РАЗВАЛ ЗАВАЛОВ

27 декабря свет увидело открытое письмо президенту Путину 400 ведущих российских ученых. Во второй раз за полтора года и в удвоенном количестве они заявили о «критической ситуации в российской науке и необходимости принятия неотложных мер со стороны высшего руководства страны». Публикация письма, похоже, была приурочена к совместному заседанию президиума РАН и научно-координационного совета при ФАНО России, состоявшемуся в тот же день. На нем обсуждалась тема, весьма болезненная для бывших академических, а теперь подчиненных ФАНО институтов, — итоги оценки и распределения по категориям, от которых во многом зависит их дальнейшая судьба. Кроме того, на самый конец декабря пришлось окончание символического стодневного периода вступления в обязанности нового президента РАН академика Александра Сергеева, не одобрившего, кстати, инициативу подписантов.

О том, как реализуется программа нового главы РАН, о проблемах организации академической науки и вариантах ее решения, мы говорим с одним из авторов письма 400, главным научным сотрудником Института электрофизики УрО РАН академиком Михаилом Садовским.

— Михаил Виссарионович, прежде всего разрешите поздравить вас с присуждением золотой медали им. академика В.Л. Гинзбурга*, тем более что вы стали ее первым лауреатом.

— Спасибо, эта награда действительно очень дорога для меня. С Виталием Лазаревичем я познакомился в 1971 году, поступив в аспирантуру знаменитого теоретического отдела ФИАНа, и поддерживал с ним связь до конца его жизни. Высокотемпературная сверхпроводимость, исследованиями которой я занимаюсь уже несколько десятилетий, была одной из главных областей интересов академика Гинзбурга. Также мне всегда была близка и служила примером его гражданская позиция. Виталий Лазаревич, один из инициаторов создания комиссии РАН по борьбе с лженаукой, никогда не стеснялся говорить правду, невзирая на лица. В Академии не так много людей, которые не опасаются высказывать свою точку зрения, если она не совпадает с позицией официальных властей. Например, в 2007 году он стал одним из авторов открытого письма членов Академии президенту РФ Путину «Политика РПЦ МП: консолидация или развал страны?», известного как «Письмо десяти». Оно вызвало широкий резонанс в обществе.

К сожалению, все перечисленные в нем проблемы так и остались актуальными. Виталий Лазаревич не дожил до реформы РАН, однако легко можно представить его реакцию на события 2013 года и на то, что происходит в Академии. Уверен, он горячо поддержал бы деятельность «Клуба 1 июля», который является центром борьбы с этой «реформой» и членом которого я состою.

— Академик Сергеев — тоже член «Клуба 1 июля». И в его президентской программе, как подчеркивается в письме, в качестве стратегической цели «указано совместное руководство институтами со стороны РАН и ФАНО, а в качестве первоочередной задачи — необходимость наделения РАН особым государственным статусом». С неадекватным юридическим статусом институтов и Академии связывают большинство проблем взаимодействия с ФАНО и авторы письма 400. Однако появление этого письма президент РАН не одобрил. В чем вы сходитесь и в чем разногласия?

— У нас с Александром Михайловичем есть общие позиции, но есть и немало разногласий. Мое представление о том, что нужно делать с Академией наук, изложено еще в первом открытом письме президенту РФ Владимиру Путину в июле 2016 года. И это представление с тех пор практически не изменилось. Я, разумеется, согласен с академиком Сергеевым в том, что надо повышать юридический статус РАН. Но он предлагает делать это в рамках сложившихся обстоятельств, смирившись с тем, что институты вернуть в Академию наук невозможно. На мой взгляд, это неверный подход.

— В письме в вину ФАНО поставлены неработоспособность и абсурдность бухгалтерско-бюрократического подхода к управлению наукой. Как вы видите форму переподчинения ФАНО Российской академии наук и ограничения его функционала хозяйственными вопросами и управлением имуществом институтов?

— Я не говорю о том, что надо чисто механически отдать институты Академии обратно. Вероятно, тогда будет еще хуже, чем сейчас. Если сравнить эффективность аппарата ФАНО в части выполнения административно-хозяйственных и финансовых функций со старым аппаратом президиума РАН, то, пожалуй, сравнение будет в пользу агентства. Менеджеры из ФАНО все же кое-что умеют, пусть и дальше решают хозяйственные проблемы, налаживают механизмы бухгалтерской отчетности, обеспечивают комфортные условия для работы научных сотрудников. Но они не должны утверждать госзадания для научных институтов, определять направления и планы научных исследований и оценивать их результаты, вмешиваться в решение кадровых вопросов, связанных с назначением директоров и других руководителей, потому что у них просто отсутствуют адекватные представления о том, как устроена наука. Причем касается это самых элементарных вещей. Приведу анекдотический пример из жизни нашего института. Государственную экзаменационную комиссию для аспирантов у нас возглавляет доктор физико-математических наук Евгений Памятных, профессор кафедры теоретической и математической физики УрФУ. Сотрудник ФАНО, отвечающий за оформление соответствующих документов, делает нам замечание: профессор — это не должность, это ученое звание. Пришлось ученому секретарю найти перечень вузовских должностей, сделать копию трудовой книжки Евгения Алексеевича и послать в ФАНО. Это, конечно, частный и довольно мелкий случай, но он весьма характерен. А сколько еще приходится проделывать ненужной работы, сколько бессмысленных требований нам предъявляется! Достаточно упомянуть очередное новшество ФАНО — прямое увязывание повышения зарплаты в рамках выполнения «майских указов» с количеством публикуемых статей. Видимо, в ФАНО считают, что за 100 рублей я напишу, скажем, пять формул, а за 200 уже десять? Что уж говорить о планировании научной работы в нормочасах — это замечательное изобретение ФАНО и Минфина могло бы вызвать только смех, но вызывает-то слезы... Кстати, сам дух и буква «майских указов» создают серьезное неравенство между научными сотрудниками разных регионов страны, что само по себе закладывает серьезную мину под российскую науку.

В начале «реформы» нас заверяли, что простые сотрудники институтов РАН «ничего не почувствуют». Как бы не так, очень даже чувствуют! Говорю это, поскольку сам таковым и являюсь, а вовсе не «академическим начальником». Можно прямо сказать, что методы и стиль работы ФАНО наносят оскорбление всем творчески работающим ученым. Не могут завхозы и бухгалтера мной командовать, да и слушаться их я все равно не буду.

— Какую систему вы предлагаете?

— ФАНО должно быть преобразовано в орган, подобный управлению делами РАН и подконтрольный президенту и президиуму Академии. Сохраняя статус-кво, мы поддерживаем созданную ФАНО неработающую систему управления наукой. Не работает она потому, что она двуглавая. Хотя только в страшном сне можно представить, что будет, если ФАНО вдруг станет одной головой. Исправление этой ненормальной ситуации требует существенного изменения действующего законодательства в области науки и, казалось бы, должно быть центральной задачей для нового руководства РАН.

На мой взгляд, необходимо также реформировать министерство образования и науки, отделив одно от другого, то есть науку от образования. Логично было бы создать также структуру, подобную Госкомитету по науке и технике, которая бы руководила прикладными научными разработками. Академия наук по определению ориентирована прежде всего на фундаментальные результаты, она никогда не сможет выдавать серьезные прикладные результаты.

— По вопросам финансирования науки — начиная с тезиса в письме о сокращении финансирования и заканчивая предвыборным еще программным заявлением кандидата в президенты Сергеева о том, что Академия должна курировать государственные мегасайенс-проекты, — вы также разошлись во мнениях.

— Я полагаю, Академия не может и не должна брать на себя ответственность за реализацию крупных проектов, которые требуют масштабных финансовых вложений. Даже АН СССР не имела прямого отношения к руководству ни атомным, ни космическим проектами. Но для их реализации из Академии действительно привлекали квалифицированных специалистов, без них ничего не получилось бы.

Безусловно, есть научные проекты, требующие колоссальных вложений, — это строительство мощных ускорителей элементарных частиц, лазерных установок, реакторов для управляемого термоядерного синтеза. Но РАН самостоятельно их осуществить в большинстве случаев не сможет.

В числе мегапроектов, которые иногда упоминаются в связи с Академией, — проект НИКА, создание нового ускорительного комплекса на базе Объединенного института ядерных исследований в Дубне. На этом коллайдере ученые планируют исследовать свойства плотной барионной материи, чтобы попытаться смоделировать первые мгновения возникновения нашей Вселенной. Но это не проект Российской академии наук. Это большой международный проект, финансируемый многими отечественными и зарубежными организациями. Масштаб подобных сооружений, как правило, превышает потенциал не только любого института, но и одной страны.

Ошибкой Академии наук СССР приходится признать, например, то, что она взяла на себя строительство исследовательского ядерного нейтронного реактора «ПИК» на территории Петербургского института ядерной физики им. Б.П. Константинова, позже переданного в Курчатовский институт. Это один из старейших российских научных долгостроев. Начался процесс в далеком 1976 году, затем был остановлен после аварии на Чернобыльской АЭС, возобновлен и снова заторможен после распада СССР. В очередной раз строительство продолжилось в 2001 году, и с тех пор планировалось запустить реактор в 2009-м, потом в 2010, 2011 году и так далее. Есть знаменитая «теорема» одного из авторов этого проекта Юрия Петрова: во всякий заданный год до окончательной сдачи реактора остается пять лет. Впервые я про «теорему» услышал в Гатчине в 1979 году. Последняя дата планируемого пуска — 2018 год, но вряд ли он свершится. Это наглядный пример того, что происходит, когда Академия берется за несвойственные ей задачи. Взялось бы за дело советское министерство среднего машиностроения, реактор был бы уже давно построен.

Если мы будем ориентироваться на такие масштабные проекты, снова получим «теорему» Петрова. Большая часть бюджета РАН будет уходить на финансирование мегапроектов, в результате ни денег в Академии не останется для нормальной научной работы, ни установки не будут построены.

— Известно высказывание академика Сергеева о том, что Академия наук должна стать главной экспертной организацией России. Предполагает это усиление ее экспертной функции?

— Насчет экспертной функции Академии тоже не все так просто. Да, президент Сергеев считает, что РАН должна быть высшим экспертным научным сообществом в стране. Но Академия даже в части экспертизы не может и не должна отвечать за всю российскую науку, например, за то, что происходит в «Курчатнике» или в РФЯЦ-ВНИИТФ в Снежинске. Конечно, академические ученые занимались и занимаются экспертизой различных проектов, но это никогда не станет нашей главной задачей. Все-таки в члены Академии нас избирали не для этого, а для решения новых научных задач, как это и записано в Уставе РАН.

— Должна ли РАН принять участие в разработке нового закона о науке?

— По этому вопросу я занимаю сдержанную позицию. Тот проект, что обсуждался в министерстве образования и науки, никуда не годится. Однако не думаю, что членам Академии самим стоит формулировать положения закона о науке. Разрабатывать его должны все же законодатели, при участии академических юристов. Безусловно одно — проект нового закона следует широко обсуждать и согласовывать с академическим сообществом.

В заключение скажу, что позиция президента РАН во многом вызывает уважение. Академик Сергеев честно признает, что российская наука находится в плачевном состоянии, в последние десятилетия у нас нет больших достижений, нет и светлых перспектив. Сколько ни празднуй юбилеи, а приходится признать, что даже институты, которые РАН и ФАНО собираются отнести к первой категории, на мировом уровне имеют сейчас довольно бледный вид. Что сможет сделать новое руководство РАН для преодоления этого отставания, покажет будущее. Три месяца — срок небольшой. Надо дать новому президенту некоторое время, а потом уже судить о результатах его деятельности.

* Золотая медаль имени академика В.Л. Гинзбурга учреждена РАН в 2015 году и присуждается отечественным и зарубежным ученым за выдающиеся работы в области физики и астрофизики. Михаил Садовский удостоен высокой академической награды за фундаментальные результаты в исследовании высокотемпературной сверхпроводимости.

В 2000-е годы в России был взят курс на «вестернизацию» российской науки, в частности это выразилось в попытке перевести исследования в вузы. Началась борьба за ресурсы. В условиях перераспределения государственных средств академические учреждения, продолжавшие давать большую часть научной продукции высокого класса, оказались на голодном пайке. В ходе развязанной информационной войны пропагандировалась такая точка зрения — РАН структура не только бесполезная, но и мешающая развитию науки. Академия выбрала тактику молчаливой обороны осажденной башни из слоновой кости и проиграла. В итоге осенью 2013 года был принят закон о РАН (№ 253-ФЗ), на основании которого Академия была лишена подведомственных институтов, а ее статус понижен до уровня обычного бюджетного учреждения.