http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=6d2a7c78-a7d0-446a-b208-7d9cb3cbb183&print=1© 2024 Российская академия наук
Руды Посейдона
Человечество зажралось. Мы потребляем, потребляем, потребляем, наивно думая, что матушка-Земля – скатерть-самобранка, которая будет поставлять нам сырьё вечно. Месторождения практически всех основных видов руды, которые используются в промышленности: уголь, железо, алюминий, марганец, медь, – истощаются. Мировые резервы высокорентабельных крупных горнорудных объектов за вторую половину ХХ века существенно сократились. Например, по цинку в 4 раза, по свинцу – в 3, по никелю – в 2 раза. Но потребление этих металлов только выросло. По разведанным запасам их осталось лет на 15–20. Нужно искать новые месторождения, на которых уже нельзя будет просто грести руду или уголь экскаватором, нужно будет вгрызаться в землю всё глубже и глубже.
Но даже сегодня приходится спускаться в поисках добычи на километровые и ниже отметки. Например, шахта «Тау-Тона» в ЮАР ушла в твердь земную на 4,5 км с температурой в забое под 60 градусов. Но там добывают золото, поэтому расходы окупаются сторицей. В России самая глубокая угольная шахта «Комсомольская» в Воркуте – 1200 метров. Ещё глубже в Оренбургской области на Гайском месторождении – 1320 метров.
Там из-под земли достают медь, а также цинк, свинец, серу, золото и серебро. И немного кадмия, селена, теллура, галлия, висмута. На Гремячинском руднике в Поволжье добывают калийные соли с глубины 1200 метров.
Если с марганцем пока всё более-менее в порядке – запасы этой руды, согласно теоретическим расчётам, составляют 21 млрд тонн (хотя подтверждено только 5 млрд), то общие мировые запасы того же молибдена чуть больше 11 млн тонн. С кобальтом, который крайне необходим в оборонке и космосе, всё ещё хуже – 6–7 млн тонн. Причём, как правило, этих металлов в основной руде всего ничтожные доли процента, и их извлечение чрезвычайно дорого.
– У человечества нет другого пути, как опуститься в пучину океана. На его дне есть всё, что нужно. Конечно, добывать, например, уголь на глубине три километра никто не планирует, его вполне достаточно на континентах. Руды океана интересны теми металлами, которых мало на континентах. И, на мой взгляд, прежде всего это кобальт. Прогнозные ресурсы в 60 раз больше, чем на земле, – более 360 миллионов тонн. Причём из-за высокой стоимости этого земного металла переход на океанические руды не будет столь болезненным в финансовом отношении.
Тем более что под водой не надо строить глубоких шахт. Там руда находится на поверхностном слое в виде корок или небольших – до 10 см «шариков-конкреций», которые легко специальным подводным бульдозером собирать в контейнеры, поднимать на поверхность в специальные рудовозы и привозить на сушу. Причём строить металлургические предприятия можно с минимальным плечом доставки, – рассказывает «АН» завкафедрой геологии, геохимии и экономики полезных ископаемых геологического факультета МГУ, доктор геолого-минералогических наук, профессор Виктор Старостин.
По его словам, «вначале, как и на любой горнорудный проект, потребуются серьёзные финансовые вложения, но при выходе на промышленный уровень добычи эти руды будут обходиться в 2–3 раза дешевле, чем при добыче земной».
«Всё куплю», – сказало злато
По данным «АН», разработку подводных систем добычи и доставки руды на поверхность сейчас ведут Япония, США и голландско-английская компания. Все работы ведутся в режиме строжайшей секретности, полученные результаты сразу защищаются международными патентами. Кто первый порвёт ленточку на финише – станет монополистом в производстве такой техники. И кстати, будет иметь полное право решать, кому продавать своё оборудование.
По некоторым данным, японцы необитаемый подводный бульдозер уже успешно испытали. Но упёрлись в проблему поднятия руды с многокилометровой глубины на рудовозы. Американцы тоже обкатали свой океаноход. Правда, сведений о том, успешно или не очень, – нет. Голландцы с англичанами сосредоточились на проблеме доставки руды, но, говорят, несколько затормозили работы из-за сокращения финансирования. Интересно, что во всех трёх проектах деньги активно выделяют государства. Ещё бы – такой престиж и возможность монополизации оборудования для шестого технологического уклада. Ведь освоение океанической добычи – неотъемлемая его часть. Плюс эти разработки – всегда двойные технологии.
Очень хотелось бы сказать, что в российском секретном военном НИИ все эти проблемы успешно решены и скоро на верфях будут заложены специальные рудовозы. Вам смешно? Мне тоже…
На вопрос «почему у нас не видят подводных перспектив?» профессор Старостин лишь горько вздыхает: «Наверное, ждут, когда кто-нибудь изобретёт, и рассчитывают купить готовенькое. Но это, как говорится, вряд ли».
Подводная научная война
Есть такая хитрая организация – Международный орган по морскому дну (МОМД). Она создана «на основании Конвенции ООН по морскому праву для организации и контроля разведки и разработки минеральных ресурсов международного района морского дна за пределами национальной юрисдикции». Проще говоря, именно этот орган закрепляет за странами право на те или иные участки океанского дна. Причём оценка на это право определяется не наличием у страны авианосцев или «Бореев», а финансовыми и главное – научными (!) результатами, которые страна-претендент вложила в разведку этих участков. Кстати, именно в МОМД рассматривают нашу заявку по Арктике.
Благодаря тому что ещё в советские времена на науку денег не жалели, России кое-что перепало. Например, весной 2015 года Россия получила право разведки кобальтоносных руд на 150 участках в районе Магеллановых гор на дне Тихого океана. Запасы всех полученных 150 участков могут достигать 35 млн тонн руды. Также известно о ещё двух похожих контрактах: на разработку месторождений железомарганцевых конкреций и глубоководных полиметаллических сульфидов. Напомним, что все эти контракты были получены благодаря достижениям ещё советской науки.
Кстати, контракты – это не купчая на участки. И если вдруг американцы сумеют раньше нас изобрести технологии для подводной добычи полезных ископаемых, то «дипломатия научная» вполне может перерасти в «дипломатию канонерок».
Но раз мы плетёмся в технологическом хвосте, может быть, тогда плюнуть и не изучать дно морское, не столбить участки?
– Присутствие наших учёных в океане – это реальное проявление геополитического влияния России. И не боевыми кораблями, а белыми судами науки. И мы говорим об уже идущем делении океана, причём жёстком делении. Особенно в районах, где уже добываются железомарганцевые конкреции, где есть крупнейшие залежи сульфидных руд. Есть два принципа. Первый – принцип Клондайка: «я нашёл – значит, моё». Второй связан с финансовыми вложениями в научные исследования. Сейчас даже в тех районах, которыми Россия владеет по принципу Клондайка, в частности в рыбных, нас уже теснят по квотам. Например, Новая Зеландия и Чили успешно претендуют на огромный рыболовный пояс так называемого Субантарктического фронта. Хотя мы там работали с советских времён, совершили массу открытий, объясняющих, почему здесь происходит скопление промысловой рыбы, но местные рыбаки доказали, что уже знают не меньше нашего, могут вести лов долговременно и не ущербно для ресурса. В результате им отдали все квоты на вылов, а российские рыбаки там почти ничего не ловят, – говорит замдиректора Института океанологии РАН, доктор биологических наук, член-корреспондент РАН Михаил Флинт.
«Мирам» – война
Казалось бы, раз таковы ныне международные правила игры – кто больше вложил в науку, тот и получает свой кусок океанического дна, – то финансируй науку, а не закачивай триллионы в сомнительные банки или американские ценные бумаги. Ведь доказано, что каждый рубль, вложенный в фундаментальные исследования, даёт до 10 рублей прибыли. Нет же! То ли с иезуитской, то ли с чисто вредительской логикой российские чиновники принимают прямо противоположные решения.
Как стало известно «АН», администрация президента на днях сняла с контроля поручение президента(!) о ремонте уникальных глубоководных обитаемых аппаратов «Мир-1» и «Мир-2». «АН» уже писали о них в материале «Миры» подают сигнал SOS. ФАНО не хочет ремонтировать любимые президентом глубоководные аппараты» (№47 от 1 декабря 2016 г.). Тогда надежда на разум и истинный патриотизм сохранялась. Сейчас она почти утрачена.
Вроде бы принято решение ориентироваться на аппараты необитаемые. Но проблема в том, что достойных отечественных разработок нет. Значит, опять придётся идти на поклон к западным фирмам, просить их продать «что-то ненужное» и подешевле. Но практически все глубоководные аппараты априори – изделия двойного назначения. И нас вполне могут послать «санкционным лесом».
– Ремонт «Миров» и введение их в эксплуатацию оцениваются в 5 миллионов долларов каждый. Это не та сумма, которую надо сэкономить. На мой взгляд, «пусть растут все цветы» – будут и глубоководные обитаемые, и необитаемые аппараты. Во-первых, работы всем хватит. Во-вторых, у них разный функционал. А так получается, что мы отказываемся от своего обитаемого аппарата, чтобы через какое-то время, при наличии политической воли и финансовых возможностей, «возможно», «может быть», «вдруг» создать свои необитаемые. И это при том, что сегодня инженер в нашей стране – самая востребованная и одновременно отсутствующая как класс специальность.
Я уже не говорю о том, что наука есть познание мира. И учёный должен на кончиках пальцев чувствовать объект своих исследований. Присутствие человека в глубине, непосредственное наблюдение за объектами, которые никто никогда не видел. Вещь фантастическая! – говорит океанолог Флинт.
И добавляет: «У чиновников есть такая официальная фраза: «Модернизация через инвестиции в инновации». Я даже её на стенке написал. Вы что-нибудь поняли? Вот так же и я – учёный – не могу понять их логику».
Деньги, разлитые в воде
Что же, попробуем поговорить на понятном им языке «инноваций». Наши правительственные экономические гуру постоянно твердят о том, что «инвестиции» в успешные и крупные предприятия – это правильно и хорошо. Мол, денежки вернутся сторицей. Теперь посмотрим на океан через экономические очки. Эксперты подсчитали, что валовый национальный продукт условного государства «Мировой океан» – 2,5–2,6 трлн долларов! Эти показатели ставят его на 6–7-е место крупнейших экономик мира.
Из чего складываются эти показатели?
– На первом месте – добыча углеводородов. 40% нефти мы берём из-под ложа океана. По прогнозу, больше 70% из разведанных углеводородных ресурсов находится именно там. На втором месте транспортная роль океана – 35%. А всего 8–10% даёт рыболовство. То есть океан даёт около 2% употребляемой человечеством еды. Это очень мало по сравнению с его возможностями. При этом на планете уже живут 7,2 миллиарда человек. Из них, по данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (ФАО), почти 2 миллиарда недополучают физиологической нормы пищи. А около миллиарда просто голодают.
Чем их накормить? Например, есть такая маленькая рыбка – светящийся анчоус – прекрасный морской белок. Рыбка не очень простая в добыче, но его запасы, по некоторым оценкам, могут достигать 500 миллионов тонн. Для сравнения: из океана мы берём 85 миллионов тонн рыбы в год. Но надо разбираться, что будет с океанскими экосистемами, если мы начнём изымать эти запасы анчоуса? Вот для этого и нужна наука, которая должна это изучить и дать рекомендации «сколько вешать в граммах». И страна, которая решит эту задачу, вполне обоснованно будет претендовать на квоты вылова анчоуса, – говорит Флинт.
Вам понятно, господа чиновники, что инвестиции в океан – это хорошие, как говорят финансисты, инвестиции?
Аргумент учёного Флинта
- Михаил Владимирович, в ФАНО говорят, что Институту океанологии финансирование на 2017 год увеличено на один миллиард рублей. Повернулись лицом к Океану?
– Это не совсем так. В прошлом году нам на выполнение госзаданий было выделено около 490 миллионов рублей. На 2017 год нам, как говорили раньше, «спустили» 376 миллионов рублей. Говорят, будут резать ещё. Но объём госзадания остался прежним. Говорить об увеличении финансирования института по меньшей мере некорректно.
«Золотой миллиард» действительно получен. Но это целевое финансирование, которое выделено согласно распоряжению президента Владимира Путина на содержание и ремонт научного флота, а также на морские экспедиции. Получение такой серьёзной суммы, конечно, прорыв в финансировании флота.
Но есть и другая сторона медали. Для того чтобы экспедиция состоялась, нужно, чтобы на борт судна доехал научный состав, в плавание его нужно обеспечить расходными научными материалами, едой, медицинским и бытовым обслуживанием. А это уже за счёт института. Из «миллиарда» на эти цели нельзя взять ни копейки. У института денег на это практически нет. То есть отремонтированные научные суда, обеспеченные всем необходимым оборудованием, могут просто простаивать у причальной стенки, тратя свои ресурс и средства из этого «миллиарда».
– Бред. Или вредительство.
– Таковы правила, которые установили министерства финансов и так называемого экономического развития. Из-за подобных решений правительства существенно недовыполняется подписанная президентом «Стратегия развития Арктической зоны Российской Федерации» в возложенной на нас части фундаментальных исследований. Мы просто не сможем сделать эту работу.
При этом нам ставят задачи обучения молодёжи, что сейчас очень важно из-за разрыва поколений, а как обучать молодых океанологов без экспедиций? И так уже выросла целая плеяда океанологов, которые не работали в экспедициях.
– Хотя бы ремонт «Миров» из этого «миллиарда» можно финансировать?
– Категорически нет.
– Давайте о менее грустном. В мире борются две климатические теории. Первая – нас ждёт глобальное потепление. Вторая – это временное явление перед малым ледниковым периодом. И те и другие ссылаются на течение Гольфстрим, которое является «печкой Европы». Покупать шубу или шорты?
– Гольфстрим действительно немного флуктуирует, чуть-чуть изменяется его расход, но это происходит со всеми течениями в океане. Просто на него больше обращают внимание в Европе и отчасти в США. С Куросио, или Японским течением, происходит то же самое. Причём на Востоке за ним наблюдают больше, чем за Гольфстримом.
А в каком периоде мы находимся сейчас? Мы погоду больше чем на пять дней не можем предсказать! Поэтому говорить о том, что мы что-то можем предсказать, – фантазия.
– Я читал о суперлекарствах, которые будут получать из океанских животных. Панацея от всех болезней…
– Насколько я знаю, панацеи не существует в природе. Но действительно, учёные в океане ищут новые антибактериальные и антивирусные химические соединения, так как многие земные бактерии приспособились к воздействию имеющихся антибиотиков. Например, коралловые рифы – это перегруженная коммунальная квартира. Каждая ниша заполнена своим животным, эти животные жесточайшим образом конкурируют. Они выделяют огромное количество гадостей в среду, плюют ядом в суп соседей. И оказалось, что именно в таких условиях человек может найти те химические соединения, которые земные бактерии не видели. И которые помогут бороться с земным злом.
То же самое и с глубоководными районами океана, в которых обитает масса животных, никогда не соприкасавшихся с земной жизнью. Некоторые учёные считают, что в океане живёт 5–7 миллионов животных. А мы знаем всего-то 350 тысяч. И при их изучении можно получить такой спектр биохимических веществ, которые полностью удовлетворят наши нужды на земле. Вот для всего этого и нужна фундаментальная наука, которую двигают учёные, а не бухгалтеры.
– Океан – живой организм?
– В нашем понимании, конечно, нет. Но существует какая-то Великая Магия Океана. Люди, почувствовавшие его, становятся совершенно другими... Он привязывает к себе, захватывает человека. Первопроходцами двигало не только чувство наживы, хотя и это было, на деревянных судёнышках они шли познавать мир. Это очень сильное желание!
И это огромный геополитический плацдарм. Борьба за овладение Океаном через его познание – это самая великая борьба, которую ведёт человечество за овладение земным шаром.