Версия для печати
Вернуться к списку

КООРДИНАТЫ ИСЦЕЛЕНИЯ

На просторах Сибири пациента и необходимого ему врача могут разделять тысячи километров. О логистике высокотехнологичной медицинской помощи и необходимости ее поддержки инновационным бизнесом рассказал заместитель директора Национального медицинского исследовательского центра им. академика Е.Н. Мешалкина член-корреспондент РАН Евгений Анатольевич Покушалов.

— Принято считать, что в «Клинику Мешалкина», как в центр высоких компетенций, собираются больные со всего Сибирского макрорегиона плюс Дальний Восток…

— Не совсем так. В НМИЦ им. ак. Е.Н. Мешалкина ежегодно проводятся порядка 17 000 операций, и около 70 % из них приходятся на жителей Новосибирской области. Остальные — это самые тяжелые и неординарные случаи из других регионов. Ведь теперь почти в каждом субъекте Федерации по программе Минздрава РФ организована высокотехнологичная медицинская помощь, сосредоточенная, по нашей специализации, в кардио- и сосудистых центрах. Они тоже мощные: томский, к примеру, проводит около 7 000 операций в год. Наш же центр, наряду с бакулевским в Москве и алмазовским в Санкт-Петербурге (Национальный медицинский исследовательский центр сердечно-сосудистой хирургии имени А.Н. Бакулева и Национальный медицинский исследовательский центр имени В.А. Алмазова. — Прим. ред.), является экспертным, и мы работаем с теми пациентами, которых с редкими патологиями направляют почти из всех восточных регионов России: наша неформальная граница проходит по Уралу. При этом всё больше и больше практикуется заочное, через Интернет, консультирование вплоть до выдачи направлений на операцию. НМИЦ им. ак. Е.Н. Мешалкина проводит более 100 000 таких консультаций в год. Обращения систематизируются по специализации, и в течение максимум семи дней обратившийся получает рекомендации, а при необходимости — направление. При этом очередь на очную консультацию может растянуться и на месяц. Разумеется, мы тоже не всемогущи, и бывают случаи, правда всё реже и реже, когда мы перенаправляем пациентов в Москву: например, во ВНИИ педиатрии — детей с синдромом удлиненного QT-интервала. Сегодня конечная точка оказания помощи, тем более оперативного вмешательства, смещается в сторону максимума опыта и компетенций.

Давайте не будем забывать, что есть помощь экстренная и плановая. В кардиологии подавляющее большинство составляет вторая. К экстренным действиям прибегаем крайне редко: когда речь идет, например, о трансплантации, расслоении аорты, аневризме и тому подобном. И это тоже происходит стационарно, а не на выезде, когда невозможно всё предусмотреть. Высокотехнологичность и мобильность сочетаемы только для скрининга и диагностики, а наблюдение, серьезное лечение и тем более манипуляции современного уровня требуют доставки пациента в специализированный региональный центр, и никак иначе.

Статистика складывается из мелочей. Когда мы говорим о продолжительности жизни, о качестве здравоохранения и лечения, о выживаемости пациентов — все цифры проистекают из деталей и нюансов каждого случая. У больных бывают микс-патологии, во время и после операций иногда возникают осложнения. С подобными ситуациями намного лучше разберутся в крупном специализированном центре, чем где-то в периферийной больнице или тем более на выезде.

— То есть в специализированные кардиоцентры, расположенные в региональных столицах, должны поступать пациенты из самых дальних уголков даже таких огромных территорий, как Красноярский край?

— Да, именно так. Эффективная медицина — это минимум вреда и максимум компетенций, благотворных для пациента. Вопрос состоит исключительно в скорости его доставки в специализированный центр, хоть из Искитимского района в Новосибирск, хоть с Таймыра в Красноярск. Но будем помнить, что медицина состоит из нескольких крупных блоков. Профилактика, скрининг, персональная диагностика — всё это сегодня осуществимо и в сравнительно небольших поселениях, причем на достаточно высоком уровне. Выявлять факторы и группы риска, хронические заболевания на начальных стадиях, в том числе и с использованием мобильных установок, желательно по месту проживания пациентов. Соответственно, уменьшится количество их доставок в региональные центры. Сегодня активно развивается телемедицина: это коммуникация «врач — врач», иногда с привлечением пациента, но всё большую роль в дистанционном консультировании играют инструментальные данные. Биоматериал пациента теперь не нужно пересылать на сотни километров: достаточно направить консультанту результаты анализов и другую информацию.

— Всё логично, но за проезд к месту плановой помощи пациент, как правило, платит сам. А кто оплачивает операцию? В частности, у вас в клинике?

— Здесь нет никаких тайн, всё прозрачно. Наши операции не бесплатные, каждая имеет свою себестоимость — оплата труда специалистов, инструменты, материалы, энергия… Вопрос в том, кто платит. За 97 % операций, которые мы проводим, средства поступают из Федерального и территориальных фондов обязательного медицинского страхования, а не от пациента. Оставшиеся 3 % приходятся на добровольные страховки и деньги зарубежных резидентов, не застрахованных в России, и совсем небольшого количества наших сограждан, которые по каким-либо причинам (не медицинским), не хотят ждать назначенной даты операции. Другой вопрос — что государственное финансирование не покрывает 100 % потребностей по современным инструментам и устройствам. Так, количество приобретаемых за счет бюджета кардиоинвертор-дефибрилляторов, предотвращающих внезапную смерть от остановки сердца, следовало бы увеличить минимум в десять раз.

— Мы говорим о высокотехнологичной практической медицине. А по каким признакам она отделяется от обычной?

— Основным критерием является новизна методики или инструмента. Затем появляются модификации, которые упрощают технологию, делают ее более массовой, и она становится рутинной. В свое время томография считалась хай-теком, а сегодня распространилась почти повсеместно. Сейчас инновационным и высокотехнологичным направлением становятся «биг дейта» и элементы искусственного интеллекта. В ближайшее время МРТ и подобные методы сканирования переключатся на роботизированную технологию обработки данных: это и качественней, и заметно быстрее.

Кроме того, есть более формальный критерий — в ситуации с нашим центром это перечень Минздрава по видам диагнозов и вмешательств, которые относятся к сфере высокотехнологичной медицинской помощи. Список постоянно меняется: еще два года назад имплантация кардиостимуляторов в нем присутствовала, теперь уже нет. Точно так же в разряд рутинных перешли неинвазивные вмешательства (через сосуды). А трансплантация сердца, вероятно, еще некоторое время будет считаться хай-теком.

Наконец, есть корреляция с формами государственной поддержки и финансирования. Высокотехнологичные вмешательства оплачиваются за счет федеральных фондов и программ. Например, у нас, кардиологов, есть стартовавшая в 2015 году программа клинической апробации новых методов, которая реализуется в нескольких учреждениях — работа в ее рамках попадает в разряд высокотехнологичной медицины. В качестве примера могу назвать операции по имплантации окклюдера ушка левого предсердия: это устройство препятствует попаданию тромбов в общий кровоток.

— Два года назад НМИЦ им. ак. Е.Н. Мешалкина продвигал проект медицинского парка «Зеленая долина» с целью замкнуть треугольник «наука — инновационные разработки — высокотехнологичная помощь». Каково нынешнее состояние дел?

— На Общем собрании СО РАН, прошедшем 23 марта, мы отдали врио губернатора Новосибирской области письмо о необходимости обновить и реализовать этот проект. Сегодня он стал еще актуальнее. Суть заключается в том, что при огромном объеме операций 90 % расходных материалов у нас приходится на импорт. Это огромные деньги, которые тратит государство, причем на обычную, а не уникальную продукцию. Напомню, что те же катетеры, превосходящие по качеству зарубежные, выпускает новосибирская компания «Ангиолайн». Но такие производства по определению должны быть гибкими, адаптируемыми под постоянно обновляющиеся инновационные решения — вся медицинская номенклатура меняется каждые три — пять лет. Импортировать технологические линии нерационально: продадут не самую новую, она всё равно потребует собственных расходников и прослужит несколько лет, затем ее придется модифицировать. Такой производитель неизбежно окажется на крючке.

Поэтому при центрах типа нашего необходимо создавать медицинские парки, в которых задачи решались бы по полному циклу, от идеи через внедрение к последующим модификациям. Проект «Зеленая долина» предполагает создание за счет внешних инвестиций общего инфраструктурного блока R&D (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. — Прим. ред.) для всех производителей. Территориальная близость к НМИЦ выгодна обеим сторонам: клиника получает продукцию (включая интеллектуальную) без какой-либо транспортировки, а инновационные компании — консультантов и заказчиков, которые могут из операционной перейти в лабораторию резидента и наоборот. Сегодня нашим врачам, чтобы посетить тот же «Ангиолайн», приходится ездить с Бердского шоссе в Кольцово — это явно неэффективное использование времени. +

Я уверен — к проекту «Зеленая долина» мы в скором времени вернемся. Мы — это и НМИЦ, и правительство региона, и потенциальные инвесторы, и стартапы, и институты под эгидой СО РАН. «Зеленая долина» — стандарт, по которому работают законодатели мод в медицинской инноватике. Рынок высокотехнологичной продукции — не массовый, не миллионы штук, поэтому коммерческую эффективность в этом секторе дают группы родственных по профилю предприятий.