http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=6cca9ee9-387f-4d41-b818-19e2db5a8540&print=1© 2024 Российская академия наук
– Аскольд Игоревич, протесты ученых против реформы РАН для широкой общественности нередко подаются как протесты против отъема собственности. Снова «квартирный вопрос»?
— Ученых больше всего беспокоят отнюдь не вопросы собственности, как иногда это представляют СМИ с подачи властей, а вопросы самоуправления — как будут управляться институты, группы и исследователи. Сейчас же мы видим фактически лишь подчинение ученых чиновникам, не имеющим квалификации ни для того, чтобы разбираться, о чем идет речь, ни для того, чтобы руководить наукой. До сих пор в руководстве науки всегда были крупные ученые, даже функционеры были выходцами из академической среды, и ученые говорили с ними на одном языке.
С чиновниками, которые сейчас собираются управлять наукой в составе Федерального агентства научных организаций (ФАНО), у нас нет общего языка: они не понимают нужд научного сообщества. Можно опасаться, что с формированием ФАНО произойдет резкое увеличение бюрократической нагрузки на науку: уже известно, что у директора агентства будет 7 замов, в структуре — 18 управлений, а число чиновников составит несколько сотен. И все за счет ученых — и в смысле финансирования, и в том смысле, что чиновники будут находить себе занятия, требуя от ученых бесконечных отчетов.
— Знаю от ваших коллег из Петербургского института истории, что от них требуют обязательные планы по количеству статей в год.
— Да, некоторое время назад пришло указание из президиума РАН в течение двух дней представить планы на следующие 3 года по публикациям по каждой научной теме, с указанием не только числа статей, но и места их публикации. Предсказать сегодня на 3 года вперед, какие открытия будут сделаны и какие работы и где по ним будут опубликованы, невозможно — это полный абсурд! Такое предложение вызвало всеобщее возмущение, в том числе и в президиуме РАН, и Владимир Фортов его отозвал.
— В любом случае нужно как-то оценивать научную деятельность, так делается во всем мире…
— Безусловно. Но оценивать надо сделанную работу, количество и качество публикаций, а не планы на будущее. И только экспертная оценка может быть квалифицированной. Мнение экспертов нельзя заменить простыми формальными показателями, как это часто делают чиновники. Формальные показатели, вроде индексов цитирования, применимы не для всех областей науки — например, они неприменимы для гуманитарных наук и математики. В остальных областях они должны не заменять экспертов, а служить им дополнительным материалом. Это международная практика развитых стран: период увлечения формальной наукометрией прошел, а во многих странах использование формальных показателей прямо запрещено при принятии кадровых и финансовых решений.
Существующая на Западе практика оценки институтов предполагает, что при каждом создается экспертная группа из ведущих ученых, признанных во всем мире, и эта группа минимум раз в 5 лет дает оценку работы и рекомендации по ее улучшению. У нас, насколько мне известно, Фурсенко собирал совет молодых ученых и предложил его членам разработать критерии оценки работы институтов. Странно, почему с такой просьбой обратились именно к молодым ученым? Среди них есть, разумеется, знающие люди и хорошие ученые, но не надо забывать, что предыдущим председателем совета молодых ученых была та самая госпожа Вера Мысина, которая выступила потом одним из главных «разоблачителей РАН» в лживом фильме РЕН ТВ. Она — автор книжки «Крах или возрождение: Россия и мир глазами науки», являющейся образцом лженаучного опуса, а проверка ее диссертации «Диссернетом» выявила некорректные заимствования. Если такого рода граждане будут в дальнейшем определять критерии оценки деятельности ученых — это печально.
— Почему вы не воспользовались опытом Академии наук Болгарии: она обратилась к мировому научному сообществу за экспертной оценкой своей деятельности, и болгарское правительство не реформировало свою академию, у академиков была защитная грамота — экспертная оценка их деятельности мировым сообществом.
— РАН во главе с Осиповым упустила время, это можно было сделать до того, как началась реформа. Сейчас в рамках Комиссии общественного контроля за ходом и результатами реформ в сфере науки мы планируем организовать подобную авторитетную экспертную оценку тех лабораторий и институтов, которые этого пожелают. Проект так и называется «Охранная грамота».
— Мораторий на год, объявленный президентом Путиным, — чисто техническая мера, или он дает возможность маневра?
— Чиновники оказались не готовы к переменам. Нужно переоформлять все уставные документы институтов, у которых меняется подчинение, и договоры. Кроме того, некоторые научные организации пытались уйти из Академии в подчинение отраслевым министерствам, чтобы избежать подчинения ФАНО: во время моратория они не смогут этого сделать. Кстати, официально мораторий не объявлен: соответствующих документов нет, есть только слова Путина. Но Путин раньше обещал назначить руководителем ФАНО Фортова — не назначил. Говорил, что все поправки, которые принес ему Фортов, он принял, кроме одной. Потом выяснилось, что это не так, что основные поправки не были приняты и не вошли в окончательную версию закона. Так что к словам Путина о моратории нужно относиться только как к словам.
— Какая судьба уготована научным архивам? Не обернется ли передача их в ФАНО катастрофой?
— Часть институтов остается под юрисдикцией президиума РАН, в составе Академии сохраняются научные библиотеки, БАН, ИНИОН (Институт научной информации по общественным наукам), Архив академии, еще, кажется, Пушкинский Дом включен в этот список. Это обнадеживает. Но важные учреждения, с огромными музейными коллекциями и архивами, туда не попали: Кунсткамера, Петербургский институт восточных рукописей, Петербургский институт истории РАН, Московский институт этнологии и антропологии, где хранится архив Миклухо-Маклая, Институт археологии с его архивом археологических отчетов. И этот вопрос до сих пор не урегулирован. Академия наук имеет право хранить архивы за пределами государственной архивной системы; ФАНО таким правом не обладает, оно вынуждено будет сдавать архивы. Куда? Что с ними потом будет?
— О судьбе архивов Фортов говорил с президентом?
— Тот небольшой список учреждений, которые остались в РАН, и есть результат этих переговоров.
— Что делает «Клуб 1 июля»? Он так громко прозвучал летом, а сейчас — полная тишина.
— Далеко не все участники этой неформальной организации активно участвовали в дальнейшей работе. С самого начала «Клуб» действовал не в одиночку: основная работа велась в рамках оргкомитета конференции научных работников, состоявшейся в конце августа. Члены «Клуба» выступили инициаторами создания Комиссии по общественному контролю, и основная деятельность идет в ее рамках, действует сайт комиссии. Одно из направлений работы — ведение на сайте хроники реформы и связанных с ней злоупотреблений, предание этих действий огласке через СМИ. Другое — экспертиза законов, подзаконных актов и разных постановлений, связанных с реформой. В частности, отмена планирования публикаций на годы вперед — это в том числе и результат нашей работы. Еще одно направление — работа по проекту «Охранная грамота».
— Вы привлекаете к сотрудничеству зарубежных экспертов?
— Да, костяк этой группы — известный проект «Корпус экспертов». Пока он в комиссии только обсуждается.
— Не опоздаете?
— Постараемся. Вообще-то, если посмотреть дискурс чиновников, они часто говорят правильные вещи: что надо работать на международном уровне; что должны быть международные экспертизы; что нужно поддерживать сильные лаборатории и сильных ученых… Мы с этим согласны при условии, что другие лаборатории не будут уничтожать, а общее количество ставок в науке не будет уменьшаться. Однако, провозглашая правильные цели, чиновники плохо представляют, как к ним идти на практике. Иногда это удается им объяснить. К сожалению, такие объяснения занимают слишком много времени, но на переходный период это нужно делать.
— Сразу вспоминаю Салтыкова-Щедрина: «Есть в божьем мире уголки, где все времена — переходные»…
— Я не планирую всю жизнь посвятить воспитанию чиновников, но организацией науки приходится заниматься. Как и преподаванием — если все действующие ученые перестанут преподавать, очень скоро наука кончится и без вмешательства чиновников. Если это не делать, надо уезжать в другую страну.
— Кстати, поток отъезжающих «мозгов» увеличился?
— Да, и очень заметно. ИНИОН провел недавно опросы на эту тему, и выяснилось, что чемоданные настроения возросли, особенно среди молодежи. Когда мы проводили конференцию в конце августа, многие ее участники так и говорили: «Если недавно мы планировали строить научную карьеру в России, то теперь хотим уехать, пока российская наука пользуется спросом за рубежом». И эта тенденция, к сожалению, только укрепляется.