с LG ($1,1 млрд.). Зато и о прорывных технологиях здесь не говорят, задачи ставятся более скромные — например, стать лидером среди телевизионных марок второго эшелона. В переводе с маркетингового на русский — хорошо производить телевизоры, которые мировые гранды выпускали 5–7 лет назад.

«Самые жизнеспособные продукты — нишевые», — убежден Уткин. По его оценкам, концерн способен производить конкурентоспособное телекоммуникационное оборудование: биллинговые системы, интеллектуальные коммутаторы и системы быстрого переключения каналов передачи данных. Еще одна ниша — средства видеонаблюдения и сигнализации. Внедрять эти разработки в производство «Ситроникс» будет вместе с Siemens, с которой в начале апреля было образовано СП «Центр инновационных разработок».

«В прошлом году объем финансирования R&D у нас составил $52 млн, и в последние годы этот объем устойчиво растет на 15–20% в год. В 2006 г. мы планируем выйти на $60 млн», — отмечает Дмитрий Ступин, заместитель гендиректора по науке «РТИ-Системы», еще одной компании, входящей в империю Владимира Евтушенкова. Но эту динамику обеспечивает государство — оборонный заказ составляет более 60% продукции «РТИ-Системы». Компания производит важнейшую часть системы ПРО — радиолокационные средства предупреждения о ракетном нападении. Ее средствами связи снабжены и спутники-шпионы, и истребители российских ВВС. Конверсия в «РТИ-Системы» выразилась, среди прочего, в том, что компания стала системным интегратором, то есть занялась приспособлением стандартных продуктов Microsoft, IBM, Oracle к нуждам заказчиков. Но главная коммерческая надежда — автоматические системы управления, которые пригодятся при освоении шельфа. Они позволят до минимума сократить количество работающих на буровых в Заполярье, рассказывает Ступин. Снова возвращаемся к энергетике.

«Аналогов нашей продукции в мире нет, а если и есть, то считанные единицы», — уверен Ступин. Однако стратегия «Системы» — попасть на научно-техническую передовую через контракт с Министерством обороны — слишком специфична, а потому не поддается тиражированию. Компании, работающие в традиционных отраслях экономики, идут по пути, прописанному Агийоном.

ДЕШЕВЛЕ КУПИТЬ

В кабинете старшего вице-президента «Российских железных дорог» (РЖД) Бориса Лапидуса на стене висит график, нарисованный им еще два года назад. Из него явствует, что в деле создания скоростного поезда Россия безнадежно отстала от конкурентов. «Прогресс развивается по экспоненте. В какой-то точке мы находились очень близко, например, когда в 1970 гг. разрабатывался ЭР-200, потом мир ушел резко вперед, а мы стояли. Разрыв надо перескочить», — рассуждает Лапидус.

РЖД направляет на НИОКР до 2% выручки, в 2005 г. — примерно 15 млрд. руб. Огромная сумма по российским меркам, но значительная ее часть идет на модернизацию того, что уже есть, — парк локомотивов и вагонов изношен больше чем на 50%. За последние три года РЖД профинансировала разработку пяти новых моделей тепловозов и электровозов. Но для движения на скоростях более 200 км/ч нужны принципиально иные технологии. Российский скоростной поезд «Сокол», на разработку которого в 1996–2002 гг. было потрачено $75 млн, так и не удалось довести до ума. «Если начать все заново, за то время, пока мы разрабатываем, мир обгонит нас, — объясняет Лапидус. — Нашей промышленности нужны инновационные решения, которые проще купить готовыми, чем разрабатывать самим».

Ничего страшного в этом нет. «Вся наша железнодорожная техника еще с XIX века строилась по такому принципу: сначала закупались французские паровозы, а лет через пять начинали делать свои, не хуже, а может, и лучше»,— рассказывает Лапидус. Прошлой весной РЖД договорилась с Siemens о покупке 60 скоростных поездов с последующей локализацией их производства в России. Через несколько месяцев—за это время Владимир Якунин как раз успел сменить Геннадия Фадеева в кресле президента РЖД — контракт был пересмотрен. Теперь РЖД готова купить только 8 поездов, а Siemens на таких условиях размещать заводы в России уже не хочет. «От идеи переноса производства в России мы не отказываемся, — заверяет Лапидус. — Просто мы прагматично оценили свои потребности».

В автопроме подобные переговоры недавно закончились крупной сделкой. Группа «ГАЗ», принадлежащая «Базовому элементу» Олега Дерипаски, купила один из заводов корпорации Daimler Chrysler в США вместе с лицензиями на производство двух моделей: Chrysler Sebring и Dodge Stratus. Производство к концу 2007 г. будет перенесено в Россию. «Мы потратим на весь проект $150 млн»,—рассказывает вице-президент по стратегическому развитию группы «ГАЗ» Эрик Эберхардсон. Для сравнения: Nissan, которая с 2009 г. начнет собирать свои авто в Санкт-Петербурге, потратит на строительство сборочного завода $200 млн.

Эберхардсон сам живая «инновация». В прошлом году глава дочерней компании Volvo по СНГ принял предложение Дерипаски разработать стратегию развития ГАЗа. Теперь шведу предстоит превратить производителя «Волги» в современную автомобильную компанию. «Традиционный советский подход — отталкиваться от возможностей производства. Выпускали модель 15 лет, появилась возможность — немножко обновили. О потребителях думали меньше», — говорит Эберхардсон.

Решение отказаться от гонки за мировыми автолидерами было абсолютно сознательным. «Ведущие мировые компании производят миллионы легковых автомобилей в год, мы в прошлом году — 55 000, — объясняет вице-президент ГАЗа. — Мы решили, что нам не стоит разрабатывать свои новые модели легковых машин». Зато до 2011 г. ГАЗ потратит $1,1 млрд. на разработки новых моделей городских автобусов, микроавтобусов и грузовиков, а возможно, и на покупки новых лицензий.

У команды госменеджеров, недавно пришедших на АвтоВАЗ, стратегия прямо противоположная. Новый гендиректор Игорь Есиповский обещает к 2012 г. пополнить линейку Lada двенадцатью свежими моделями, и директор Федерального агентства по промышленности Борис Алешин уже испросил у правительства $5 млрд. Только есть подозрение, что никакие миллиарды бюджетных денег не сделают АвтоВАЗ законодателем автомобильной моды. Достаточно заглянуть в отчет компании по МСФО за 2004 г., чтобы обнаружить там расходы на НИОКР в объеме $24 млн. Hyundai Motor — отнюдь не лидер мирового автомобилестроения—в тот год потратила на исследования и разработки $802 млн, а Toyota — $6,4 млрд.

В Японии до сих пор любят вспоминать историю о первых сотрудниках корпорации Sony, которые после войны поехали в США и там экономили на суточных, чтобы за $1500 купить патент на производство полупроводников. Нам на такие жертвы идти не нужно — послевоенной разрухи в стране нет. А значит, и путь от имитации и копирования чужих технологий к научно-техническому фронтиру российские компании могут пройти быстрее японских. Если им не мешать.