Версия для печати
Вернуться к списку

Смерть в океане

45 лет назад вступила в силу Лондонская конвенция о предотвращении загрязнения океана

Лондонская конвенция была первым международным договором не загрязнять моря не только нефтью, но и другими отходами цивилизации. Она притормозила умышленный сброс в моря (затопление в них) токсичных веществ с судов, морских платформ и самолетов. Но оказалась бессильна предотвратить и даже затормозить стихийный сброс в моря обычного бытового мусора, который сегодня становится главной проблемой для обитателей мирового океана.

Сначала была нефть

До Лондонской конвенции действовало только одно международное соглашение 1954 года о предотвращении загрязнения моря нефтью (OILPOL), которое вступило в силу в 1958 году. В том же 1958 году появилась еще Женевская конвенция, призывающая государства сотрудничать с МАГАТЭ (Международное агентство по атомной энергии) в целях предупреждения загрязнения морей радионуклидами. Но она могла лишь призывать, а те государства, к которым она взывала, могли продолжать взрывать атомные бомбы в трех средах, чем они занимались с 1945 по 1963 год, пока не договорились прекратить их испытания в атмосфере и под водой.

Начали договариваться об охране океана с нефти неслучайно. Загрязнение нефтью морей было наиболее практикуемым и самым заметным. Наливные суда в открытом море промывали свои танки, все остальные откачивали за борт льяльные (трюмные) воды, наполовину состоящие из солярки и машинного масла, и не видели ничего зазорного в остающемся за кормой пятне мазута и радужной нефтяной пленке. Процедура была столь же обычной, как промывка корабельного гальюна. Мол, океан большой, в нем все исчезнет без следа.

В этом была большая доля истины: с такими загрязнениями океан действительно довольно быстро и со сравнительно малыми потерями справлялся сам. Ученые это проверили, а попутно убедились, что он был способен залечивать даже последствия ядерных взрывов.

Радиация и радиоадаптация

На тихоокеанских атоллах, где американцы проводили испытания ядерного оружия в 1946–1962 годах, морская флора и фауна восстанавливалась быстрее, чем можно было предположить. Конечно, и донные отложения, и вода, и гидробионты там еще долго «фонили» радиацией, но они там жили и размножались. Из морских организмов, которые демонстрировали наиболее высокую степень радиоадаптации, ученые принялись выделять природные вещества-радиопротекторы. Панацеи от радиации, естественно, не нашли, но некоторые из них, например гидролизат мягких тканей мидий, давали в качестве профилактического средства ликвидаторам чернобыльской аварии.

О другом побочном результате изучения скорости разбавления загрязняющих веществ в океане в научных кругах ходят только разговоры. Выяснилось, что фекальная взвесь, выброшенная из гальюна подводной лодки, еще долго остается в толще морской воды в виде тянущегося за ней следа. По спектральному составу частиц можно было с приемлемой достоверностью восстановить то, что ели подводники, а по их рациону определить национальную принадлежность субмарины. Такие исследования имело смысл вести для определения маршрутов только атомных подлодок, а тут выбор был невелик: либо НАТО, либо Китай, либо СССР. Исследование, естественно, велось под грифом «секретно», и в открытых источниках о нем ничего нет. Но даже если это из разряда ученых баек и такого исследования на самом деле не было, то его следовало бы провести.

Время заключать конвенции

Возвращаясь к международным усилиям спасти океан от загрязнения, нельзя не заметить, что их пик совпадает по времени с катастрофой супертанкера «Торри Каньон» у побережья Англии в 1967 году. В море вылилось больше 100 тыс. тонн нефти, нефтяное пятно бомбили напалмом, посыпали тоннами ПАВ, убирали с побережья лопатами. Но вид выброшенных на берег трупов морских обитателей, мертвых и гибнущих на глазах телезрителей перепачканных нефтью морских птиц произвел должное впечатление на массу людей по всему миру.

Всем было ясно, что в наступившей эре супертанкеров это будет повторяться. Так оно и вышло: после «Торри Каньона» потерпели аварии с разливами нефти больше 750 крупных танкеров. Правда, такого же масштаба, как в случае «Торри Каньон», было всего три катастрофы: в 1978 году у французского побережья разбился супертанкер «Амоко Кадис», в 1989-м у берегов Аляски сел на мель супертанкер «Эксон Валдиз», в 2010 году взорвалась нефтяная платформа у побережья штата Луизиана.

Но все это было потом. А в 1969 году появилась Международная конвенция относительно вмешательства в открытом море в случаях аварий, приводящих к загрязнению нефтью. Она вступила в силу в 1975 году. В 1972 году была открыта для подписания Лондонская конвенция по предотвращению загрязнения моря сбросами отходов и других материалов. В 1973 году вместо OILPOL 1954 года была принята новая конвенция — MARPOL с более жесткими правилами для перевозчиков нефти по морям.

Процесс, как говорится, пошел, с тех пор международных, региональных и двусторонних соглашений и протоколов по защите морей от загрязнения сочинено и подписано множество. Но все они в своей основе лишь вариации Лондонской конвенции 1972 года, вступившей в силу в 1975 году. Тогда ее подписали и ратифицировали 15 стран, в том числе Советский Союз, сейчас в ней участвуют 87 государств (включая РФ как правопреемника СССР).

Лондонская конвенция запрещала сброс и захоронение (дампинг) в море хлорорганических соединений; ртути и кадмия и их соединений; устойчивых пластмасс и других устойчивых синтетических материалов; нефти и нефтепродуктов; радиоактивных отходов с высоким уровнем радиации (высокий он или нет, определяло в каждом случае МАГАТЭ); материалов в какой бы то ни было форме, изготовленных для ведения биологической и химической войны. Остальное можно было топить, получив соответствующее разрешение и упаковав в герметичную, стойкую к коррозии тару.

Смерть или смертельная угроза

А теперь, зная, чем нельзя травить обитателей океана, можно посмотреть, от чего они гибнут в действительности. Что касается нефти, тут все ясно: гибнут в больших количествах, правда, на локальных в масштабе всего океана акваториях, да и методы борьбы с нефтяными разливами довольно хорошо освоены.

Что касается радионуклидов, то после запрета ядерных испытаний в атмосфере и морской воде и распада короткоживущих радионуклидов обитатели моря их в разной степени накапливают, но случаев массовой их гибели от лучевой болезни ученые не наблюдали. И канцерогенез для гидробионтов, за исключением млекопитающих, науке пока тоже неизвестен. Возможен только тератогенез (врожденные уродства), но причин его у обителей моря множество и помимо радиации.

Содержание кадмия (заодно и остальных тяжелых металлов, кроме ртути) у гидробионтов по пищевой цепи снижается примерно на порядок при переходе на каждую следующую ее ступеньку. Возможно, где-то когда-то в результате сброса кадмия или других тяжелых металлов и происходила массовая гибель фито- и зоопланктона, но подобные случаи в отрытом море не описаны. Такое происходит только в лабораторных аквариумах и в небольших замкнутых водоемах вблизи производств, не соблюдающих природоохранное законодательство.

Концентрация ртути, единственного тяжелого металла, который накапливается по пищевой цепи в виде метилртути, в тканях морских хищников высокого порядка, как, например, тунца и меч-рыбы, даже в открытом океане бывает такая, при которой человек попал бы в реанимацию, а те плавают себе без намека на нарушение координации движений, парезы, параличи и прочие признаки ртутного отравления. Даже при запредельно высоком антропогенном загрязнении ртутью, как в печально известном японском заливе Минамата (и менее известных случаях в японской провинции Ниигата и канадской провинции Онтарио), умирали от ртути не гидробионты, а люди, их поевшие.

Хлорорганика как собирательное название ДДТ и других инсектицидов и гербицидов, а также полихлорбифенилов (ПХБ) вызывала и продолжает вызывать массовую гибель гидробионтов во внутренних пресноводных водоемах. Практически каждый год это происходит в Индии и странах ЮВА. Но в морях массовых заморов, вызванных хлорорганическим загрязнением, не наблюдалось. Тут речь, как правило, идет о некоем, обычно четко не сформулированном вреде хлорорганических соединений для рыб, крабов, моллюсков и т. д. Калифорнийским округам Лос-Анджелес и Лонг-Бич удалось в этом году отсудить $550 млн у компании Monsanto, которая с 1930-х по 1970-е годы на своих химических предприятиях производила ПХБ, а те «проникли с заводов в реки Западного побережья и океан и продолжают наносить вред рыбам и людям».

Впрочем, глобальный характер загрязнения океана хлорорганикой очевиден не только судьям, но и ученым. Вот один из последних примеров. В пробах кожи зубатых китов и дельфинов из разных районов Мирового океана содержатся ДДТ, ПХБ и их метаболиты, которые сейчас относят к классу EDCs (endocrine disrupting chemicals — нарушающие работу эндокринной системы). Биопсию кожи проводили живым китам прямо в море, поэтому речь могла идти только о сублетальных эффектах хлорорганики.

Что касается боевых отравляющих веществ, то глобальным такое загрязнение океана никак нельзя назвать. Опасность массовой гибели морских обитателей сохраняется только в районе захоронения БОВ в море. Документально таких случаев пока не зафиксировано. Еврокомиссия время от времени озабочивается «возможными утечками» из захороненных в Балтийском и Северном морях химических боеприпасов и необходимостью очистить от них дно морей. Но дальше этого дело не идет.

В 1970-е пластиковые молочные бутылки, плавающие посреди океана, были уже обычным делом, но пластмассы и другие стойкие синтетические материалы были включены в Лондонскую конвенцию скорее из теоретических соображений. Теория, к сожалению, оправдалась. Сейчас микропластик, то есть перетертый морем до частиц миллиметрового и меньшего размера,— самая модная тема у морских экологов. Такие частицы найдены в наружных покровах и внутренних органах рыб, моллюсков, ракообразных, головоногих, черепах, млекопитающих, словом, практически у всех морских обитателей всех морей и океанов. Понятно, что такая добавка в их организм пользы не приносит, но массовой гибели от нее обитателей морей не зафиксировано.

Таким образом, из перечисленных в международных соглашениях продуктов цивилизации, угрожающих неотвратимой смертью обитателям моря, только нефтяные разливы наглядно и понятно для неученого народа иллюстрируют пользу этих соглашений. В остальном народ вынужден верить ученым и зеленым на слово.

25 миллионов окурков в год — в океан

Со временем сообщения об очередном нефтяном разливе приелись, из загрязнения океана хлорорганикой и тяжелыми металлами сенсацию сделать трудно, про радионуклиды все, похоже, и вовсе забыли. Поэтому неудивительно, что в фокусе общественного внимания оказался обычный бытовой мусор в океане. Тут ничего объяснять и доказывать ученым в общем-то не надо. Достаточно показать картинку огромных мусорных пятен посреди всех трех океанов — Атлантического, Индийского и Тихого (в последнем таких плавучих помоек уже три). Океанологам уже можно по ним течения изучать.

По данным Global Plastics Alliance, если считать не по объему и массе, а по штукам, то 80,7% бытового мусора, который попадает в океан, состоит всего из десяти категорий предметов. Лидируют с большим отрывом окурки сигарет с фильтром (24,5 млн штук в год). На втором, третьем и четвертом местах — пластиковые и бумажные мешки, крышки и пробки, упаковки от еды (их примерно по 9 млн). На пятом месте — одноразовые чашки, тарелки, вилки, ножи, ложки (7,5 млн). На шестом и седьмом — пластиковые и стеклянные бутылки (5,7 млн и 5 млн), на восьмом — банки из-под напитков (4,8 млн), на девятом — коктейльные соломинки и палочки-мешалки (4,5 млн), на десятом — шпагаты, веревочки, веревки и канаты (2,2 млн).

Роль чипсов в эволюции

По разным данным, ежегодно в океан попадает от 4,8 млн до 12,7 млн тонн пластиковых отходов. Много это или мало для океана объемом 1340,74 млн куб. км? С одной стороны, ничтожно мало, менее 0,000000001% (одной миллиардной процента) по массе по сравнению с массой воды в океане. С другой — 400 млрд лет назад на сушу из океана вышли первые позвоночные животные, и были это целакантовые рыбы, которые, как считалось, окончательно исчезли с лика Земли более 60 млн лет назад и были известны ученым исключительно по ископаемым останкам, пока в 1938 году им не попался на глаза выловленный близ побережья ЮАР целакант, полностью соответствовавший описанию первых позвоночных, покинувших море ради жизни на суше.

Со временем выяснилось, что целаканты очень редко, но встречаются на глубинах в несколько сотен метров у берегов ЮАР, Мозамбика, Мадагаскара и Коморских островов, всего на сегодня их поймано несколько десятков. Назвали живое ископаемое латимерией, а в 1997 году оказалось, что у африканской латимерии есть родная сестра у берегов Индонезии, которая встречается гораздо реже. Хотя местные рыбаки знают о денежной награде за каждый пойманный ими экземпляр, до 2016 года ученые видели только семь индонезийских латимерий, причем двух из них — из иллюминатора батискафа.

В 2016 году рыбакам попалась восьмая азиатская латимерия, но уже мертвая. Ее пищевод был закупорен пакетом от чипсов, который блокировал у нее дальнейший прием пищи: у латимерий так называемый всасывательный тип питания. Вот и выходит, что если отныне обычный пакетик от чипсов способен прервать 60 млн лет эволюции, то и мусор в океане — проблема уже не чисто эстетического свойства.

Голод, холод, стресс, болезни…

В 1993 году на северном побережье Аляски начали гибнуть кайры: за полгода умерло около 120 тыс. птиц, их трупы лежали по берегу залива на протяжении 1800 км. Выжившие птицы выглядели рахитами. На поиски причин катастрофы были брошены лучшие научные силы штата, ученые перебрали все возможные причины — от нефтяных разливов до пестицидов и тяжелых металлов, но результаты исследований были либо отрицательными, либо неубедительными. Причина же оказалась самой простой: кайры умерли от голода. Потом ученые даже смогли объяснить, почему они голодали: виновато было Эль-Ниньо — Южное колебание (ЭНСО), из-за которого временно изменился характер течений близ Аляски, и косяки рыб отошли дальше обычного от птичьих базаров кайр.

В 2011 году миллионы мертвых рыб были выброшены волнами на побережье штата Мэриленд. Там сначала тоже искали причину их гибели в загрязнении моря, но потом спикер местного департамента охраны природы успокоил граждан: рыбы погибли из-за «стресса холодной воды».

В 2018 году на побережье Мексики вынесло аномально большое количество саргассовых водорослей, вода из-за которых стала напоминать по цвету чай (или виски — это как кому нравится). По оценке ученых, здесь полностью вымерло 78 видов гидробионтов. Благо не эндемичных, и, после того как штормами разлагающиеся водоросли были смыты обратно в океан, здешние прибрежные экосистемы быстро восстановились.

Природных причин массовой гибели обитателей моря множество. Это и цветение токсичных водорослей (о котором после камчатской катастрофы знают, наверное, все), и просто цветение воды, которое снижает уровень кислорода в воде для животных до уровня гипоксии или даже аноксии, и резкие изменения температуры (они вызывают так называемую зимнюю и летнюю гибель гидробионтов), скачки солености или мутности воды, ну и, конечно, болезни: у морских млекопитающих встречаются даже вирусные эпидемии. Не говоря уже о таких природных катаклизмах, как глобальное потепление, осцилляции течений, подводный вулканизм и т. д.

Словом, жизнь в морях опасная, смерть подстерегает повсюду, как, впрочем, везде в дикой природе. Усугублять жизнь морских обитателей еще и загрязнением негуманно, плохо для человека, а иногда даже экономически невыгодно. На этих резонах строится вся политика зеленых в отношении океана. Для ученых более важен другой вопрос: насколько масштабно антропогенное влияние на океан, способно ли оно кардинально разрушить его экосистему или все его загрязнение, вместе взятое,— пока лишь текущие недоразумения, с которыми он сам без особого напряжения справляется?

Сфера мусора

Сто лет назад во врангелевском Крыму Владимир Вернадский читал лекции студентам Таврического университета по биогеохимии, в которых среди прочего рассказывал, что человечество в целом вышло за рамки биосферы и производит на планете изменения, по масштабу сравнимые с природными геологическими процессами. В 1921 году он был этапирован из Симферополя в Москву, оттуда — в Петроград, где недолго посидел в следственной тюрьме ЧК на улице Шпалерной, но благодаря вмешательству Ленина был отпущен оттуда и в 1922 году уже читал лекции студентам Сорбонны в Париже, где говорил о том же самом — о человечестве как геологической силе планетарного масштаба.

Как это повлияло на мировоззрение парижских студентов, история науки умалчивает, зато хорошо известно, что его коллеге по Сорбонне профессору математики Эдуару Леруа ход мыслей Вернадского понравился, так как он позволял вывести дарвиновскую теории эволюции человека за ее чисто биологические рамки. И Леруа постулировал теорию ноосферы, то есть «сферы разума», в дополнение к неодушевленным литосфере, гидросфере и атмосфере, и, таким образом, разумная человеческая деятельность становилась движущей силой эволюции косных сфер на Земле. Другому французскому профессору из Парижского католического университета, Пьеру Тейяр де Шардену, этого показалось мало: он предположил, что в будущем ноосфера сольется с Богом. Почему бы им не слиться, если обоим под силу менять сотворенный Господом мир.

Вернадский тоже воспарял в своей теории до космизма, но мысль о планетарном масштабе влияния человеческой деятельности на природу пришла ему в голову благодаря чисто земным делам — Первой мировой войне: «В атмосфере этой войны я подошел в геологии к новому для меня и для других и тогда забытому пониманию природы». Снова вернулся он к этому пониманию в годы Второй мировой.

«Сейчас мы переживаем новое геологическое эволюционное изменение биосферы. Мы входим в ноосферу. Мы вступаем в нее — в новый стихийный геологический процесс — в грозное время, в эпоху разрушительной мировой войны,— писал он в своей последней научной работе в 1944 году.— Ноосфера есть новое геологическое явление на нашей планете. В ней впервые человек становится крупнейшей геологической силой… Перед ним открываются все более и более широкие творческие возможности. И, может быть, поколение моей внучки уже приблизится к их расцвету».

К сожалению, поколение внучки Вернадского Татьяны Николаевны Толль (1929–1999) и следующие поколения приблизились лишь к грандиозным нефтяным разливам и мусорным пятнам в океане. Эти достижения ноосферы неоспоримы. Что же касается главного вопроса — о границах способности океана к самоочищению от антропогенного загрязнения, то ответа на него как не было, так и нет. Не потому, что на него сложно ответить, а потому, что ответ на него по-настоящему никому не нужен и даже нежелателен — ни мировой промышленности, ни мировому АПК. Даже зеленых он пугает своей непредсказуемостью: а ну как они останутся без работы.