http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=5dd5329e-6fd8-46aa-bbc4-7544ee3c2e9c&print=1© 2024 Российская академия наук
22 мая в Институте океанологии им. П. П. Ширшова РАН прошло общее собрание, на котором коллектив обсуждал чрезвычайную ситуацию: исполняющего обязанности директора института не допускают к выборам главы учреждения, несмотря на то, что за него выступает большинство коллектива. Как утверждают сотрудники института, в марте Комиссия по кадровым вопросам Совета при Президенте по науке и образованию отложила на неопределенный срок вопрос об утверждении кандидатур, поскольку против нынешнего главы выступает Минобрнауки. Институт уже третий год работает без постоянного руководства. Кто посадил корабль на мель, сорвав две морские экспедиции и в чем суть конфликта директора с Минобрнауки, узнавал Павел Котляр.
«Почему вас не утверждают?» Алексей Соков: «Я не Кашпировский, мыслей читать не умею». Фото Наталии Деминой
О своих разногласиях с министерством рассказал врио директора Института океанологии докт. геогр. наук Алексей Соков:
— Сколько времени Институт океанологии работает без постоянного директора?
— 2,5 года, после ухода с этого поста академика Роберта Нигматулина.
— С чем вы связываете нежелание Минобрнауки согласовывать именно вашу кандидатуру?
— Для меня это загадка, ясно, что они не хотят тут видеть меня по каким-то причинам, но в лицо мне никто ничего не говорил. Изначально я не хотел идти на эту должность, всем отказывал, но 27 декабря 2016 года меня вызвал лично Михаил Котюков (тогда глава ФАНО) и приказал стать врио. «Приказ уже готов — приступайте к исполнению», — и я приступил.
— Расскажите, что вами было сделано за эти 2,5 года.
— Вначале был выявлен ряд проблем с отчетностью, я называю это НЭП — наведение элементарного порядка. Тогда, весной 2017 года, началась категоризация институтов РАН, и когда я через какое-то время снова был у Котюкова, он мне сказал: смотри, твой институт в третьей (худшей) категории. Сходу к нам пришла Счетная палата, работа с ней помогла вскрыть недочеты, и уже позднее мы попали в первую категорию институтов. Для этого, кстати, была разработана стратегия развития института, научная концепция и создана среднесрочная программа экспедиционных исследований.
— Ваш институт стоит особняком среди других, так как обладает богатым морским флотом. Что с ним было и что сейчас?
— Не богатым, но большим. Еще в 1990-е годы я был замдиректора по флоту, тогда у нас было постоянное недофинансирование, и нам хотя бы удалось сохранить флот. На сегодня у нас 12 судов, из них пять работает. Раньше их число доходило до 15−16. У нас пять филиалов и две базы флота — в Калининграде и Владивостоке.
После неприятной истории с судном ГЕОХИ, застрявшим на ремонте в Китае, на базе нашего института было решено создать Центр морских экспедиционных исследований, и все суда Академии наук были переданы нам.
— Когда вам стало понятно, что руководство перестала устраивать ваша фигура?
— Мне это стало ясно летом прошлого года, после превращения ФАНО в министерство. В мае стал верстаться, причем без нас, нацпроект «Наука», в рамках которого предусматривается строительство двух новых и модернизация существующих научных судов. И нас поставили в известность только в конце августа. Тогда нам стало понятно, что если флотские решения принимаются без Института океанологии, значит, там наверху что-то происходит.
— Какие планы, касающиеся судов, в нацпроекте «Наука» у вас вызывают вопросы?
— Очень многое. Во-первых, неправильно распределены деньги. Очень много, 28 млрд руб., выделяется на строительство судов. На модернизацию судов — 9 миллиардов. А на экспедиционную деятельность и содержание флота — от 1,3 до 1,8 млрд руб. в год. Сейчас мы на это получаем чуть больше миллиарда в год, и у нас 70% времени суда простаивают. Расчеты показывают, что никакого улучшения в смысле функционирования флота не будет. Деньги будут закачены огромные, мы получим два больших корабля, выведем для модернизации из фрахта два наших судна «Академик Сергей Вавилов» и «Академик Иоффе», которые зарабатывают для нас деньги, и флот будет простаивать те же 70% времени.
Знаете, что нам сказали в министерстве по поводу «Вавилова» и «Иоффе»? «Вы их модернизируйте, и пусть они у стенки стоят». Да эти суда будут сжирать деньги, стоя у стенки!
— И вы считаете, что недовольство вами связано все-таки с вашей позицией по поводу строительства двух новых судов?
— В министерстве говорят, что хотят строить флагманские суда. Но это лозунг, всё равно, что призыв сделать самый большой моток проволоки, самую большую сковороду в мире… Концепция судна должна разрабатываться с учетом конкретных обстоятельств: места, времени, денег, задач и еще много чего. Для этого надо знать и чувствовать специфику работы флота в конкретных условиях. Более того, так никто никогда не строит: в 2024 году запланирован спуск на воду обоих судов — одно головное, другое — серийное.
Обычно строится первое судно, через год-два — второе. Во-первых, отрабатываются технологии, ошибки. Во-вторых, на тех же стапелях второе судно делать дешевле. Тут же предлагают строить на двух стапелях одновременно, что финансово невыгодно.
При этом министерство планирует само писать техническое задание и само строить, так как нашей деятельностью они недовольны.
На собрании в Институте океанологии. Фото Наталии Деминой
— И строить за рубежом?
— Да, в Гамбурге, несмотря на то, что это запрещено постановлением правительства о локализации производства на отечественных верфях. Сложность в том, что сроки очень ограничены — в 2019 году начать проектирование, в 2024-м оба судна сдать. Все специалисты, в том числе Объединенной судостроительной корпорации, говорят, что это очень трудная задача. Научно-исследовательские суда очень сложны, в России и СССР их никогда не строили, закупали в ГДР, Польше, Финляндии. С сентября по декабрь 2018 года наш институт разработал ТЗ, концепцию судов, договорились с верфями. Всё это мы отправили в министерство в декабре, до марта там была тишина, а в марте нам говорят, что институт плохой, концепция неправильная, мы вместо этого будем копировать немецкое научно-исследовательское судно Sonne.
Причем путем тайного голосования — и в министерстве не стесняются это говорить — они определили, что Sonne является образцом для науки. Услышав про «тайное голосование», все смеются не только у нас в институте, но и в ОСК.
— А чем Sonne хуже?
— Конечно, нельзя создать проект, который устраивал бы всех. Но нужен плавный ввод новых и вывод старых судов. Наша давнишняя позиция: новое судно должно быть модульным, т. е. способным менять свой функционал в зависимости от задач. А концепция Sonne — очень узкоспециализированное научно-исследовательское судно, типа наших судов «Академик Мстислав Келдыш» и «Академик Иоффе», на которых сложно делать геофизику, биологию и другое. И если мы говорим, что через 10 лет у нас будут только два этих новых судна, то они должны удовлетворять всем.
И модульность — единственный выход. И это не я придумал, ибо эти суда должны будут служить разным ведомствам, и это записано в решениях Морской коллегии: «создание многофункционального научно-исследовательского судна в виде унифицированной платформы модульного типа для комплексного использования в интересах различных ведомств».
Кроме того, если денег нет — а их у нас нет, — то мы должны зарабатывать. Модульное судно способно зарабатывать хоть как-то, в промежутках между научными рейсами. Sonne зарабатывать не способно, оно заточено только на научные исследования, которые ни одна страна не закажет из-за протекционизма — у них есть свои суда.
— И вы считаете, что на этом фоне Министерство стало резко выступать за снятие вашей кандидатуры?
— Да. Несмотря на то, что в прошлом сентябре я предлагал сняться, но меня там же отговорили. Сейчас я от себя уже не завишу — был ученый совет, меня поддержало Отделение наук о Земле РАН, Президиум РАН, и теперь я уже не снимусь. Хорошо, сказали там, тогда мы будем тебя топить. Я спросил: как? Мне ответили: а у вас была проверка и найдена куча нарушений.
— И какие же у вас нашли нарушения? Правда, что вы корабль на мель посадили?
— Мне лично ничего не выговаривали. Всё сказал на кадровой комиссии замминистра Степанов, я могу только пересказывать. Да, впервые у нас такое случилось: судно село на мель. Но есть заключение и российского, и канадского регистра, что там даже капитан не был виноват — это было плавание судна «Иоффе» в районе с неточными картами. Но если капитан не виноват, то почему виноват директор?
Еще вменили в вину, что при мне выросли цены на топливо, тут вообще без комментариев. Если точнее, они мне вменили повышение норматива стоимости обслуживания судов, хотя я эти нормативы обосновывал, но принимал их не я.
И по их нормативам сейчас большое судно почему-то стоит дешевле малого. Еще обвинили в том, что я якобы занимаюсь коммерцией, строю суда, чтобы зарабатывать деньги, наука меня не интересует.
— Вашему институту удалось выполнить майский указ президента и довести среднюю зарплату до 200% по региону?
— Да, мы получили методическое руководство от министерства, что если сотрудники имеют несколько грантов и где-то преподают, мы переводим их на часть ставки. Указ мы таким образом выполнили, нам тут же пришла разнарядка: а сделайте 300%. Потом 400%, и мы отказались — за счет нас хотели подтянуть показатель в среднем по региону. Мы оказались лучше всех, всех обогнали по публикациям, а в январе в ответ нам сократили финансирование на 86 млн руб.
Теперь же к нам пошли претензии: дескать, Соков сократил научных сотрудников. Поэтому сейчас мы практику сокращения ставок прекратили и, конечно же, майский указ выполнить не можем.
— Как неопределенность вашего статуса мешает руководить институтом?
— Руководить непосредственно в ежедневных делах институтом это не мешает. Это сильно мешает перспективам развития института. Когда я обращаюсь к возможным стратегическим партнерам института, мне в лицо так и говорят: а что вы так активничаете, вы же временный?! Партнерам со стороны непонятно, как действовать: сегодня ты есть, а кто завтра будет решать?
— Минобрнауки вам недавно прислало «Концепцию программы исследований океана до 2030 года». Правда, что к ней большие претензии?
— Это вообще ужас. Дело не в том, что этот текст просто стырили. Если бы они стырили его с сайта Института океанологии, это еще можно было бы понять. Но они стырили текст с какого-то лженаучного сайта! Они прислали это в праздники, мы были в этот момент с деканом географического факультета МГУ на отдыхе, и когда увидели это, ничего, кроме неприличных слов, сказать не могли. Это даже не учебник 8-го класса по географии — это просто ошибки, вранье. С испарением влаги вранье, с пассатами-муссонами вранье, это просто антинаучное произведение. Там нечего критиковать, это реально лженаука, всё надо писать заново.
— А какой статус у этого документа, по нему предлагается жить и осваивать миллиарды рублей только вашему институту?
— Нет, он для всей страны. То, что касается климата, там написано с принципиальными ошибками, там слова правды нет. Такое ощущение, что две бабушки встретились у подъезда, поговорили, записали и отправили. Надо отметить, что примерно так же в недрах министерства с ляпами рождаются технические задания для строительства судов.
В дополнение картины хочется напомнить, что два года подряд нам в первом квартале не присылали госзадание по флоту. Январь, февраль, март мы жили без госзадания — в 2018 и 2019 годах. Два ремонта судов я делал в долг. Две экспедиции мы снарядили в долг. Зарплату экипажам мы платили, отбирая деньги у науки. Нам не пришло ни копейки, а мы должны содержать флот, платить зарплаты командам.
В 2018 году я писал письма, после чего Котюков устроил разнос, чтобы деньги выделили. В этом году повторилось то же самое, из-за чего были сорваны две экспедиции. Я даже подготовку к ним начать не мог, так как это конкурсная процедура. Чтобы купить топливо, продукты, я должен показать документ, что у меня есть деньги. А у нас не было даже бумажки, что эти деньги когда-то будут!
Сорвали две экспедиции — в Южном океане и на Дальнем Востоке. На все мои письма в министерство никакого ответа, пришлось написать Медведеву, но уже не в министерство, а другому. Премьер отписал Голиковой, Голикова дала распоряжение Минфину, Минобрнауки разобраться в ситуации.
Через четыре дня у нас было госзадание. И теперь они недовольны, что Соков написал премьеру; а куда директору было деваться, если у нас в марте кончились деньги, и в апреле у нас экипажи бы остались без зарплаты?
Два наших корабля «Вавилов» и «Иоффе» сейчас сданы сторонним фрахтователям, занимаются коммерческой деятельностью. Всё это по закону, было согласовано с ФАНО, с Росимуществом, на эти деньги мы живем, и когда пять лет назад я сказал ФАНО, что, к сожалению, мы занимаемся коммерческой деятельностью, там сказали: «Почему „к сожалению“? Вы замечательный институт, вы молодцы — сами зарабатываете большие деньги!»
Пять лет назад мы были молодцами, а теперь, когда встал вопрос о директорстве, это стало плохо.
— Как в условиях безденежья удается сохранять команды судов и не давать им разбежаться?
— Это отдельная песня — то, чего никто не хочет слышать. Мы удерживаем их социальным пакетом, тем, что работают они на государственной службе и так далее… И всё равно это определенный контингент — либо молодые люди, которые еще не заработали документы, чтобы уйти под западный фрахт, либо пенсионеры, которым уже тяжело работать в потогонной системе. Либо те коренные сотрудники института, которые всю жизнь в нем проработали. Но такие уже почти исчезли…
Сергей Гулев. Фото с сайта Института океанологии (ocean.ru)
Сергей Гулев, чл.-корр. РАН, зав. Лабораторией взаимодействия океана и атмосферы и мониторинга климата Института океанологии им. Ширшова РАН:
К сожалению нет никакой законодательной базы под действиями министерства в сфере кадровой политики. Нет такой базы, они что захотят, то и делают и говорят об этом открытым текстом. В том числе в смысле того бумажного вала, который на нас валится. Этот бумажный вал не просто науку дезорганизует, он научную среду разъедает.
Михаил Котюков очень много делает для организационной поддержки науки, и эту благодарность президент РАН часто высказывает. Но это не означает, что научным учреждением можно руководить как бизнес-проектом или частью министерства или пожарной охраной. Просто потому, что это другая среда и ею надо по-другому руководить. И нельзя, чтобы его заместители угрожали нам, обещали «сломать хребет».
Виктор Калинушкин
Виктор Калинушкин, председатель профсоюза работников РАН:
Обычно такие конфликтные ситуации возникают, когда в коллективе института раскол и начинают бороться две группы — такие случаи были. Были случаи, когда есть формальные претензии к кандидату. Например, институт, который ведет работы по спецтематике, выдвинул человека, который не имеет допуска.
Тут ситуация уникальная, коллектив един. Кадровая комиссия Президиума РАН кандидатуру Сокова пропустила, для нас главный момент — это позиция коллектива, поэтому мы будем вести соответствующую работу.
В Минобрнауки не смогли объяснить суть претензий к врио директора и прокомментировали претензии ученых к «Концепции программы исследований океана»:
Согласно протоколу, направленному в Минобрнауки России Комиссией по кадровым вопросам Совета при Президенте Российской Федерации по науке и образованию, рассмотрение кандидатур на должность директора Федерального государственного бюджетного учреждения науки Института океанологии им. П. П. Ширшова Российской академии наук было отложено.
Решения Кадровой комиссии принимаются на основании действующего регламента, утвержденного протоколом заседания президиума Совета при Президенте Российской Федерации по науке и образованию.
Согласно данному регламенту, решения Комиссии являются окончательными и пересмотру не подлежат. Также регламентом не предусмотрено разъяснение Кадровой комиссией причин принятых ею решений в отношении кандидатов на должность директора научной организации.
При подготовке Проекта Концепции Программы исследований Мирового океана с использованием новых и модернизированных НИС на 2024−2030 гг. были использованы положения Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации (Указ Президента РФ от 1 декабря 2016 г. № 642), материалы доклада вице-президента РАН академика А. В. Адрианова Правительству РФ, предложения ведущих ученых океанологов, положения Дорожной карты Десятилетия ООН, посвященного науке об океане в интересах устойчивого развития на период 2021—2030 гг. (далее Десятилетие), принятой 51-й сессией Исполнительного совета Межправительственной океанографической комиссии (МОК) ЮНЕСКО с участием делегации Российской Федерации.
Решение о проведении Десятилетия было принято Генеральной Ассамблеей ООН в декабре 2017 г. на 72-й сессии (резолюция 72/73, часть XI «Морская наука», пункт 292). Все перспективные морские научные исследования должны планироваться с учетом решения этих организаций, членом которых является и Российская Федерация.