Версия для печати
Вернуться к списку

Поиск идеального зерна

Он открыл один из генетических законов, объездил полмира в поисках древних и современных растений, хотел накормить мир и прежде всего страну, которая ему не поверила

Академик Вавилов в тюрьме. 1940 год

Из протокола первого допроса Николая Ивановича Вавилова 12 августа 1940 года:

Следователь Хват: «Следствию известно, что вы в течение долгого периода времени являлись руководителем антисоветской вредительской организации в области сельского хозяйства и шпионом иностранных разведок. Требуем правдивых показаний!»

Вавилов: «Категорически заявляю, что шпионажем и другой какой-либо антисоветской деятельностью не занимался».

Он еще не знал, что это будет едва ли не последняя его правда. Не знал, что ждет его впереди. И, видимо, не предполагал, что так быстро будет сломлен.

Полковник государственной безопасности Александр Григорьевич Хват (1907–1993)

Из протокола допроса в ночь с 6 на 7 сентября 1940 года:

Хват: «Вы признались в том, что с 1930 года являлись участником антисоветской организации правых в системе Наркомзема СССР. Покажите о своей вредительской работе…»

Вавилов: «Вредительская работа возглавляемой мною антисоветской группировки в ВИРе может быть охарактеризована, как сознательное торможение социалистической реконструкции, как сопротивление развитию социалистического земледелия и в известной мере задержка достижений научно-исследовательской мысли».

Ответы Николая Ивановича практически повторяли уже сформулированные в нужном ключе вопросы, который Хват постоянно задавал ему на предыдущих допросах. Допросы велись днем и ночью, часами, сутками. Ответы измученного человека, почти зомби, в котором отчаяние, страх за себя и близких переходили в апатию и безразличие. Но иногда прорывалась искра надежды: уже после отмены расстрельного приговора, замененного двадцатью годами тюрьмы, он напишет Берии. «На суде, продолжавшемся несколько минут, мною было заявлено категорически, что это обвинение построено на небылицах, лживых фактах и клевете. Перед лицом смерти, как гражданин СССР, считаю своим долгом заявить, что я никогда не изменял своей Родине. Все мои помыслы — продолжить и завершить неоконченные научные работы на пользу советскому народу. Мне 54 года. Я был бы счастлив умереть за полезной работой для моей страны». Это было в апреле 1942 года. Письмо осталось без ответа. А 26 января 1943 года Николай Иванович Вавилов умер в тюремном лазарете от истощения и дизентерии.

Его убийцей открыто называли Трофима Лысенко, которого Вавилов пригрел, хотел помочь недоучившемуся агроному стать ученым. А тот, идеальный продукт чудовищного режима, стал непримиримым врагом. Ну зачем умный и великий Николай Иванович так невовремя пустился с ним в научные споры?! Бился за истину, опасался псевдонаучных планов, грозящих сельскому хозяйству страны упадком. Вавилов понимал, что ламаркизм в политике возможен: кто был никем, тот станет всем, — но не так в биологии: как ни «воспитывай» негодный ген, хорошее зерно из него не появится.

ЛИСТ ИЗ ГЕРБАРИЯ

Николай Вавилов родился в Москве 13 (25) ноября 1887 года. Дед его был крестьянином, но с коммерческой жилкой, которая и передалась его сыну Ивану — отцу Николая. Иван Ильич еще в детстве был прикомандирован московскому купцу для выучки. Позже он стал приказчиком в Трехгорной мануфактуре, а проявив незаурядные коммерческие способности, стал одним из директоров компании. Сына Николая он хотел вывести на ту же стезю. Так что среднее образование Николай Вавилов получил в Московском коммерческом училище, где преподавали в то время известные профессора, привившие ему тягу к естествознанию. Комнаты детей — Николая и Сергея (впоследствии ставшего известным физиком и академиком) изобиловали книгами, картами и гербариями. Впрочем, Иван Ильич и сам увлекался гербариями, так что тоже косвенно причастен к выбору сына. Уже к окончанию училища Вавилов почти определился с направлением: «Медицина, естествознание, агрономия — к ним влекло больше всего…» — писал он. В эти же годы он был увлечен публичными лекциями, которые читались в Политехническом музее. Особое впечатление на него произвели лекции известного микробиолога и физиолога Николая Худякова о физиологии растений и бактериологии, и Николай поступил в Московский сельскохозяйственный институт. Сначала хотел в университет, да вот беда: не знал латыни. Кстати, впоследствии Николай Иванович, уже работая в Саратове, стал брать уроки латыни у профессора Саратовского университета Марии Сергеенко. По ее словам, он все схватывал на лету, через две недели попросил принести «Естественную историю» Плиния, которую они читали и переводили. Они много общались, Вавилов ей говорил: у латинских писателей — агрономов и ботаников — много важного и нужного, переведите их и снабдите историческими комментариями, историку нужно работать рука об руку с ботаником.

Братья Николай (слева) и Сергей Вавиловы с матерью, Александрой Михайловной, 1915 год

Жизнь в институте, по словам Вавилова, кипела. Работали кружки любителей естествознания, проводились многочисленные семинары, студенты постоянно посещали заседания Московского общества испытателей природы при университете, общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Политехническом музее, агрономических съездов. Преподаватели активно вовлекали учащихся в работу кафедр и лабораторий. Имея возможность выбирать порядок прохождения курсов, Вавилов метался между любимыми профессорами и предметами: у Худякова слушает лекции по физиологии растений, у Вильямса — по земледелию и почвоведению, у Ростовцева — по паразитическим грибам. Это его увлечение вылилось в глубокую научную тему будущего ученого — об иммунитете растений. Он часами пропадает в лаборатории питания растений профессора Дмитрия Николаевича Прянишникова, который впоследствии оставит Вавилова на кафедре и скажет о нем: «Николай Иванович — гений, и мы не осознаем этого только потому, что он наш современник». А еще позже, будучи академиком, Героем Соцтруда, лауреатом Сталинской премии и, что немаловажно, научным руководителем Нины Берия, жены Лаврентия Берия, Прянишников будет писать прошение о помиловании Вавилова.

Много времени Николай проводил у Дионисия Рудзинского, которого считают пионером научной организации селекционно-садоводческого дела в России. Окончив в 1910 году институт и оставшись на кафедре у Прянишникова, Вавилов в качестве практиканта проводил наблюдения и эксперименты над коллекционными растениями на селекционной станции у Рудзинского. Благодаря Прянишникову Вавилов увлекся проблемами наследственности, эволюции культурных растений. Изучая же коллекции растений на делянках селекционной станции, он старался ответить на вопросы, почему одни растения подвержены заражению паразитическими грибами, а другие нет, каково поведение их иммунитета, насколько оно зависит от того, к какому виду растение принадлежит. То и другое наводило его на глобальные идеи — осмыслить эволюцию культурных растений, их видовой состав, центры происхождения, с тем чтобы прийти к пониманию, а главное, к научным экспериментам в поисках лучших на планете образцов культур. В поисках ответов он исколесил более шестидесяти стран мира.

Карта научных экспедиций Вавилова

ЗАЛЕЖИ СОРТОВЫХ РУД

Но до главных своих экспедиций Вавилов укрепился в любви к генетике. В 1913 году он был отправлен в первую зарубежную командировку в Англию — в лабораторию к одному из основателей генетики и автору самого слова «генетика» Уильяму Бейтсону. Тот перешел из Кембриджского университета в Институт садовых культур в Мертоне. Проводя много времени в опытном хозяйстве, Вавилов часто выезжал в Кембридж для участия в дискуссиях Линнеевского общества.

А первая масштабная экспедиция состоялась как награда за решение вопроса об отравлении русских солдат в Персии во время Первой мировой войны. Вавилов не был призван из-за болезни глаза (последствия детских химических опытов). Но его отправили решить задачу происхождения заболевания, связанного с хлебом. Тщательный анализ позволил Вавилову сделать вывод: хлеб пекли из пшеницы вперемешку с похожим на нее диким злаком — плевелом опьяняющим, содержащим мощнейший алкалоид, который приводил к потере сознания, судорогам и даже смерти. Путешествуя по Персии, Вавилов неустанно собирал все известные и неизвестные образцы растений и семян. Как только он добирался до дома, он тут же высевал на опытных делянках образцы, пытаясь заразить их паразитами и выясняя, у кого лучше иммунитет. Часть семян непременно шла в коллекцию.

Вавилова называли охотником за растениями. Он побывал на пяти континентах в долгих экспедициях, во время которых летал, ездил, шагал и ползал по земле в поисках древних и необычных сортов культурных растений. Родные чаще видели его с чемоданами, набитыми пакетиками с семенами и научными книгами, которые он тоже привозил в большом количестве из каждой поездки. Его племянник биолог Александр Ипатьев вспоминал его неизменно готовым к новым путешествиям, в диковинной шапке-двухкозырке, которую сам Вавилов называл «здравствуйте-прощайте».

Н. И. Вавилов во время экспедиции по Африке

Американский ботаник Гомер Шанц описывает их совместную поездку по Аризоне. Вавилова чрезвычайно интересовали местные фасоль, маис, тыквы. Он должен был лично осмотреть поля, пощупать, понюхать, размолоть, набрать семян, поговорить с крестьянами. Время от времени, пишет Шанц, они сбивались с дороги и один раз, выбираясь из оврага, Вавилов потерял часы. Обнаружив это через некоторое время, Вавилов весело объявил, что часы достанутся какому-нибудь индейцу. По словам Шанца, Вавилов страстно хотел объехать как можно больше мест, в частности Калифорнию, Мексику, Центральную Америку, поскольку многие из растений, важные в мировом земледелии, не были известны в Европе в доколумбовый период. Он искал прародителей культурных растений и дикие виды, которые не принимали участия в селекции, с азартом рассуждая о потенциале их использования.

Н. И. Вавилов на зерновом рынке в Венесуэле

Японский генетик Хитоси Хикара вспоминает, что Вавилов хотел не только посетить сельхозугодья в разных районах Японии, но и повстречаться с известными учеными. С особым рвением он искал книги, из которых мог бы почерпнуть как можно больше сведений о местах, которые предстояло посетить. Но главной целью его было коллекционирование семян, при нем всегда были бумажные мешки — большие и маленькие, которые он уже полными либо вез сам, либо передавал с любой оказией домой. «Он был безмерно счастлив, когда ему преподнесли в дар две клейковинные линии ячменя, совершенно неизвестные в то время в Европе», — пишет Хикара.

Из Перу Вавилов пишет коллегам: «Отправил 8 посылок по 5 кило. Не могу не посылать. Но с ужасом помышляю о весе картошки, а надо каждого сорта по 30 клубней минимум, 7–8 рублей золотом, не считая труда. Беру все, что можно. Пригодится. Советской стране все нужно. Она должна знать все, чтобы мир и себя на дорогу вывести. Выведем!»

О своих задачах в экспедициях Вавилов писал в работе «Пять континентов»: «Основным стержнем была эволюционная идея, направление внимания прежде всего в область начального образования видов, прослеживание расселения с возможно полным охватом каждого вида в его эволюции. Проникая в любую страну, хотелось сделать очень много, понять “земледельческую душу” этой страны, ее условия, освоить ее видовой и сортовой состав, взять из нее наиболее нужное и связать в единое целое данные этой страны с эволюцией мирового земледелия…»

Он всегда делился накопленными знаниями с коллегами, учениками, студентами и аспирантами. Он говорил: «Невозможно начинать любую научную разработку любой темы, не ознакомившись с результатами исследований в этой области во всех странах мира». И приговаривал: «Начинать исследование надо забравшись на глобус». Он сам знал несколько языков и неустанно приучал к знанию учеников, чтобы те могли черпать информацию из всех мировых источников. Уже тогда он понимал, что только совместными усилиями ученых мира можно осваивать «залежи сортовых руд» или все возможное разнообразие культурных сортов. Понимая, что центры происхождения большинства культурных растений находятся, как правило, в труднодоступных местах, он стремился посетить их сам и учеников отправлял в экспедиции. Это, по его мнению, открывало широчайшие перспективы для практических задач генетики. Он был буквально одержим поисками таких центров.

Коллекция семян, собранных Н. И. Вавиловым

В каждой стране он стремился изучить самые разнообразные сорта, обладавшие различными качествами, и привязать их к местным природным условиям. После экспедиции по Ирану он с азартом ставил опыты над иранской пшеницей, заражал ее чем только мог и удивлялся, что иранская пшеница обладала беспрецедентным иммунитетом. Он связывал такие важные свойства растений с условиями, в которых формировался определенный вид. И радовался, что такие раритеты можно будет использовать в дальнейшей селекции. Исследуя культуры во многих регионах России и мира, он составлял рекомендации по выращиванию таких сортов зерновых, которые были бы максимально устойчивы к заболеваниям и давали максимальный урожай.

В 1926 году Николай Вавилов публикует свой фундаментальный труд — «Центры происхождения культурных растений». Это было первое описание очагов культурных растений и их связи с дикими прародителями. В нем на основе глубокого анализа географических центров формообразования пшеницы, овса, льна, проса и других культур он излагал свои взгляды на проблему происхождения культурных растений и делал выводы о возможностях подбора исходных форм для селекции. Помимо изучения и систематизации культурных растений, он старался создать как можно больше опытных станций, что сыграло большую роль в обосновании районирования многих сортов и новых культур. Вавилов придавал большое значение, как он говорил, исходному материалу, закладывая в основу селекции весь географический мировой потенциал. Он называл это географическими посевами. Необходимо было выяснить, как меняются качества растений в зависимости от условий произрастания. Таких станций было более ста. Одна их первых станций для географических посевов находилась за Полярным кругом.

В 1935 году он написал важную работу, продолжение «Центров происхождения» — «Ботанико-географические основы селекции». В том же году была опубликована его монография «Научные основы селекции пшениц». По словам известного генетика академика Николая Дубинина, синтетическая селекция по принципам, разработанным Вавиловым, лежит в основе работ российских селекционеров.

Вавилов в рабочем кабинете, конец 30-х годов

НАДО СПЕШИТЬ

Его любимая присказка — «Надо спешить, жизнь коротка». Как знал. Хотя, естественно, думал исключительно о том, как много нужно успеть в жизни. Его родные и коллеги вспоминали его необыкновенную трудоспособность. Спал он четыре-пять часов в сутки. И очень удивлялся, что другие так не могут. Все «свободное» время он использовал по максимуму: читал научные труды в самолетах и поездах, в полях писал много заметок, которые вечером просматривал и редактировал. И сколько написал научных работ! И в скольких научных конференциях принял участие! Не говоря уже о том, что с 1921 года руководил Бюро по прикладной ботанике, впоследствии переименованное во Всесоюзный институт растений (ВИР), а после и возглавлял еще ВАСХНИЛ. Он обладал незаурядными организаторскими способностями, возможно, не только по причине своего научного таланта и признания учеными мира, но и необыкновенному обаянию. ВИР под руководством Вавилова превратился в крупнейший научный центр, куда приезжали ученые со всего мира.

Трофим Денисович Лысенко, академик АН УССР, академик ВАСХНИЛ, академик АН СССР, лауреат трёх Сталинских премий первой степени (1898–1976)

Но в первую очередь Вавилов был страстным ученым. Общепризнанно, что он стоял у истоков развития генетики в нашей стране. К 1920 году в мировой науке в области генетики уже были сделаны значительные успехи. Но и на этом фоне выступление Вавилова в 1920 году с докладом о законе гомологических рядов в наследственной изменчивости сначала на Третьем Всероссийском селекционном съезде, а годом позже — на Международном фитопатологическом конгрессе в Нью-Йорке произвело фурор. В воспоминаниях современников часто приводится реакция известного ботаника Зеленского: «Это биологи приветствуют своего Менделеева!» Вавилов говорил, что хаос бесконечного множества форм заставляет исследователя искать путей систематизации, синтеза. Сущность закона гомологических рядов состояла в открытии параллелизма в изменчивости сортов. «Отдельные факты параллельной изменчивости были известны еще по Дарвину, но он думал, что это явление случайного порядка, и не обратил на него особого внимания. Большое число растений, исследованных нами и нашими сотрудниками на многих тысячах сортов в течение последних восьми лет, обнаружили, что явление параллелизма изменчивости является общим, присущим всем видам и родам без исключения». Генетически близкие роды и виды, по его мнению, характеризуются рядами наследственной изменчивости с такой правильностью, что, зная ряд форм для одного вида, можно предположить такие же параллельные формы и у других видов.

В области генетики Вавилов написал еще немало значительных работ. Академик ВАСХНИЛ Петр Жуковский писал, что даже краткий перечень заслуг Вавилова займет немало места: автор закона гомологических рядов, автор теории происхождения культурных растений, автор теории географического распределения генетических центров, автор теории генотипического иммунитета, ботанико-географических основ селекции, научных основ селекции пшеницы, организатор смены сортов новыми на территории всей страны, организатор продвижения растениеводства на Крайний Север, в зоны полупустынь, организатор сети опытных станций, создатель мировой коллекции семян. Так вошел в историю мировой и отечественной науки Николай Вавилов.

Презент Исаак Израилевич, специалист в области биологии, академик ВАСХНИЛ (1902–1969)

Он спешил сделать многое, но многого все же не успел. Обеспокоенный лысенковщиной, Вавилов старался добиться встречи со Сталиным. Пришлось долго ждать. И встреча заняла всего несколько минут. Сталин был чрезвычайно сух и раздражен. Он спросил у генетика: так и будете заниматься цветочками, лепесточками? А кто делом заниматься будет? Вы свободны. После этой встречи Вавилов с горечью сказал друзьям: «Наше дело табак!»

А вскоре последовал донос помощника Лысенко Исаака Презента Молотову. «Хору капиталистических шавок от генетики в последнее время стали подпевать и наши отечественные морганисты. Вавилов в ряде публичных выступлений заявляет, что “мы пойдем на костер”, изображая дело так, будто в нашей стране возрождены времена Галилея. Поведение Вавилова и его группы приобретает в последнее время совершенно нетерпимый характер. Вавилов и вавиловцы окончательно распоясались»…

Но вот таким Галилеем был Вавилов. Не мог отказаться от того, во что верил, что знал. И его знали и уважали во всем научном мире. Когда Вавилов, уже арестованный, «пропал» с карты земли, многие иностранные ученые были этим обескуражены, писали письма в различные советские инстанции, но не получали ответов. Говорят, что даже Черчилль на Тегеранской конференции поинтересовался у Сталина, куда подевался член Королевского общества Великобритании Николай Вавилов. Сталин ответил что-то уклончивое.