Версия для печати
Вернуться к списку

«Говорят, что все привитые умрут»: академик РАН Зверев — о вакцинах, клеточной памяти и мутациях

В России завершился период нерабочих дней, объявленный в связи с ростом заболеваемости коронавирусом. Большая часть ограничений в Москве и регионах была отменена, однако говорить о том, что эпидемия закончилась, пока рано, считают врачи. О том, как сделать борьбу с вирусом успешной и насколько поможет в этом деле масштабная вакцинация, в интервью «Вечерней Москве» рассказал микробиолог, научный руководитель НИИ вакцин и сывороток имени Мечникова, академик РАН Виталий Зверев.

Виталий Васильевич Зверев является одним из ведущих специалистов в области молекулярной биологии и вирусологии. Под его руководством были внедрены и разработаны 19 диагностических и противовирусных препаратов. Он — автор национальной программы борьбы против ВИЧ-инфекции.

«Вирус приспосабливается»

— Виталий Васильевич, как думаете, когда мы победим COVID-19?

— Неправильно говорить, что мы победим этот вирус. Коронавирус — это инфекция, которая пришла к нам навсегда. Мы никогда от нее не избавимся, это невозможно. Мы сможем ее только поставить под контроль. В идеале это будет как с гриппом: прививка и сезонное течение, если ничего не изменится. Но дело в том, что сейчас все используют вакцины, основанные на одном и том же: на поверхностном белке коронавируса. И новые варианты инфекции появляются не просто так. Мы давим вирус, и он приспосабливается, меняется, чтобы не попасть под вакцину.

А разные виды вакцин дают разный иммунный ответ. Есть, например, живая вакцина от кори. Когда организм реагирует не на один белок. Тем более не на один его фрагмент, а на вирус целиком. Иммунитет из-за этого вырабатывается полноценный. У некоторых «убитых» вакцин такой же эффект. АКДС (адсорбированная коклюшно-дифтерийно-столбнячная вакцина — прим. «ВМ»), например. Но она дает защиту лет на 7–8. Очень мало вакцин, которые дают иммунитет на всю жизнь к заболеванию. А все вакцины от коронавируса сделаны на S-белке. И почему надо делать прививку через каждые полгода? Потому что организм реагирует на один фрагмент вируса, из-за чего не образуется клеточная память, как при заболевании. В результате каждые шесть месяцев надо стимулировать образование антител.

— А если переболеть и сделать прививку, можно убить клеточную память?

— Нет. Клеточную память не убьете, но про отдаленные последствия никто не знает. Поэтому пока три раза прививаться векторной аденовирусной вакциной, активно используемой в России, нельзя. Вы ведь одновременно прививаетесь и от коронавируса, и от аденовируса 26-го типа. Ко второй инфекции как раз образуется полноценный иммунитет. Это цельный вирус, в котором только один белок коронавируса. И когда вы второй раз делаете прививку, вы можете подстегнуть иммунитет. Но в третий раз иммунная система может на прививку отреагировать как на что-то чужое.

Поэтому, если вы хотите делать ревакцинацию, а прививались «Спутником», нужно другую вакцину ставить: «ЭпивакВакКорона», «КовиВак». Вообще, нужно признать все вакцины. Но при этом я не считаю, что зарубежные препараты лучше.

— Как нам переживать сезонные волны пандемии, не прибегая к ограничениям?

— Они не сезонные, они поведенческие. Прошлогоднюю декабрьско-январскую вспышку коронавируса в Англии связывали с появлением нового варианта вируса. Стали разбираться — ничего подобного. Новый вариант ни при чем. А дело оказалось в рождественских праздниках и проблемах Brexit. Суда не ходили, поезда не ходили, везде был дефицит товаров, а толпы людей находились в магазинах, никто ничего не соблюдал. В результате — вспышка заболеваемости. Потом Рождество прошло, новый вариант остался, а вспышка ушла.

Дело в том, что возникают новые варианты в тех странах, где интенсивно проводят вакцинацию: в Индии, Бразилии, Великобритании. Там очень сильно прививали людей. И здесь есть ошибки в проведении вакцинации. Прививать людей надо не повально, а организованно. Если бы в начале выработали нормальное количество вакцины, а потом бы начали прививать по контингентам, то не было бы тех же антивакцинальных настроений.

— Надо ли обвинять противников вакцинации в введении ограничений, в росте числа заболевших? Насколько значима их позиция?

— Мне кажется, их позиция не очень значима. Я бы не сказал, что они играют большую роль. Проблема противников вакцинации не российская. Она существует во всем мире и была актуальна еще до пандемии коронавируса. Здесь важно то, как мы себя ведем — те, кто говорит о вакцинации, и кто ей занимается.

«Вакцины должны помогать от всех вариантов коронавируса»

— Некоторые специалисты говорят, что вакцинированный может чувствовать себя в безопасности только в том случае, если вокруг него все привьются. Какой смысл тогда делать прививку?

— Ни одна из существующих вакцин от коронавируса не обладает 100-процентной эффективностью. Их эффективность в лучшем случае составляет процентов 70. Кроме того, придумали волны пандемии. Потому что при гриппе всегда две волны: осенью и перед весной. И при гриппе привитые люди не умирают от гриппа. Человек может заболеть, но никогда не умрет. Но бывает, что прививка не работает. Она эффективна процентов на 80. Оставшиеся 20 процентов людей болеют легко. Здесь считается то же самое: те, кто привился, болеют легко. Однако пока это не доказано.

— Как изменился COVID-19 за два года? Мутации существенно отличаются друг от друга?

— Нет. Вакцины, по идее, должны помогать против всех вариантов. Другое дело, меняется участок связывания с рецептором. А этот рецептор вовсе не для вируса. Он существует для очень важного фермента клеточного, который участвует в нормализации давления. Это очень важный, серьезный рецептор. Сейчас сродство вируса с рецептором ближе. Он может быстрее распространяться, более эффективно действовать, нужна меньшая доза заражения для развития заболевания. Но, на мой взгляд, если делать вакцину, ее неправильно делать, ориентируясь на этот участок. Во-первых, под давлением вакцин вирус меняется. Во-вторых, если вы делаете вакцину и у вас образуются антитела на тот участок вируса, который связан с рецептором, то тогда эти же антитела могут взаимодействовать и с этим самым человеческим белком, ангиотензинпревращающим ферментом и блокировать его.

Опять же, почему не болеют дети. Потому что у них рецепторов очень мало. И надо их оставить в покое, их вообще не надо вакцинировать. Да, дети болеют и умирают. Но таких детей, которые умирают, вообще нельзя вакцинировать ничем и ни от чего. Это дети с тяжелой «хроникой», с нарушенным здоровьем. Таких детей надо беречь и лечить правильно.

«С ковидом надо правильно бороться»

— В 2020 году вы считали опасность COVID-19 сильно преувеличенной. Насколько изменилось ваше мнение за время пандемии?

— Мое мнение не изменилось. Если правильно с вирусом бороться, сделать правильным лечение людей и вовремя его начинать, то смертность можно будет снизить до десятых процента. Так и должно быть.

— Какие инфекции нам грозят в будущем?

— Да любые. Это только третий приход коронавируса в нашу популяцию за последние 20 лет. В 2002–2003, в 2009–2010 годы. В Мировом океане, например, огромное количество вирусов: 60 галактик, если одно с другим сложить. А мы знаем 10 процентов, не больше. Может случиться все что угодно, особенно могут к нам попасть те вирусы, которые имеют нескольких хозяев. Если вирус не человеческий, как корь, то его можно ликвидировать. А как ликвидировать коронавирус, если у него может быть резервуар в природе, когда вся планета заражена и когда нет эффективных вакцин? Надо с ним научиться жить. Мы же с гриппом научились — и ничего.

Ну да, кто-то умирает. Мне вот говорят, что все привитые умрут. А непривитые?

«Испанка» никуда не ушла

— В начале прошлого века мир столкнулся пандемией испанского гриппа, который выкосил 20 миллионов человек. Куда он делся?

— Никуда. Здесь все очень просто. Что происходит с вирусом гриппа? В Китае и Юго-Восточной Азии в целом огромная кухня. А вирус гриппа поражает не только людей, но и птиц, тюленей, моржей, а самое главное — свиней и домашнюю птицу, особенно уток. И если у человека эпидемии вызывают всего три варианта вируса, то у птиц этих вариантов больше 40. А всего может быть 150 вариантов вируса гриппа по основным белкам. Что такое «испанка»? H1N1 — гемоглютенин первого типа и нейроминидаза тоже первого типа. Всего гемоглютенинов 15 видов, а нейроминидаз — 10. И вот пришел тогда H1N1 во время Гражданской войны, Первой мировой войны, и переболело им полмиллиарда человек. В результате создался коллективный иммунитет. И на следующий год те, кто переболел этим вариантом гриппа, уже не болели. Он просто ушел.

— А если от COVID-19 умрет столько же людей, появится ли коллективный иммунитет?

— Не будет такого, что 20 миллионов умрет от коронавируса. Я даже не думаю, что от него в мире пять миллионов человек умерло. Тут как в анекдоте: «Два огнестрельных ранения, а причина смерти все равно — COVID». Это не грипп. Грипп мутирует в 30 раз чаще, чем коронавирус. Но периодически появляется новая версия. Пришел в начале прошлого века H1N1, большинство им переболело. Потом появились вакцины, стали людей прививать от инфекции. Ведь когда грипп приходил, болели десятки, сотни тысяч человек. По сравнению с ковидом, в начале 1970-х, когда пришел новый вариант гриппа, в Москве только за один январский день за медицинской помощью обратились более сотни тысяч человек с гриппом. Где пять тысяч сегодняшних случаев коронавируса в день, а где больше сотни тысяч? Ничего, справились.

И когда приходит новый вариант, у него меняется ген, ни одного человека нет, кто к нему иммунен. А что касается высокой смертности от «испанки», на это повлияло состояние здоровья всех людей в начале прошлого века, потому что еще были сыпной и брюшной тиф, недоедание и голод в условиях военных действий.

— Что было бы с планетой, если бы сейчас не было вакцинации?

— Благодаря вакцинации мы обрели 20 дополнительных лет, как подсчитали американцы. С коронавирусом нельзя делать скоропалительных выводов.

«Изолировать надо больных»

— Надо было закрывать мир в первую волну?

— Надо было. Но можно было поступить и по-другому. Чем отличается карантин от локдауна? При карантине изолируют больных, а при локдауне — здоровых. Когда в школе был карантин, больных забирали в больницу, а здоровых ни в чем не ограничивали. Они просто уходили домой. Я свою студенческую жизнь начинал борьбой с холерой в Волгограде. Нас бросили туда. Мы изолировали больных и не дали болезни распространиться на соседние территории. А во время локдауна закрывают здоровых, которые теряют здоровье, сидя дома.

— В чем сложность признания вакцин со стороны Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) и Европейского агентства по лекарственным средствам (ЕМА)?

— Коммерческий вопрос. Это огромные деньги. Никто не хочет чужаков пускать на свой рынок. Поэтому у нас такие сложности с ВОЗ и ЕМА. Эффективность же ни тех, ни других вакцин еще никто не доказал.