http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=5747017a-aba1-4ea4-948e-7920e3fb825f&print=1© 2024 Российская академия наук
Нужно учитывать, что это был не восстановительный рост. Беларусь прошла кризис без потерь – падение ВВП и падение производства были ничтожно маленькими в отличие от того, что происходило в других странах, – то есть прошла кризис без экономического спада, сохранила рабочие места и рынки сбыта. Тем не менее для того, чтобы сохранить рынки сбыта – вся внешняя торговля рухнула на одну треть, а белорусская экономика крайне зависима от внешней торговли, – Беларусь работает как фабрика, экспортирующая сырье и комплектующие наряду с готовой продукцией.
Эта специализация сложилась еще с советских времен, и, несмотря на все трудности постсоветской эпохи, Беларусь сумела сохранить производство в самых сложных отраслях – в машиностроении и агропромышленном комплексе. Достаточно посмотреть на другие республики бывшего Союза, где выпуск машиностроительной продукции сократился в несколько раз, а агропромышленное производство – более чем в два раза, чтобы понять, как трудно было обеспечить поддержание экономической активности в этих отраслях в постсоветский период. И то, что белорусская экономика благополучно прошла кризис, говорит о том, что эти достижения являются устойчивыми, то есть они возникли благодаря той политике развития, которая последовательно проводилась белорусским руководством. А столкнувшись с коллапсом внешней торговли, белорусские власти, естественно, предприняли все возможное для того, чтобы стимулировать экспорт своей продукции. Наверное, кое-где пришлось пойти на снижение цен. И, несомненно, платежный баланс Беларуси, зависимый от внешнеторговой конъюнктуры, начал испытывать напряжение.
Про анатомию проблем
Подъем, который начался в белорусской экономике после острой фазы кризиса, был связан с дальнейшими успехами в повышении конкурентоспособности белорусской продукции, и удалось сохранить внешние рынки сбыта, но в то же время этот подъем натолкнулся на ухудшение платежного баланса и повышение цен на энергоносители. Конечно, создание Таможенного союза помогло Беларуси и отмена экспортных пошлин имела огромное значение, потому что республика смогла выйти на высокие темпы роста. Но даже при этих условиях этого оказалось недостаточно, чтобы сдемпфировать ухудшение внешней торговли, связанное с общим повышением цен на энергоносители.
Понятно, что цены на сырье пошли вверх, а цены на готовую продукцию так поднять нельзя, иначе вы теряете рынки сбыта. Белорусская экономика оказалась в ножницах резкого роста цен на энергоносители, которые она импортировала, и необходимости поддержания объемов производства и сбыта товаров по экспорту, доходы от которого невозможно было поднимать за счет повышения цен.
Возникли трудности с платежным балансом, которые сейчас существенно смягчаются тем, что государства ЕврАзЭС приняли решение оказать помощь из антикризисного фонда – выделяется три миллиарда долларов. Хотелось бы, чтобы эта помощь дошла побыстрее, потому что главная надежда на выход из этого кризиса заключается в том, что, получив валютные резервы, Беларусь сумеет пройти «узкое место» за счет наращивания объемов производства.
Для того чтобы сбалансировать платежный баланс, нужно увеличивать объем экспорта. Белорусская экономика достаточно конкурентоспособна и динамична, чтобы добиться увеличения объемов экспорта. Но не будем забывать, что все это пока происходит в условиях посткризисного оживления, когда экономика не растет такими быстрыми темпами, как раньше, и, кроме того, в условиях глобального кризиса требуется изыскивать новые зоны для сбыта товаров, повышать эффективность производства. Все это требует времени.
Если бы Беларусь получила пять миллиардов долларов стабилизационного кредита сразу, то, уверен, она бы легко проскочила это «узкое место». К сожалению, дозированное выделение стабилизационных кредитов не спасает, потому что не удается сбить возникшую панику.
Ведь, кроме объективных причин (напряжение платежного баланса), возник мощный субъективный фактор – ожидания населения. Белорусское население, получив дополнительные доходы в конце прошлого года – были повышены зарплаты, – некоторую часть этих доходов попыталась трансформировать в валютные сбережения. Если бы население эти дополнительные доходы положило бы в белорусские банки в белорусских рублях, то, уверен, не было бы проблем. Возникла валютная паника – это вещь очень плохая, опасная и труднопреодолимая, и она привела к тому, что платежный баланс получил еще один удар.
Дозированное предоставление стабилизационных кредитов в какой-то степени поощряет это спекулятивное поведение. Но валюта Беларуси прежде всего нужна для экономики, и белорусское государство вынуждено, оказавшись на таком голодном валютном пайке, маневрировать, чтобы валюта, которую Беларусь получает, шла прежде всего для оплаты импорта, критически необходимого для поддержания производства и экспорта.
Про критерии и условия кредитов
Когда Беларусь сегодня начинают обвинять в том, что она не вполне выдерживает условия кредита, нужно разобраться, какие условия здесь разумные, а какие избыточные, могущие оказать негативное влияние на стабилизацию белорусской экономики. Скажем, сейчас эксперты ставят Беларуси в вину множественность курсов валют. Действительно, в условиях валютного голода валюта оказывается дефицитной и официальный курс в обменниках начинает отрываться от рыночного, поскольку спрос на валюту не покрывается. Поэтому получается: есть официальный курс, валюту по которому купить трудно, и рыночный, который складывается на черном рынке и который существенно выше.
Кроме того, Беларуси нужно поддерживать критический импорт. У предприятий, которые являются системообразующими для белорусской экономики, финансовое положение не настолько прочное, чтобы выдержать любой уровень девальвации.
Следуя рекомендациям МВФ, Беларусь провела девальвацию – фактически в полтора раза упала белорусская валюта, подорожал импорт. Поэтому возможности предприятий импортировать приходится как-то сдерживать. Это вполне оправданная политика. Если мы не хотим, чтобы белорусские предприятия банкротились, нужно стремиться к тому, чтобы подорожание импорта не было чрезмерно резким, иначе не остановить рост цен на продукцию, которая потеряет свою конкурентоспособность. И специфика белорусской экономики заключается, как я сказал, в том, что она очень открыта, чрезмерно открыта и практически все, что Белоруссия экспортирует, она производит с помощью импортного сырья, импортных энергоносителей.
Поэтому девальвация, в отличие от российской экономики, располагающей собственным сырьем, для белорусской экономики имеет другой эффект, удорожание импорта тут же бьет по производству для экспорта. Девальвация для Беларуси не имеет столь оживляющего воздействия на экономику, как это было в России. С учетом всех этих факторов я был бы предельно аккуратен и осторожен по условиям предоставления Беларуси кредита.
Белорусская экономическая модель является небольшим, но все же нашим общим экономическим чудом. Беларусь динамичнее всех развивалась перед кризисом. За постсоветское время она давно уже вышла на объем, в полтора раза превышающий советский период, легче всего проскочила кризис, имея сложную структуру экономики, и, в отличие от многих других государств СНГ, экспортирует готовые изделия. Есть очевидные успехи при продаже тракторов, автомобилей, приборов. А поставки комплектующих из России поднимают спрос на всей таможенной территории.
Мы не только из гуманных, но и из чисто прагматических соображений очень заинтересованы в том, чтобы белорусское экономическое чудо продолжалось и чтобы Беларусь дальше наращивала экспорт готовых изделий, в которых больше половины цены составляют сырье и комплектующие из России и Казахстана. То есть для нас Беларусь как локомотив роста в высокотехнологичном секторе, локомотив экспорта готовой продукции – он очень важен. Если навязывать Беларуси излишне жесткие условия получения кредита, надо понимать, что в этом случае многие белорусские предприятия просто остановятся. Кому это нужно?
Такие задачи нужно ставить в среднесрочной перспективе, но в ситуации серьезных дисбалансов и такой турбулентности навязывать политику, которая хороша для ситуации равновесия, достаточно опасно. Может так оказаться, что если Беларусь принудить резко сбросить государственные расходы, прекратить кредитование экономики с целью подавления инфляции и заставить выйти на равновесный курс белорусского рубля, то этого равновесного курса вовсе не будет.
Про уроки новейшей истории
Когда экономическая система разбалансирована, при определенных условиях попытки ее стабилизировать вызывают новый дисбаланс.
Россия проходила это у себя в 1990-е годы. Шоковая терапия была ориентирована на то, что российская экономика быстро найдет точку равновесия. А ее вовсе не оказалось. При той структуре экономики, которая тогда была, точки равновесия не могло быть в принципе, и мы провалились в гиперинфляцию. И риск галопирующей инфляции в результате таких мер очень велик. Если мы не хотим, чтобы Беларусь сорвалась в гиперинфляционную спираль, сумела бы стабилизировать макроэкономическую ситуацию и поддержать темпы экономического роста, мы не должны ломать ту модель воспроизводства, благодаря которой этот рост происходил.
Эта модель воспроизводства включает в себя ряд элементов, которые не нравятся Международному валютному фонду. Например, в Беларуси гибкая денежная политика – предприятия получают легкий доступ к кредитам. Если этот доступ сейчас прекратить, то они обанкротятся и не смогут вернуть ранее взятые кредиты. То есть мы заставим Беларусь высечь себя дважды. Мне кажется, что вся история с программами МВФ на постсоветском пространстве демонстрирует их полную непригодность к созданию условий для экономического роста. Если бы наши страны находились бы в равновесном состоянии, была бы свободная рыночная конкуренция, гомогенная экономика, была бы эластичность цен по спросу и наоборот, то можно было бы такие меры применять.
Но то, что хорошо для ситуации стабильности, абсолютно не подходит для кризисной ситуации. И я убежден в том, что Беларуси сейчас ставить какие-то условия в плане макроэкономической политики было бы в высшей степени неразумно: условия, слепленные по лекалам МВФ, могут оказаться убийственными и остановка белорусской экономики приведет к тому, что деньги никогда не будут возвращены.
Чтобы Беларусь вернула деньги, которые выдаются из Антикризисного фонда, надо дать ей возможность их использовать оптимальным образом – не просто для исправления ситуации, а для поддержания тех темпов роста, которые есть в стране. Напоминаю, что Беларусь оказалась в валютном кризисе на подъеме. Это очень редкий случай в экономической истории. Обычно это случается в случае спада, а она оказалась в другом положении. Ей прописали девальвацию, а девальвация в условиях подъема также нечто странное, в мировой экономической истории неслыханное. Можно ли Беларуси навязывать рецепты, неадекватные той ситуации, в которой она находится?
Так что самый лучший вариант – предоставление крупного стабилизационного кредита под обязательства его погасить без навязывания макроэкономических условий, с внятными требованиями по погашению кредита и гарантиям этого погашения. Например, Беларуси навязывают приватизацию. Может быть, это имущество лучше попридержать государству, чтобы было чем расплачиваться, чтобы это была гарантия по кредиту. Скажем, предоставление кредита, когда обеспечением является собственность, с рассрочкой платежа, допустим, на пять лет – это было бы разумное условие.
Мы понимали бы, что эти деньги вернутся и не мешали бы Беларуси стабилизировать ситуацию и возобновить экономический рост. А когда мы говорим: вот вам кредит, да еще проведите шоковую терапию, и проводите приватизацию, может оказаться так, что они сделают это, обрушат свою экономику, предприятия остановятся, обанкротятся, многократно упадут в цене и тогда при проведении приватизации не получат ничего и не смогут расплатиться. То есть деньги обратно не получим, экономический рост не возобновится, вместо стабилизации произойдет упадок – эту катастрофу мы уже испытали на собственной шкуре в 1990-е годы. Зачем нам навязывать Беларуси эту крайне рискованную модель?
Так что в принципе белорусская экономика в основе своей вполне здорова, конкурентоспособна. Механизмы воспроизводства отличаются от наших, но они не противоречат нормам рыночной экономики. Аналогичный механизм воспроизводства работает в Китае. Китайской экономической модели белорусская модель близка. И мы видим ее успех. Так зачем пытаться стричь всех под одну гребенку? Это противоречит тому же принципу рыночной конкуренции. Наша таможенная территория должна сохранять разнообразие. Чем оно больше, тем больше моделей роста, тем оно устойчивее.
Про валюту и денежную политику
…История с нашей валютой – это история о том, как из простой вещи можно сделать такую сложную, что людям невозможно понять и использовать. На самом деле рубль давно является общепризнанным средством платежа, во всяком случае в рамках ЕврАзЭС, на единой таможенной территории. На рубль приходится более половины всех расчетов. Если мы уберем нефть и газ, то получится, что три четверти расчетов идет в рублях. И это произошло вопреки той денежной политике, которая проводилась. Потому что расчеты в национальных валютах у нас обременены кросс-курсами. Часто получается так, что российское предприятие поставляет продукцию в Казахстан, они ее оплачивают в рублях, но при этом нужно провести сначала одну конвертацию, затем другую, и в результате издержки расчетов, где доллар является общим знаменателем, поднимаются на несколько процентных пунктов.
У нас есть несколько элементов, которые могли бы обеспечить автоматический переход предприятий в рамках ЕврАзЭС на основе рубля. Но есть и вопросы. Первая проблема – это дороговизна рублевых кредитов, они предоставляются по процентам более высоким, чем предоставляют европейские банки, или японские, или даже американские… Вторая задача – перевод на рубли поставок нефти, газа и сырьевых товаров. Третье – прямое курсообразование рубля и национальных валют, чтобы рубль стал валютным знаменателем для наших операций. Это необходимые условия, они все в руках российского Центрального банка и нефтегазового комплекса. Если эти условия будут выполнены, автоматически у нас будет рублевое экономическое пространство.
И есть еще условия, которые усиливают это направление, это активизация инструментов на торговых и финансовых рынках. Прежде всего задействование Межгосбанка СНГ, предоставление ему достаточных кредитных ресурсов. По нашим оценкам, это примерно 200 миллиардов рублей для поддержания торгового оборота и это расширение институтов развития, таких как Евразийский банк развития, специально созданный для работы на общем экономическом пространстве, в том числе путем рефинансирования этих банков денежными средствами государств-участников.
Иначе у нас денежная политика, как сейчас, является следствием мирового финансового рынка. Мы даем рублей столько, сколько получаем валюты, то есть по спросу на российские ресурсы на мировых рынках. До тех пор, пока эмиссия рубля будет идти под покупку иностранной валюты, российская экономика будет работать на нужды дальнего зарубежья. А ему нужны российский нефть, газ и металлы и российское пространство, для освоения которого западные корпорации дают какие-то инвестиции.
То есть наша экономика движется вслед за спросом на сырье и вслед за желаниями иностранных инвесторов. Потому что эмиссия рубля идет именно по этим каналам. А если эмиссия рубля будет идти под спрос на рубли со стороны внутреннего рынка, под платежные требования со стороны российских предприятий и под спрос на рубли на евразийском экономическом пространстве, то тогда рубль станет естественной резервной валютой.
Беларусь продемонстрировала первый пример такого спроса, она официально в одностороннем порядке включила рубль в состав резервных валют. Но фактически Беларусь зарабатывает рубли, продавая свои товары на российском рынке, и, вообще говоря, эти рубли должны поступать в виде кредитов. Если рубль является в Беларуси резервной валютой, то наш Центральный банк должен был бы согласиться стимулировать кредитные операции российских банков, ориентированные на работу с белорусскими партнерами – предприятиями, тогда белорусские банки получают доступ к российским кредитам через корсчета российских коммерческих банков, тем самым обеспечивая работу рубля на белорусском валютном пространстве и давая возможность российским банкам также расширяться.
Все определяется политикой в денежно-кредитной сфере. И меня удивляет, что во всей полемике, которая идет третий год о создании международного финансового центра в Москве, отсутствует главная составляющая – эмиссия резервной валюты. Для того чтобы Москва стала финансовым центром, она должна быть центром эмиссии резервной валюты. Чтобы рубль был резервной валютой, нужно, чтобы ценообразование российского экспорта шло в рублях – особенно нефть и газ – и чтобы расчеты шли тоже в рублях. Надо, чтобы кредиты предоставлялись в рублях и у нас покупали рубли. Российский экспорт должен оплачиваться в рублях. И, соответственно, власти в денежно-кредитной сфере должны в рамках своей денежной программы учитывать, что значительная часть эмиссии пойдет на обслуживание внешнеторговых и международных финансовых операций, и они должны при этом понимать, что спрос на рубли увеличится.
А чтобы не спровоцировать повышение курса рубля, нужно будет увеличивать объем кредитования, снижать процентные ставки, выстраивать механизмы рефинансирования коммерческих банков под спрос со стороны внешнеторговых операций и со стороны заемщиков на рынках СНГ. Именно этого не делается, а все рассуждения о том, что надо в Москве построить хорошее здание и хорошенько почистить улицы – это к финансовому центру не имеет отношения.
Про отношения с Китаем
После того как мы создали Таможенный союз, экономическое влияние Китая на Казахстан трансформировалось в экономическое влияние на Таможенный союз. Конечно, влияние Китая заметно растет, доля Китая в нашем импорте выросла за последнее десятилетие раз в пять, и эта тенденция продолжает увеличиваться.
Китай снабжает нас не только дешевым ширпотребом, но и машинами, оборудованием. Конкуренция на нашем рынке со стороны китайских компаний становится все острее, и поэтому тут нужно проводить гибкую торгово-экономическую политику, взаимовыгодную. Не нужно защищаться от китайского импорта, а нужно давать возможность для развития совместных производств, стремиться к тому, чтобы во взаимодействии с Китаем мы выполняли бы не только роль рынка для китайских товаров и поставщика энергоресурсов и сырья, но и роль равноправных партнеров, поставщиков на китайский рынок высокотехнологичных товаров, создавали бы больше возможностей для совместной кооперации производств, для расширения связей, которые объединяли бы наши сравнительные преимущества.