Версия для печати
Вернуться к списку

БЮДЖЕТ ИЛЬ НЕ БЮДЖЕТ. С ТАКИМ ВЫБОРОМ СКОРО СТОЛКНУТСЯ УЧЕНЫЕ РАН

В конце августа она была представлена президенту РФ Владимиру Путину. А чуть раньше на совещании у премьер-министра Михаила Фрадкова было принято решение о резком повышении зарплаты ученым. О том, чем им придется заплатить за это повышение, рассказывает в интервью «МН» вице-президент РАН, руководитель комиссии по совершенствованию структуры РАН, академик Валерий КОЗЛОВ.

-Валерий Васильевич, академии все-таки удалось отстоять свои позиции?

- В целом – да. В течение года, с момента, когда была обнародована первая концепция Министерства образования и науки, где предлагалось резко сократить число научных работников, мы много раз встречались с руководителями министерства. Совместная работа шла очень непросто. Нам удалось настоять на важном пункте: модернизацию РАН будет осуществлять сама академия. Поэтому мы приняли непосредственное участие в разработке окончательной версии программы модернизации, которая была представлена сейчас Владимиру Путину. Мы сумели отстоять свою точку зрения в той части, которая касается именно академии, но не совсем удовлетворены положением отраслевой науки и науки в целом. Осталось много нерешенных вопросов.

- Главная перемена, которая ожидает академических ученых, - повышение средней заработной платы до 30 тысяч рублей. Откуда эти деньги?

- За последние 15 лет в академической науке накопилось масса проблем: низкая заработная плата, плохое оснащение институтов, отток молодежи, утечка умов, и так далее. Мы решили выделить основное звено и ухватившись за него, вытянуть всю цепочку. Это резкое повышение зарплаты нашим ученым. В прошлом году средняя заработная плата составляла чуть больше 7 тыс. рублей в месяц. Мы считаем, что реально повысить ее до 30 тысяч. Это означает, что ведущие ученые будут получать больше - около 40 тысяч, а начинающие – примерно 15-20.

- За счет чего?

- В 2002 году состоялось заседание Совета безопасности Президентского совета по науке и высоким технологиям, где обсуждался вопрос развития науки на период до 2010 года. И там был утвержден график расходов на науку гражданского назначения по годам. Например, финансирование науки в 2008 году, удваивается по сравнению с 2005. До 2005 года он неукоснительно соблюдался, и мы рассчитываем, что так будет и впредь – ведь обсуждение было серьезным, и окончательное решение принимал президент страны.

Наша задача – наиболее эффективно распорядиться этими бюджетными средствами. В этом году на зарплату было потрачено 45 процентов бюджета академии. Сейчас мы просим разрешить нам расходовать на эту графу большую часть академических бюджетных средств и довести ее в 2008 году до 60 процентов. При этом, поскольку общее финансирование увеличивается, будут расти расходы и на оборудование и другие нужды. Сейчас мы согласовываем этот план с федеральными органами. Поскольку его нельзя осуществить в рамках принятого принципа оплаты труда - единой тарифной сетки. Уже решено - и в этом, пожалуй, состоит главный итог августовского совещания у премьера, - в качестве эксперимента попытаться в течение трех лет ввести отраслевую систему оплаты труда в РАН. Отказаться от единой тарифной сетки и утвердить «внутреннюю сетку», состоящую только из наших, академических позиций с учетом стажа, степени, должности и так далее. Возможно, в скором времени такой принцип оплаты труда распространится и на другие отрасли.

Но чтобы зарплата была высокой, и самой академии надо немного «поджаться». В течение ближайших трех лет мы намерены сократить примерно 20 процентов бюджетных ставок.

- В какой форме планируются эти сокращения?

- Это не значит, что мы выбрасываем эти 20 процентов сотрудников на улицу. Произойдет перераспределение ставок внутри академии. Наши институты сегодня занимаются разными видами исследований: и чисто фундаментальными, и специальными по договорам, и прикладными. Финансирование должно быть разделено: фундаментальные исследования за счет бюджета, а договорные работы – за счет заказчика. Мы планируем сократить 20 процентов бюджетных ставок и ввести в академии столько же «внебюджетных», финансируемых из других источников. На эти ставки мы в течение 3 лет, постепенно, эволюционным путем переведем сотрудников, которые могут сосредоточиться на работах инновационного характера. Причем, получится, что сотрудники, работающие по договорам и контрактам, будут получать большую зарплату по сравнению с «бюджетниками». Но и последние будут защищены хорошей ставкой и смогут сосредоточиться на чисто фундаментальных исследованиях.

- Удастся ли разделить эту деятельность? Один человек может выполнять и заказные, и чисто фундаментальные исследования, и в этом случае сейчас он получает деньги из двух источников. Вряд ли такой ученый смирится с потерей бюджетной ставки…

- Вы правы, это вопрос тонкий, и нам еще многое надо продумать. Это предложение до сих пор вызывает много споров внутри академии. Разделять потоки сейчас, когда бюджетная заработная плата небольшая, бессмысленно. Но мы собираемся сделать это к 2008 году, когда бюджетная ставка резко вырастет.

Представьте: ученый получает сравнительно большую по российским меркам зарплату, и вдруг у него возникла возможность поработать над контрактом, выгодным и для института, и для него лично. Это может занять несколько месяцев, год. На это время сотрудник отчисляется по собственному желанию с бюджетной позиции и переходит на временный контракт. Заканчивает работу и снова возвращается на прежнюю ставку. Но получать одновременно бюджетную зарплату и работать по контракту неправильно. Трудно себе представить, что он может эффективно продолжать исследования по всем направлениям.

- Почему трудно? Хороший ученый не прекращает фундаментальную научную деятельность никогда. Он продуцирует идеи, ведет аспирантов, учеников, может направлять их исследования. Наконец, он все время думает. Как вы расчлените это?

- Вы правильно говорите, и многие наши коллеги тоже приводят эти аргументы, но мы вынуждены «расчленять», иначе невозможно сохранить высокий уровень бюджетной ставки. Кроме того, ни для кого не секрет, что некоторые сотрудники отчитываются прикладной работой как за фундаментальную.

И все же мы пока говорим об идее, к реализации которой надо идти последовательно. Не думайте, что с 1 января 2006 года ученым академии сразу же придется жить по другим правилам. Понимаю, что в ряде институтов такое разделение может быть болезненно, но надеюсь, что мы детали все продумаем и проведем все гибко.

- Кстати, это, видимо касается и зарубежных контрактов и командировок. На прошлой неделе в Миннауки заявили об ограничении срока работы или стажировки за рубежом…

- Вопрос с зарубежными контрактами еще до конца не проработан. Сотрудники министерства поспешили, и обнародовали в интервью некий проект, который еще обсуждается. Они не представили четких формулировок. Их просто еще нет.

Но проблема есть: не секрет, что за последние 15 лет многие наши активные ученые уехали за границу, кто совсем, кто – временно. Сейчас, правда, начали возвращаться. Оставлять ли место за сотрудником, уехавшим на долгий срок? Или объявить ставку вакантной и взять на нее молодого перспективного ученого? И что делать, когда уехавший вернется? Все это надо как следует продумать и зафиксировать положением о порядке замещения должностей.

- Часто ученые, работающие по контракту за границей, приносят институту гораздо больше пользы, чем некоторые из тех, кто остался: обеспечивают сотрудничество с западными коллегами, гранты, наконец, - соавторство в статьях, что очень важно, чтобы пробиться в престижный журнал… Не потеряет ли академия эту связь?

- Согласен, это серьезная проблем, которую предстоит решать. В рамках перехода на отраслевую систему оплаты труда следует упорядочить очень многие вопросы, в том числе и этот.

- А вот в Китае все наоборот. В Институте физики, где я побывала год назад, практически всех завлабов переманили обратно из США, предложив им гораздо более высокооплачиваемую работу, чем до отъезда, руководящую должность и жилье. Как вы относитесь к такому опыту?

- Подобное я видел еще раньше в Тайване. Для возвращающихся ученых там создавались даже лучшие условия, чем в Америке. Некоторые наши коллеги ратуют именно за такой подход. В идеале я его приветствую, но думаю, что мы к этому не готовы по финансовым соображениям. Кроме того, могут возникнуть очень резкие диспропорции между учеными внутри одного института.

- Пока вы говорили лишь о плавном перетекании ставок. А предполагается ли чистый секвестр ученых или институтов?

- О реальном сокращении числа сотрудников РАН вопрос не стоит. Те ученые, которые будут работать по контрактам, остаются сотрудниками РАН. Вообще в академии небольшое сокращение численности происходит каждый год, и в этом году оно составило 4%. Одна из задач комиссии, которую я возглавляю, - реструктуризация. 4 года назад мы уже уменьшили количество наших отделений – было 18, стало – 9. В середине июня мы приняли решение о реструктуризации примерно 40 наших институтов, проще – их слиянии. Принято принципиальное решение, но фактически это должно произойти до нового года. Это то, что, «лежало на поверхности». В дальнейшем мы будем руководствоваться другим подходом. Сейчас мы анализируем работу каждого института по многим параметрам – характер тематики, количество научных публикаций, участие в конференциях, премии и награды, средний возраст сотрудников, число аспирантов и многое другое. И следующие сокращения будут проводиться уже на основании этих материалов.

А в принципе, количество институтов – не показатель. Сейчас в РАН их около 400, в советское время было меньше, но зато было больше сотрудников. Число ученых стало уменьшаться, а число институтов – увеличиваться в начале 90-х. В основном институты дробились, поскольку в тех сложных условиях проще было выживать небольшим мобильным образованиям. Сейчас у нас начался период стабильности, и сокращение институтов не является самоцелью. Скорее тот анализ их работы, который мы проводим, даст возможность и директорам, и руководству академии провести некое подобие инвентаризации, лучше понять достоинства и недостатки как самого института, так и академической системы в целом.