http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=53f0faf3-ef41-4472-a71c-44f8741473c0&print=1© 2024 Российская академия наук
Президент РАН Александр Сергеев как-то обозначил взаимоотношения промышленности/бизнеса и науки в духе песни «Мы с тобой два берега у одной реки». В России блестящие физики - а приборы закупаем за рубежом; Россия ядерная держава - а все никак не развернется на мировом рынке ядерной медицины... Доктор физико-математических наук заведующий лабораторией масс-спектрометрии знаменитого Физико-технического института им. А. Ф. Иоффе Николай АРУЕВ пошагово описал пример того, как научная организация, даже авторитетнейшая, взявшись за совместный с бизнесом проект, может оказаться в крайне неудобном положении. Слово ученому.
Взяться за перо меня сподвигла очередная анкета, пришедшая из недр созданного год назад Министерства науки и высшего образования. На семи страницах более 30 вопросов, посвященных крайне болезненной для ученых теме - внедрению результатов исследований и созданию на их базе новых научных приборов. Авторы анкеты интересуются возможными областями применения разработанного изделия, его патентной регистрацией и защищенностью, темпами внедрения и организацией продаж. Отдельный пункт - привлечение источников финансирования (муниципальных бюджетов, банковских кредитов, средств иностранных партнеров...) на всех этапах внедрения.
Составители анкеты, похоже, аккуратно подводят к мысли: единственным лицом, ответственным за техническую, патентную, юридическую, финансовую и прочие стороны дела, является разработчик и создатель изделия. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Небольшая предыстория. Почти полвека назад, когда советские искусственные спутники начали регулярно выходить на околоземную орбиту, потребовался прибор для исследования потоков заряженных частиц в космическом пространстве. Таковой был создан в нашем институте. С него-то и началось развитие малогабаритных магнитных статических масс-спектрометров, которые позволяют анализировать химический состав газообразных летучих веществ с высокой точностью.
В течение нескольких десятилетий силами наших сотрудников приборы постоянно совершенствовались, усложнялись, обрастали новыми узлами и элементами. Часть из них удалось запатентовать, а сами исследования и их результаты были описаны в научных журналах. Основными областями применения портативных, полностью автоматизированных масс-спектрометоров с достаточно высокими и очень стабильными аналитическими параметрами стали геология, экология, а в последнее время - и медицина.
Как известно, в результате биохимических процессов в организме человека образуется множество сложных органических веществ. Значительная их часть является летучими. В небольших количествах они присутствуют в воздухе, выдыхаемом здоровым человеком, и могут служить своего рода биомаркерами. Ведь любое изменение их состава позволит уже на ранних стадиях выявить нарушения в работе внутренних органов. Биомаркеров может быть не один десяток. Чем выше чувствительность масс-спектрометра и чем меньшие количества выдыхаемых веществ мы сможем определять, тем точнее и надежнее будет ранняя диагностика заболеваний.
Несколько лет назад на основе контракта между Министерством здравоохранения и ФТИ им. А. Ф. Иоффе мы изготовили такой портативный диагностический прибор для одного из медицинских учреждений Петербурга. В течение нескольких лет он проходил клинические испытания, после которых были сформулированы главные требования к аналитическим параметрам инструмента: надо повысить его чувствительность примерно в тысячу раз и увеличить быстродействие, то есть уменьшить время отклика прибора до единиц секунд.
Тогда же в медицинских кругах заговорили о возможности широкого использования подобных приборов для диагностики и их серийном производстве в стране. Потребность в них оценивалась в десятки, а то и в сотни штук. Сотрудники нашей лаборатории были готовы провести доработку и исследования прибора, тем более что нам были понятны и известны пути увеличения его чувствительности и быстродействия. И мы с энтузиазмом взялись за эту работу...
Но тут оказалось, что у Минздрава нет нескольких миллионов рублей на доработку инструмента. Тогда наши коллеги-медики решили привлечь частного инвестора, для чего им пришлось организовать общество с ограниченной ответственностью (ООО), с которым мы и заключили типовой хозяйственный договор, какие выполняли неоднократно.
Следом возник еще один нюанс. Мы были заинтересованы в том, чтобы срок выполнения договора попал на конец года или даже перешел на следующий, что позволило бы избежать ненужной спешки. Инвестор же продлевать договор на следующий год категорически отказался, вероятно, рассчитывая к тому времени уже как-то «отбить» вложенное. А по правилам бюджетных организаций, к коим относится и наш институт, договор обязательно должен закончиться до конца финансового года, то есть, по сути, за месяц до конца календарного.
Таким образом, на всю работу нам оставалось ровно полгода.
Сначала отношения между Заказчиком (ООО во главе с частным инвестором) и Исполнителем (ФТИ в лице лаборатории) были дружескими и деловыми, так как обе стороны были связаны общей задачей, которую хотели выполнить в срок. ООО исправно закупал необходимые детали и материалы на деньги инвестора, а мы строили прибор.
Дело уже продвигалось к финишу, когда возникла еще одна непредвиденная и совершенно неожиданная ситуация: мы не смогли обеспечить необходимую степень вакуума для координатно-чувствительного детектора (КЧД) - устройства, на котором базировалась наша идея. Даже по прошествии времени я не могу уверенно сказать, чья это была ошибка. Американского разработчика, который не предусмотрел работу КЧД в высоком вакууме, Заказчика, который купил этот детектор в США за миллион рублей, не получив при этом подробной технической документации и каких-либо гарантий (поскольку ни у нас в стране, ни в Европе таких устройств пока нет), или Исполнителя, который стал работать с этим КЧД, понадеявшись на свой опыт работы с высоким вакуумом?
Как бы то ни было, но на доведение всей этой ситуации до ума ушло около двух недель. Мы не уложились в отведенный срок, за что инвестор, в соответствии с условиями договора, ввел штрафные санкции, и каждый лишний день уменьшал стоимость нашей работы на 1%.
Именно в этот период нам стало понятно, что приоритеты у Исполнителя и Заказчика совершенно разные. Мы всеми силами старались убедиться, что злополучный КЧД действительно повысит быстродействие прибора для медицинской диагностики. А инвестора с Заказчиком интересовало только одно: правильной ли была вообще наша идея его использовать? Как только они в этом убедились, последовало заявление о желании получить максимально полную научно-техническую документацию по прибору. Мол, дальше они обойдутся без нас и будут выпускать масс-спектрометры для медицинской диагностики сами, без ФТИ.
Поскольку мы (то есть Исполнитель) считали, что положительный результат в работе достигнут, договор, хотя и с задержкой, выполнен, то написали отчет о проделанной работе, который включал теоретические расчеты всего прибора в целом и его отдельных частей, чертежи, эскизы, схемы основных узлов и деталей, результаты настроек, испытаний и окончательной регистрации масс-спектров с помощью КЧД. Но Заказчику с инвестором этого, вероятно, показалось мало.
Хотя они практически бесплатно получили полную техническую документацию на (не буду скромничать!) уникальный прибор, им для разрыва отношений нужен был небольшой скандал. Претензии к нашему отчету составили три страницы текста. По чисто формальным признакам нас обвинили во всех смертных грехах: изготовлении чертежей, схем и технической документации не по ГОСТам, отсутствии государственной регистрации у экспериментального прибора и т. п... Дать ответы на эти претензии быстро было невозможно!
А уже на следующий день Заказчик прислал в институт предложение о расторжении договора. При этом выплаченный ранее аванс предлагалось считать оплатой всей работы, а злополучный КЧД, как того и требовал договор, - вернуть.
Пожалуй, впервые за 100 лет существования Физтех не получил денег за работу, которая была выполнена. Сотрудники лаборатории (при весьма скромных зарплатах) работали несколько месяцев, по сути, бесплатно. Конечно, можно было бы пойти в суд и там отстаивать свою правоту. Но мы посчитали, и дирекция института поддержала наше решение, что честное имя и репутация куда дороже.
Собственные достижения мы «застолбили», опубликовав научную статью по итогам экспериментов. А что до нового диагностического инструмента... того, который мог бы стать по-настоящему прорывным и о котором так мечталось... Не хочу показаться скептиком, но боюсь, что ни он, ни его «собратья» (чьими судьбами так озабочена министерская анкета) не появятся еще очень долго. Хотя нечто подобное Минздрав вполне сможет купить за границей за гораздо большие деньги.
От редакции. Российских предприятий, внедряющих инновации, меньше 20%. Как говорилось в одном из докладов Высшей школы экономики, «в России, несмотря на активные усилия государства, устойчивые схемы взаимодействия науки и бизнеса пока не укоренились». Среди препятствий эксперты назвали «низкую инновационную активность компаний», «недостаточный спрос на результаты науки в экономике», «противоречивость нормативной правовой базы»...
Почти все это проявило себя в приведенном выше случае. Но есть еще одна вещь, которую автор текста обозначил как «разные приоритеты». У бизнеса приоритет - прибыль, это его природное свойство, но в науке оно считается несколько... «неприличным». Для науки в свою очередь важнее сделать что-то не в срок, а хорошо, и для бизнеса это непереносимо: время - деньги.
Почему тогда зарубежные бизнес с наукой договариваются? Тут, видимо, как с английским газоном: хорош, потому что его триста лет регулярно подстригали. Российской науке в лице РАН скоро 300 лет, российскому бизнесу, за вычетом советских лет, тоже немало, но в диалог они вступили совсем недавно. Стоят пока каждый на своем берегу, перекрикиваются - вроде и мост друг к другу строят, но «чертежи» до сих пор разные, недоверия больше, чем партнерства, взаимоуважения меньше, чем недовольства друг другом. А между тем переправа нужна обоим позарез.