http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=64306e44-d828-40d5-b79e-d6efef21d693&print=1© 2024 Российская академия наук
Кризис - лучшая пора для того, чтобы скупать подешевевший нанотек
В кулуарах Международного форума по нанотехнологиям, прошедшего в Москве в конце прошлого года, о рынке передовых научных разработок не говорил только ленивый. Все как один сходились на том, что кризис - лучшая пора для того, чтобы скупать подешевевший нанотек. Впрочем, имели место и острые дискуссии. Татьяна Николенко, директор по инфраструктурным программам российской госкорпорации "Роснанотех" (РОСНАНО), и Андрей Иващенко, директор центра высоких технологий "ХимРар", считают, что покупать инновации выгоднее на Западе - именно там они доведены до стадии бизнес-проектов. А вот главный научный координатор Международного научно-технического центра Татьяна Гремякова уверена, что в инвестициях РОСНАНО остро нуждается российская прикладная наука, которая окончательно зачахнет, если все деньги уйдут на Запад. Свои аргументы каждая из сторон изложила на страницах "Итогов"
С одной стороны
Татьяна Николенко и Андрей Иващенко: разработки российских ученых слабо ориентированы на запросы реального бизнеса
Тезис о том, что кризис - хорошее время для скупки инновационных технологий, повторяют сейчас многие. Вы с ним согласны?
Т. Н.: В целом согласна: инновационные компании во время кризиса дешевеют, и тот, у кого есть деньги, может их выгодно купить. Однако отмечу, что РОСНАНО, как институт развития, не покупает инновационные разработки. Мы соинвестируем в инновационные проекты. Это большая разница.
А. И.: На профессиональном языке этот процесс, тем не менее, именно так и называется - шопинг, покупка.
- Почему вообще возникла необходимость заниматься шопингом в этой области?
Т. Н.: Сегодня конкурентоспособность любой страны определяется уровнем развития инновационной экономики. А Россия с 1992 по 2002 год потеряла почти 50 процентов своего экспорта высокотехнологичных товаров. В 2005 году мы экспортировали высокотехнологичной продукции почти в 3 раза меньше, чем Филиппины, в 10 раз меньше, чем Мексика, в 17 раз меньше, чем Южная Корея. Ни у кого нет сомнений, что эту проблему надо решать. Однако где и какие инновации искать? Конечно, в России имеются интересные разработки. Но наш опыт работы в сфере нанотехнологий показывает, что не стоит ограничиваться только отечественными источниками.
- В чем причина?
А. И.: Проблема в том, что исследований, ориентированных на рынок, в России очень мало. Наша академическая наука функционирует на сметной основе - как в Советском Союзе, так и сейчас. В принципе на Западе смета тоже существует, но там есть большое количество инфраструктуры, которая все время разворачивает векторы исследований в сторону рынка. В США существуют сразу несколько специальных программ, призванных на конкурсной основе развивать инновационные разработки. Это и SBIR (Small Business Innovation Research), и STTR (Small Business Technology Transfer). А у нас в этой области дыра. Поэтому если в России что-то изобретается, то существует в фазе, скажем так, генерации знаний. Разработки, которые приносят наши ученые, не только не доведены до стадии бизнес-плана, но они зачастую и не могут быть до нее доведены. У них никогда не было вектора, ориентиров, которые диктует промышленность. Допустим, ученый захочет организовать старт-ап. В России перед ним тут же встала бы кадровая проблема. Где предприниматели, которые возьмутся за его раскрутку? Ведь нужны не предприниматели из бизнес-школы, которые мыслят миллиардами долларов, а люди, понимающие в самом предмете исследования и готовые работать на относительно небольшом объеме рискованного финансирования инновационной разработки.
Т. Н.: В российских биотехнологиях, например, уже начали складываться элементы инфраструктуры и появляться специалисты с опытом ведения инновационных разработок на мировом уровне. Но до качественного улучшения картины нам еще далеко.
- А в это время на Западе…
А. И.: В это время случился финансовый кризис. В результате в США и Европе подвисло в неопределенном состоянии огромное количество инновационных проектов. И они очень сильно отличаются от тех разработок, которые есть в России, так как находятся на более продвинутых стадиях технологизации и коммерциализации.
- Что же произошло?
А. И.: У них закончилось финансирование. Это у нас венчурные фонды в соответствии с законодательством должны зарезервировать сразу все финансы, которые планируют вкладывать в разработку. В США, например, все происходит не так. Фонд строится по существу на обещаниях инвесторов дать деньги. Средства выделяются на каждой фазе проекта. Прошла первая фаза - дали денег. Прошла вторая фаза - дали еще. А в третьей фазе случился кризис, и деньги закончились. Поэтому огромное количество разработок будет заморожено в 2009 году. И на них сегодня на Западе охотятся те, у кого есть деньги, чтобы приобрести их по дешевке. У каждой крупной компании есть список проектов, которые она уже присмотрела и хочет купить, ведь есть шанс приобрести их задешево. Все ждут, когда цены станут еще ниже, чтобы начать скупать инновации.
- Есть ли приоритетные сферы, проекты в которых наиболее интересны?
Т. Н.: Безусловно. Нанотехнологии в медицине и биотехе являются одним из ключевых направлений. По статистике венчурного инвестирования, к концу 2007 года в мире из 14 нанотехнологических компаний, которые провели IPO, шесть относятся к биомедицинскому сектору. Возврат средств венчурному инвестору по этим компаниям самый высокий - четырнадцатикратный. Для сравнения: в IT и электронике он пятикратный, в материаловедении - четырехкратный. Ясно, что интерес к биотеху и медицине растет. Например, в портфеле РОСНАНО заявки из этой области составляют около 15 процентов.
А. И. В то же время практически все компании "большой фармы" вполовину сокращают собственные исследовательские разработки. Они отказываются от целых терапевтических областей и начинают концентрировать усилия на определенных направлениях. Много разработок подвисает и у них. Кого-то они сокращают, кто-то из авторов ищет для своих проектов финансирование. И многие из этих людей начинают посматривать в сторону России. Кстати, среди них немало наших соотечественников, в свое время уехавших на Запад. Сейчас удобный момент и для того, чтобы вернуть в страну этих людей. Однако прежде всего нужна структура, которая занималась бы трансфером перспективных проектов сюда, в Россию.
- В области нанотехнологий этой структурой, насколько я знаю, является РОСНАНО. Как может выглядеть схема трансфера?
А. И.: Речь идет о том, что инновационная фирма может отдать права на разработку в Россию - российскому партнеру или сама здесь открыть представительство. РОСНАНО или другие венчурные компании могут профинансировать дальнейшее доведение проекта. При этом все права на российском и смежных рынках оставить себе, а также получить существенные права на мировом рынке. Обычно разработчикам бывает трудно найти так называемое посевное финансирование - средства, необходимые для "доводки прототипа" идеи. Сейчас, благодаря мировому кризису, у российских венчурных инвесторов появился шанс сэкономить на посевном финансировании.
- Каким образом?
Т. Н.: Посевное финансирование - это вложение небольших денег в большое количество инновационных разработок на ранних стадиях. До следующего этапа инвестирования доживает только часть проектов. На Западе существует инфраструктура, которая помогает создавать качественную интеллектуальную собственность. Мы уже говорили об американской программе поддержки малого инновационного бизнеса SBIR, созданной в 1982 году. В прошлом году посевные отчисления SBIR составили 2,2 миллиарда долларов. Ученый, который работает по исследовательским грантам и добивается интересных практических результатов, очень легко может получить "посевные" 150 тысяч долларов на продвижение своей разработки. Конечно, на такие деньги невозможно создать, например, новое лекарство, но это позволяет сделать первый шаг к его разработке. Если этот шаг будет успешным, на следующем этапе от SBIR проект получит уже миллион. И вот в этой благополучной среде наступает финансовый кризис - ожидаемое от венчурных капиталистов финансирование следующих стадий замораживается. Так почему бы нам не воспользоваться ситуацией и не перенести разработку, которая была заморожена, в Россию? Мы можем взять разработку сюда, определить лицензионные взаимоотношения и территорию, где можем продавать полученный продукт (для нас это как минимум СНГ), провести доработку уже у себя. Выстроив такую цепочку, мы начинаем продавать на рынке лицензированный продукт.
А. И.: Кстати, отдавая данные собственных испытаний другой стороне, можно получать роялти со всего мира.
Т. Н.: Да, это выгодная и красивая бизнес-схема. РОСНАНО при этом выступает только как соинвестор. Но нужно сказать, что это не отменяет создание посевных фондов в стране. Для нас это критически важная часть инновационной инфраструктуры. Она нужна, чтобы продвигать интеллектуальную собственность, созданную в России, на внутренний и мировой рынки.
С другой стороны
Татьяна Гремякова: "В инвестициях РОСНАНО остро нуждается российская наука, а не западная..."
Татьяна Андреевна, как вы считаете, в России есть разработки, которые можно было бы купить?
- Российские проекты, в отличие от западных, никогда не были переоценены. В финансировании науки в нашей стране наблюдался провал, начиная с 90-х годов прошлого века. Западные инвесторы вкладывали средства в российскую науку, потому что это было качественно и относительно недорого. Функция МНТЦ как раз состояла в том, чтобы состыковать инвесторов и коллективы российских специалистов. Но мы никогда не ждали, что исследовательский институт придет к нам со своими разработками. Зная "научный ландшафт" страны, мы вели активный поиск. Пример из практики: к нам обращается с запросом на конкретную разработку западная компания, мы отбираем для нее нескольких возможных исполнителей, компания в результате переговоров останавливается на одном. Думаю, что РОСНАНО пока не хватает в этом опыта, и мы готовы поделиться с ними своими наработками. Например, мы могли бы передать им перспективные для бизнеса проекты российских ученых, которые прошли международную экспертизу. Могу ответственно заявить: такие проекты у нас есть.
- Как вы относитесь к идее покупать разработки на Западе?
- Конечно, если в связи с кризисом стоимость инноваций упала, кое-что можно и нужно купить. Но делать это следует очень и очень осторожно. Вдумайтесь: захочет ли фармацевтическая компания передавать в чужие руки лучшие свои проекты? Сильно сомневаюсь, учитывая кризис идей, который сейчас присутствует в этой области. В любом случае для оценки проектов нужна всесторонняя и независимая экспертиза. Тем более для проектов, с которых РОСНАНО собирается стартовать, ведь это определит ее репутацию. Еще один вопрос: стоит ли покупать разработки в США и Европе? Ведь это очень дорогие регионы. Есть не менее интересные в научном отношении Индия, Китай и другие. Например, в одном из первых проектов, запускаемых РОСНАНО, технологию планируют закупить в Европе и разместить в Москве. И это при том, что сами европейцы сейчас уводят производство в страны Юго-Восточной Азии: в Старом Свете оно нерентабельно… Скорее всего производство по западным технологиям будет нерентабельным и в Москве.
- Вы имеете в виду проект по производству микроисточников для применения в онкологии?
- Существует перспективный метод лечения опухолей, брахитерапия - в тело человека вводят микроисточники излучения с очень малой длиной свободного пробега. Излучение убивает клетки опухоли, при этом здоровые ткани в значительной степени остаются вне его действия. Многие изотопы, которые при этом используются, производятся в нашей стране. Однако в этом случае, как и во многих других, мы, к сожалению, до сих пор продаем лишь дешевое сырье. А потом задорого везем из-за границы микроисточники с этими же изотопами, а также системы визуализации для лечения. Уже довольно давно в России пытаются наладить собственное производство микроисточников для брахитерапии. В Обнинске есть институт, который получил от международного инвестора посевное финансирование и подготовил площадку для такого производства. Было бы хорошо, если бы РОСНАНО, разрабатывая собственный проект по брахитерапии, обратила внимание на площадку в Обнинске. Сейчас там готовы развернуть производство, но если в дело пойдут деньги крупных компаний, они вряд ли выдержат конкуренцию и должны будут свернуть работу. Получается, что ростки российских инноваций будут загублены.
- Можете привести примеры конкурентоспособных российских разработок из области нанотехнологий?
- Один из успешных проектов, в котором участвовал и наш центр, - это проект микрочиповой диагностики различных патогенных микроорганизмов. Когда мы начинали обсуждать это в 1998-1999 годах, никто не хотел думать о микрочипах всерьез. Сейчас технология запатентована. Российская сторона выделила деньги на производство. Кстати, характерная проблема - возможности производителей микрочипов гораздо больше, чем они способны продать в России. Подобные ситуации следует заранее предвидеть таким инвесторам, как РОСНАНО. Еще пример - в Российском федеральном ядерном центре - ВНИИЭФ в Сарове создано опытное производство нанотитана. Этот более легкий, чем "традиционный", титан сейчас нужен и в медицине, и в авиастроении. Разработка нуждается в масштабировании и считается очень перспективной. По оценкам международных экспертов, она вполне конкурентоспособна. Еще одна разработка: микрокапсулированная коревая вакцина, созданная в "Векторе" в Новосибирске. Сейчас она проходит клинические исследования в Казахстане, значит, соседи купят разработку. Вот, кстати, пример того, как наши технологии по дешевке скупают другие страны, в то время как мы "по дешевке" собираемся скупать технологии в Европе и США.
- Те, кто отстаивает такую точку зрения, говорят об отсутствии в России инфраструктуры для прикладной науки…
- Инфраструктуры не будет никогда, если не предпринимать никаких усилий по ее созданию. Российские инвестиции нужны не западной, а российской науке и технологиям. Ситуация меняется. Например, раньше наши ученые должны были ввозить в страну животных для испытаний. А теперь в России уже есть свой питомник мирового уровня, создана база для доклинических исследований в соответствии с международными стандартами. Конечно, на этом поле еще очень много надо сделать. Проблема часто заключается даже не в том, что мы не можем проводить качественные исследования. К сожалению, международные стандарты не приняты у нас на законодательном уровне. Сейчас говорят о том, что российские фармацевтические предприятия должны переходить на стандарты GMP (надлежащая производственная практика). Но ведь существуют еще и стандарты GLP (надлежащая лабораторная практика), их тоже нужно принять, чтобы наших ученых просто брали в расчет в прикладной науке. Когда при переговорах российские исследователи заявляют, что у них есть возможность провести через все фазы испытаний перспективный препарат, нам обычно указывают, что в России не проработана законодательная база, поэтому совместные разработки затруднительны. Так, может, прежде чем вкладывать средства в зарубежную науку, стоит подумать о том, как в России решить вопрос о гармонизации законодательной базы в научных исследованиях? Кстати, нашим ученым достаточно сложно оформить права на научную собственность, а бизнес не может работать с продуктом, права на обладание которым не определены. Это противоречие тоже должно быть решено на законодательном уровне.
- А что вы скажете о человеческом факторе? Существует кадровый голод в российской прикладной науке?
- Конечно, он есть. Но в России уже не так мало ученых, которые знают, как управлять проектом, как составлять бизнес-план. Многие из них прошли обучение в России и за рубежом. Через такую подготовку только наш центр провел сотни людей из различных институтов. И не воспользоваться этим человеческим материалом просто неразумно. Конечно, есть ситуации, когда, например, нельзя трансформировать старое фармацевтическое производство. Легче просто построить новый завод. Но в остальном - очень расточительно вкладывать деньги в проект, считая себя игроком в чистом поле. Нужно поискать пророков и в собственном отечестве