Версия для печати
Вернуться к списку

ХИМИЯ — ЭТО МАГИЯ

Одним из лауреатов национальной стипендии L’Oreal-ЮНЕСКО 2018 года стала Екатерина Скорб, канд. хим. наук, профессор и зав. лабораторией Санкт-Петербургского национального исследовательского университета информационных технологий, механики и оптики. С красным дипломом окончив Белорусский государственный университет, она обучалась в аспирантуре БГУ и Институте коллоидов и межфазных поверхностей Макса Планка (MPIKG, Потсдам, Германия). С 2009 по 2013 год работала постдоком, получила стипендию Фонда Александра фон Гумбольдта. С 2013 года Екатерина руководила группой в MPIKG на кафедре биоматериалов. Затем в 2016—2017 годы была visiting scholar в Гарвардском университете (США). С сентября 2017 года Екатерина работает в Университете ИТМО, создав группу «Инфохимия».

— Расскажите, как вы заинтересовались наукой, кто заинтересовал — родители, книги?

— Мама и папа — врачи, и я готовилась продолжить врачебную династию. Но не раз была победительницей химических олимпиад, и меня взяли без экзаменов на факультет химических наук.

Химия, конечно, это магия. Сейчас меня увлекает всё, что связано с нелинейными, с осциллирующими химическими реакциями и возможностью делать системы с обратными связями на основе искусственных молекул… Инжиниринг молекулярных машин — об этом нельзя было и мечтать, когда я училась на химическом факультете. К счастью, мы этому научились, но дальше столкнулись с тем, что нельзя быть специалистом только в одной области, надо двигаться дальше.

Мы живем в уникальное время, когда на стыке наук образуются интересные области, когда вы можете открыть что-то абсолютно новое. Вначале было единое естествознание — каждый ученый был естествоиспытателем. Потом науки разошлись. А теперь недостаточно быть хорошим химиком, чтобы уметь синтезировать любую молекулу или наночастицу…

— Какие области наук объединяет синтез молекулы?

— Органическую и физическую химию, материаловедение. Нам просто необходимо теперь уходить в те области, которыми мы раньше не занимались.

— Область вашей специализации достаточно широка.

— Да, я защищала кандидатскую диссертацию по физической химии, сейчас готовлю докторскую по химии твердого тела, совместно с физической химией. Но я пришла к тому, что мне недостаточно одной химии. Для того чтобы быть успешной в науке, нужно постоянно читать что-то из биологии.

Я постоянно привлекаю математические модели. Физика с химией рядом, но нужно идти и в математику, и в биологию. Активно работающий центр нелинейной химии сейчас открылся в Калининграде. Нам очень интересно сотрудничество с ними, и нас тоже интересует вопрос — как сделать «химический компьютер»? Тот компьютер, который сможет нам предсказывать поведение нашего организма. Который покажет нам, как по-другому лечить серьезные заболевания, например болезнь Паркинсона.

Благодаря тому, что развиваются вычислительные технологии и системный подход, появились способы, возможность сказать, как мы можем использовать химические системы для того, чтобы считать какие-то сложные вещи, которые не умеют вычислять существующие ныне компьютеры. Система транзисторов не может предсказать поведение организма.

До сих пор никто не знает, как работает мозг. Мы полностью еще не знаем, как работает клетка, одна клетка! Если вам кто-то скажет, что он понимает все процессы клетки, то…

— Дадим ему немедленно Нобелевскую премию?

— Да, всё не очень просто. Если вы хотите сделать действительно что-то полезное, вы должны не бояться ставить сложные вопросы.

А дальше на пути к сложным системам — таким, как химические компьютеры, искусственная клетка, мы уже можем предложить обществу систему диагностики, биосенсоры, возможность контролируемой доставки различных лекарств, самозалечивающее покрытие. Но всё это мелочи, хотя необходимо их достигать, чтобы прийти к другому пониманию процессов.

Великие открытия не могут решить все проблемы. Антибиотики открыли — а сейчас большинство бактерий к ним приспособились. Конечно, мы не можем умолить того, что сделали антибиотики, но сейчас нам приходится придумывать, как побороть анти-антибиотиковую резистентность.

— Если бы вас кто-то спросил, стоит ли идти в науку, то что бы вы ответили?

— Я бы ответила так: если вы задаете такой вопрос, то, конечно, нет. Потому что если в обычной жизни вы знаете, куда идти, то в науке вы этого не знаете. Мы ищем то, чего не существует. Это непросто, это тяжело. И только тот, кто действительно очарован процессом познания нового, остается в науке.

— Говорят, что у женщин в науке есть «стеклянный потолок». Вы его замечали, чувствовали на себе?

— Я считаю, что каждый человек должен быть там, где ему хорошо. Там, где нет «стеклянного потолка». Если вы с таким сталкиваетесь, надо что-то менять — куда-то уходить, пытаться менять те правила, которые есть. К моему большому удовольствию, мои коллеги, с которыми я работала, всегда воспринимали меня как ученого. Мне повезло.

— Знакома ли вам картинка, которую на церемонии показала Татьяна Максимовна Бирштейн, что женщине в науке нужно успевать и то, и другое, и третье?

— Да, у меня две замечательные девочки, одной — четырнадцать, второй — пять, муж, который помогает, родители помогают, а иначе ничего не получится.

— Долго ли вы раздумывали над тем, переехать ли в Россию?

— Нет, недолго и делала это очень осознанно. У меня экспериментальная группа, мне надо много молодых амбициозных студентов, которые будут идти со мной, решая сложные задачи. Я хотела большую группу, и у меня она есть, в размере почти двадцати человек, которые день и ночь работают и решают со мной… Мы строим образовательную программу для магистров в университете ИТМО. Мы делаем с ними науку, они — мои коллеги.

Я сейчас на церемонии, разговариваю с вами, а они сейчас работают. Я приду, посмотрю свой почтовый ящик — и каждый из них мне что-то прислал. Конечно, один в поле не воин. Спасибо им, что они рядом. Это вдохновляет, и я дальше беру на себя ответственность научить их каким-то новым аспектам в жизни. Они получают образование на английском, они слушают лекции лучших лекторов, ездят на стажировки в Гарвард, в институты Общества Макса Планка. Много работают, и я ими горжусь.

— Что вам не нравится в организации науки в России и мире, если такое есть?

— В России часто говорят о проблемах с покупкой реактивов и оборудования. Согласна, будет здорово, если всё упростится и ускорится. А в общем везде в мире в науке, чтобы руководить группой, нужно одновременно заботиться о многих составляющих: решении актуальных научных задач, проведении экспериментов, написании грантов, статей, отчетов. Не всегда хватает на всё времени, но мы делаем максимум того, что мы можем. Как в России, так и остальном мире неприятны все аспекты, связанные с бюрократизацией переезда, регистрации на новом месте, устройстве быта (те же садики и школы).

Хорошо, когда с этим помогают, т. е. продуманы все аспекты организации мобильности ученых.