Заведующая сектором социальной философии Института философии РАН Валентина Федотова призывает перейти от простого повторения этого слова к ответам на вопросы — какие национальные задачи мы решаем при помощи модернизации, что и как хотим модернизировать, на какие передовые образцы ориентируемся?
Справка STRF.RU: Федотова Валентина Гавриловна, заведующая сектором социальной философии Института философии РАН, доктор философских наук, профессор Валентина Федотова: «Модернизация не может быть понята, как догоняющая Запад и как процесс, который можно завершить. Она может быть воспринята как проект, который решает задачи России, используя образцы Запада и других стран» Валентина Гавриловна, слово «модернизация» стало частью политической лексики. Что оно означает с точки зрения социальных наук?
— Обыденное значение слова «модернизация» — улучшение, создание чего-то нового, передового. В социальных науках слова обыденного значения применяются в неких концептуальных схемах и приобретают новый смысл. Поэтому, когда политик во всех выступлениях повторяет слово «модернизация», нельзя предположить, что речь идёт о простом улучшении, совершенствовании. Что же понимается в таком случае под «модернизацией»?
Обратимся к истории. Монголы, подойдя к берегам Дуная, повернули назад: Париж в это время походил на деревню, там нечего было взять, а Новгород считался процветающим городом. Но вот Запад медленно, постепенно и неуклонно начал подниматься над остальными регионами — модернизироваться, становиться современным, в отличие от традиционного средневекового мира, в который прежде входил сам. Причём произошла эта модернизация естественным образом — перед Западом никто не ставил её прямых задач. Однако изменения произошли под влиянием трёх «революций»: Ренессанса, передающего информацию об античности через тысячелетия, Реформации, когда возник протестантизм и протестантская этика, и Просвещения, которое было основано на убеждении, что знания и наука способны преобразовать человечество. В результате этих трёх мощных процессов Запад стал другим, зародилось общество нового типа, с иным отношением к инновациям. Новым стал человек — протестантская этика формировала образ рациональной личности, смотрящей на свою жизнь как на путешествие, которое она тщательно спланировала.
С той поры, как Запад стал непохожим на средневековый мир, современным, когда в нём над традициями стали преобладать инновации, слово «модернизироваться» приобрело новое значение — переход из традиционного общества (коим Запад, как и прочие страны, был в Средневековье) к современному, обновляющемуся (коим он стал в Новое время).
И если Запад органически сделался образцом инновационного развития, то другим странам, стремившимся преодолеть свою традиционность и отсталость, стать похожим на него, необходимы были мобилизационные усилия. Развитие незападных стран по пути Запада или в его направлении получило название догоняющей модели и до недавнего времени было преобладающим способом модернизации незападных стран.
Догнать Запад — весьма условная цель, достичь которую по существу никому не удавалось: нельзя стать таким же, имея другую культуру. К тому же, естественная модернизация уже невозможна. За стремление войти в семью европейских народов, быть цивилизованными на манер западных обществ необходимо платить напряжением народных сил, что всегда делалось в России.
Ден Сяо Пин, начиная реформу в Китае, исходил из того, что 240 миллионов жителей страны голодают, а это недопустимо в цивилизованном обществе Наша страна со времён Петра I находится в состоянии догоняющей модернизации, хотя по-настоящему она у нас началась с Александра II, когда было отменено крепостное право и установлены многие новые социальные и юридические нормы, соответствующие европейским принципам Нового времени. Даже большевизм с этой точки зрения — насильственная, но по-прежнему догоняющая модернизация.
В 1990-е годы, когда в России произошли посткоммунистические преобразования, возник вопрос — а можем ли мы, свергнув коммунистический строй, внезапно стать такими же, как Запад? Опыт показал, что нет. Более того, произошла демодернизация — отход от индустриального типа модернизации, которая была в Советском Союзе, что привело к развалу производства.
И вот сейчас мы наблюдаем новый виток интереса к модернизации, интереса, на мой взгляд, оправданного. Он был бы целесообразен и 20 лет назад, но тогда не существовало более гибких моделей развития, реформаторы следовали имеющейся догоняющей модели. Сегодня — другое время. Сегодня авторитетные, в том числе и западные специалисты, говорят, что Запад перестал быть образцом развития для всех. Во-первых, потому, что произошла глобализация, которая вовлекла в развитие большое многообразие стран, многие из которых просто не могут поставить себе подобной задачи. Во-вторых, потому, что появляются блоки стран, которые будут развиваться быстрее, чем Запад. В частности, в прогнозе американского разведывательного Совета (а этот документ по традиции вручили вступающему в должность президенту Бушу-младшему) говорится, что включение в мировые процессы Азии сотрёт различия между Западом и остальным миром. Но в таком случае мы не сможем смотреть на Запад как на уникальный образец. В аналогичном докладе, представленном Обаме, первый сценарий развития называется «Мир без Запада». В нём идёт речь о том, что страны БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай) обгонят Запад. Далее в докладе описываются общие трудности как Запада, так и незападных стран, связанные с нехваткой ресурсов и изменением климата, но при этом Запад не получает преимуществ.
Как в таком случае Вы относитесь к докладу Игоря Юргенса, Евгения Гонтмахера и их коллег «Россия XXI века. Образ желаемого завтра»?
— Коллектив Института современного развития, подготовивший упомянутый Вами доклад, полагает, что никакой другой модернизации, кроме догоняющей, не существует. Кроме того, они говорят, что нам надо, наконец, завершить модернизацию. В догоняющей модели это означает стать Западом.
Запад перестал быть образцом развития для всех стран Их доклад я рассматриваю как возобновление либеральной модели 1990-х годов, слегка подправленное. После смерти Гайдара оживились как идеи либерализма, так и полемика с ними. Но быть либералами сегодня — это быть «новыми правыми», учитывающими как эффект глобализации, так и неудачи реформ 1990-х, как усиливающуюся роль государства в мировом кризисе экономики, так и появление новых чемпионов развития в Азии. К сожалению, авторы доклада лишь косметически отреагировали на эти принципиально новые факты. Они — экономисты и ориентированы на модель экономического роста и адекватное ей политическое устройство Запада. Но этот рост для всех невозможен, не хватит ресурсов Земли. И лидерами, как отмечено, начинают становиться Китай, Индия и другие незападные страны. Если настаивать на догоняющей модели, то надо прежде всего понять, кого мы догоняем?
В нынешних условиях разработали новую модель модернизации. Её можно назвать национальной, что подразумевает активную вестернизацию, заимствование западного опыта и опыта других стран, при которой решаются собственные задачи каждой страны. Крупнейший специалист по модернизации Шмуэль Айзенштадт и множество других западных специалистов чётко обосновали новый тип модернизации и отвергли догоняющую модель, к тому же ещё и завершающуюся.
Ден Сяо Пин, начиная реформу в Китае, исходил из того, что 240 миллионов жителей страны голодают, а это недопустимо в цивилизованном обществе. Поэтому перенимая рынок, западные технологии, ориентируясь на западный вкус в производстве товаров, он хотел одного: преодолеть голод в деревне. Китай использует не только западные достижения, но также результаты и ресурсы других стран.
Наша сегодняшняя национальная модернизация началась с заимствования рыночных отношений у Запада и Китая. У первого перенимали политическую систему, новые образовательные модели (кстати, заимствовали их очень некритично, поскольку эти модели не отвечают задачам нашей страны) и решение демографических проблем. Сегодня справедливы цели перехода к высокотехнологичному, инновационному производству.
Но что значит «завершить модернизацию», если модель не может быть догоняющей (а так считают все современные теоретики модернизации, а вовсе не представители классического её понимания, как утверждают авторы доклада)? Вчера китайцы преодолевали голод в деревне. Сегодня они хотят справиться с неравномерностью своего развития. Вчера мы говорили, что самое главное для нас — демография, сегодня мы видим, что это — научно-техническое развитие. Теория не должна строиться на ложном тезисе о том, что догоняющая модернизация может завершиться. Этого не произойдёт никогда! Это бесконечный процесс совершенствования, ориентированный на передовые образцы, причём не только западные.
Замечу, что национальная модель модернизации для России не является ни славянофильской, ни западнической. Славянофилы хотели бы жить, как при Иване III, что невозможно — никакой абсолютной национальной специфики, не связанной с мировыми процессами, после Александра II не существует. Западники хотели бы, чтобы мы были Западом, что также невозможно, поскольку он меняется, неоднороден, и мы иные культурно.
Подчеркну, слово «модернизация» не может быть употреблено в политическом документе без опоры на знание её концепций и её истории в разных странах. Сегодняшний день требует нового видения этой концепции, разделения на классическую и неклассическую недостаточно. При этом невозможна догоняющая (как и завершающая) модернизация и модернизация только на собственной основе.
Модернизацию нужно начинать с роста значимости фундаментального исследования Что для нас сегодня важнее всего? Нам говорят — перейти от сырьевой экономики к экономике знаний. Верно, но вместе с тем, когда ресурсы становятся чрезвычайно важным и ценным продуктом, не будет ли другой крайностью, когда мы забудем о ресурсных возможностях страны?
Я призываю перейти от слов, которые имеют только обыденное значение, к разъяснению чётких задач. Какие национальные задачи мы решаем при помощи модернизации? Что мы хотим модернизировать? Как планируем это делать? На какие передовые образцы мы ориентируемся? Нужно рассматривать процесс модернизации не в духе догоняющей модели, которую можно завершить, а в духе непрерывного процесса решения национальных задач на основе лучших передовых образцов, в том числе образцов, идущих от Запада.
Всегда ли модернизация требует от общества напряжения сил?
— Как я уже сказала, естественную модернизацию прошёл только Запад. Российская модернизация всегда была связана с желанием догнать его. Это требовало усилий, которые называют (не в военном, разумеется, смысле) мобилизацией населения. Причём насильственной модернизация была не только при большевиках, но и при царской власти, когда для осуществления индустриализации продавали хлеб за границу, а крестьяне голодали (такой хлеб называли голодным).
Но, несмотря на то, что модернизация — это всегда целенаправленный политический и экономический процесс, не всегда он требует мобилизации населения. В Китае Ден Сяо Пин никакой мобилизации не проводил. Китайцы — природные торговцы, ещё Адам Смит говорил, что они с древности превосходят Запад своей способностью к торговле. Неудачная колонизация привела к тому, что Китай заснул летаргическим сном, но способности к торговле жители страны не утратили. Начав с продажи очень плохих товаров, теперь они торгуют и качественными.
Боюсь, что в России модернизация может пойти по линии рассуждений о том, что мы должны. Но ведь народ не понимает — он-то что должен при этом? Ответить на эти вопросы должна власть и научное сообщество.
Как Вы относитесь к процессам, происходящим сейчас в образовании?
— У нас было фундаментальное образование, без которого сегодня нельзя провести модернизацию. Но сегодня фундаментальные исследования (те, что хотят купить у нас китайцы) сворачиваются ради пропитания администрации вузов, открываются специальности похоронного дела, гостиничного бизнеса, для которых нужны ПТУ, или международных отношений в далёких провинциальных университетах, от которых ни до какой заграницы не доскачешь. Образование бюрократизируется, подвергается непрерывным и некачественным проверкам борцов за качество и т. д. Да с таким образованием о модернизации можно забыть! Сейчас сворачивается всё, что требует усилий, не суля счастливого будущего. Рынок перенасыщен полуобразованными пиарщиками, юристами, экономистами, которые получали своё образование в надежде на золотую жизнь.
Мне кажется, что модернизацию нужно начинать с роста значимости фундаментального исследования. Инновация сегодня — это технологическое применение фундаментальных наук. Скажем, спроектировать самолёт без аэродинамики было очень сложно, но возможно. А вот построить атомную электростанцию без атомной физики уже нельзя. Генная инженерия без генетики невозможна. Все сложные технологические процессы, связанные с очисткой воды, новыми достижениями, требуют фундаментальных исследований и знаний, а не их профанации «на новый лад». Экономика нуждается не только в абстрактных рассуждениях, но и в математических методах. В российском образовании стало модным снижение всякого инновационного компонента, связанного с фундаментальными науками. Запад называет своё общество «обществом знания», а экономику «экономикой знания», имея в виду высокий уровень фундаментального знания. Вот это надо перенимать.
Способно ли сегодня правительство подготовить нормальный модернизационный проект?
— Когда американцы после Второй мировой войны оккупировали Японию, они решили провести либерализацию — отпустили цены, «расщепили» коллективы, чтобы Япония не смогла осуществить милитаристские цели через свои коллективные структуры.
В конце 1950-х годов японские социологи сказали: наше общество разрушается, а не модернизируется. И предложили свой проект для каждого района Японии. Один — для севера, другой — для юга, третий — для ещё какой-то области и так далее. Сутью проекта был отказ от либерализма и обращение к коллективной продуктивности.
А мы — огромная страна — в 1990-е годы заявляли, что станем Западом! Почему-то у нас — или глобальный проект или никакого проекта.
Сейчас нужна правительственная деятельность по модернизации страны. А для этого модернизацию нельзя понимать, как догоняющую Запад и как процесс, который можно завершить. Её надо рассматривать, как проект, решающий задачи России, используя образцы Запада и других стран.