АКАДЕМИК ПАРМОН: «НАУКА ДЛЯ РОССИИ И ДЛЯ РЕГИОНА»
11.01.2018
Источник: Наука в Сибири, 11.01.18
Избранный
в сентябре 2017 года председателем СО РАН академик Валентин Николаевич Пармон
не подводит итоги года. Его интервью — о приоритетах и перспективах сибирской
академической науки, о взаимоотношениях с ФАНО и реструктуризации институтов,
образовании и популяризации научных знаний. А также — о развитии Новосибирского
научного центра и о том, кому здесь следует поставить памятник.
—
Валентин Николаевич, какой Вы видите миссию Сибирского отделения РАН в новых
реалиях?
—
Миссия СО РАН многопланова. Во-первых, как я неоднократно подчеркивал,
известный «треугольник Лаврентьева» (наука — кадры — производство) сейчас
должен дополняться тезисом «Наука — для России и для региона». Это можно
сделать через реализацию не так давно утвержденной Президентом России Стратегии
научно-технологического развития Российской Федерации. В документе прописаны общие
задачи для российской науки, обозначены так называемые большие вызовы и
расставлены приоритеты для ответов на них. Конечно, перечень приоритетов (а они
обозначены не как научные, а как социально-экономические, и это правильно)
можно критиковать за его неполноту, но в том, что касается основы любых
приоритетов, в Стратегии есть специальная отсылка. А именно, подчеркивается,
что в основе всего лежат фундаментальные исследования, которыми нельзя
управлять, им можно только помогать, — и для Академии наук это самое важное.
В
настоящий момент существует достаточно значительная несогласованность в выполнении
Академией наук и ее Сибирским отделением функции, предписанной федеральным законом
№ 253-ФЗ, — научно-методического руководства исследовательскими организациями,
перешедшими в ведомство ФАНО России. Сейчас эта функция реализуется двумя
путями. Во-первых, речь идет о влиянии на выборы руководящего состава академических
институтов. Во-вторых, о согласовании планов работы этих организаций и,
соответственно, экспертизе отчетов. Наибольший пробел здесь в том, что на
сегодняшний день, по сути, исчезла координация в деятельности институтов,
институты предоставлены сами себе. Как сейчас идет планирование?
Институты
предоставляют свои предложения по госзаданиям в ФАНО, которое их аккумулирует в
компьютере и затем открывает доступ Сибирскому отделению для экспертизы на срок
менее десяти (!) дней. Ожидаемо, что за столь малое время ничего серьезного
сделать нельзя. Но если СО РАН и даже РАН не поставят свои согласующие подписи,
институты не будут профинансированы. Это прекрасно понимает новое руководство
РАН. Поэтому первое, что сделал новый президент РАН академик Александр Михайлович
Сергеев, — договорился с руководителем ФАНО Михаилом Михайловичем Котюковым о
том, что существующий порядок должен быть исправлен. Новый формат экспертизы
планов и отчетов уже обсуждался на совместном заседании президиума РАН и
Научно-координационного совета при ФАНО России 26 декабря. Но тут есть и другая
нерешенная проблема: хотя проекты полного цикла проще оценить, в существующей
системе экспертизы выполнения госзаданий это делается абсолютно неправильно,
поскольку сейчас единственным параметром является число публикаций. Если речь
идет о чисто академических исследованиях, показателем хорошей работы являются
статьи в журналах с высоким рейтингом. Однако проекты полного цикла в ряде
случаев требуют конфиденциальности выполнения, и критерии их оценки должны быть
совершенно другими.
«
Во-вторых, миссия Сибирского отделения связана с тем, что мы, как зачинатели
интеграционных междисциплинарных проектов, должны заняться их восстановлением.
В течение последних трех лет считалось: после реформы Академии наук в рамках ФАНО
подобное невозможно. Но на самом деле это не так. Мы предложили руководству
ФАНО механизм осуществления таких проектов и получили поддержку.
Влияние
на рейтингование институтов — также очень важная составляющая нашей миссии.
Сейчас система отрабатывается, завершается первый тур, и он уже вызвал большое
недовольство в региональных отделениях РАН. Почему? Потому, что логика построения
сети научных учреждений в регионах была не только в создании крупных
институтов, но и тех НИИ, главная роль которых — поддержка научного и интеллектуального
потенциала в регионах, особенно в национальных субъектах Федерации. Такие
институты сейчас получают оценку «три». А по соответствующему постановлению Правительства
РФ научные организации, попадающие в третью категорию, подлежат либо
упразднению, либо присоединению к другим (хотя в декабре было объявлено, что им
будет дан немалый срок для решения обнаруженных проблем). Вопрос состоит в том,
каким образом производилась оценка, по каким параметрам институты попали в эту
группу. Есть общедоступная статистическая информация: данные о публикациях,
отчеты и так далее, но какие замечания делали эксперты на втором этапе — мы
пока не знаем. Это больная тема не только для нас, но и для наших
дальневосточных коллег. К примеру, на Камчатке есть единственный в своем роде и
превосходный Институт вулканологии и сейсмологии ДВО РАН, очень полезный, но
совсем маленький. Поэтому роль Сибирского отделения я вижу в том, чтобы
попытаться повлиять как раз на систему оценки важности институтов не только по
формальным «наукометрическим» показателям.
Еще
одна миссия, которую Сибирское отделение РАН только начинает осуществлять, —
научно-методическое руководство исследованиями, проводимыми в университетах.
Эта функция предписана всё тем же Федеральным законом 253-ФЗ, но как это
конкретно делать, в законе не разъясняется. Мы сейчас работаем с очень многими
сибирскими университетами — там, где в числе преподавателей либо сотрудники
академических институтов, либо члены Академии наук. Но существуют вузы, в
которых нет ни тех, ни других. Недавно мы договорились с председателем Совета
ректоров Новосибирска о том, что следует наладить совместную работу в этом
направлении.
То
же самое относится к влиянию СО РАН на научную деятельность, финансируемую за
счет региональных бюджетов. Яркий пример — Академия наук Республики Саха
(Якутия), президент которой, доктор геолого-минералогических наук Игорь
Иннокентьевич Колодезников, недавно введен в состав президиума Сибирского
отделения РАН с правом совещательного голоса. А Ямало-Ненецкий автономный округ
прислал нам для экспертизы свою региональную программу научных исследований —
раньше такого не было.
Ну
а самое главное — влияние СО РАН на социально-экономическое развитие Сибирского
макрорегиона. Большой интерес к этому проявляет и полномочный представитель
Президента России в Сибирском федеральном округе Сергей Иванович Меняйло: он заинтересован
в том, чтобы Сибирское отделение могло вести очень крупные проекты —
федерального и мирового значения. По итогам первой встречи с полпредом был
подготовлен короткий перечень важнейших для макрорегиона программ — в первую
очередь связанных с освоением сырьевой базы, агробиотехнологиями, наращиванием
экспортных и высокотехнологичных позиций в экономике. Есть крупные проекты,
которые финансируются не за счет госбюджета, но будут сильно влиять на
экономику Сибири. Примером может служить проектируемый катализаторный завод в
Омске с инвестициями «Газпромнефти» в размере более 22 миллиардов рублей. Он будет
опираться на технологии, разработанные в Институте катализа им. Г.К. Борескова
СО РАН и Институте проблем переработки углеводородов СО РАН. В результате
Россия получит крупномасштабное производство импортозамещающих отечественных
катализаторов нового поколения. То же самое относится к проектам класса
«мегасайенс», таких как Национальный гелиогеофизический центр РАН в Байкальском
регионе или Центр бор-нейтроно-захватной терапии онкологических заболеваний на
базе Института ядерной физики им. Г.И. Будкера СО РАН в новосибирском
Академгородке или Нижней Ельцовке.
«
И, наконец, неизменным и вновь консолидированным должно быть единство всех
наших научных дисциплин и направлений, потому что крупные междисциплинарные
работы можно делать только сообща. В СО РАН сложился уникальный для нашей
страны и даже для мировой практики конгломерат различных научных направлений,
институтов, лабораторий и отдельных специалистов.
Что
должно измениться, точнее, подкорректироваться? Взаимоотношения между
руководством Академии наук и ФАНО. ФАНО по сей день сплошь и рядом критикуют.
Но, согласитесь, есть много упущений и с нашей стороны. ФАНО выполняет функцию,
предписанную государством. При этом могут возникать конфликты. Но вы знаете,
что конфликты бывают двух типов. Производственные — когда ругаются, чуть ли не
дерутся, но в конце концов приходят к компромиссу, к решению, которое никому не
нравится, но позволяет идти вперед. А есть личностные конфликты, когда с обиженными
друг на друга людьми уже ничего нельзя поделать — только развести в разные
стороны. Нам сейчас очень важно, чтобы неизбежные конфликты между СО РАН и ФАНО
никогда не выходили за рамки производственных.
— В своих предвыборных тезисах Вы говорили,
что СО РАН должно стать лидирующим центром поисковых и фундаментальных
исследований. Как эта цель будет реализована с учетом того, что институты
сейчас фактически подчиняются ФАНО?
—
Еще раз подчеркну: ФАНО является официальным учредителем институтов, а
учредитель имеет право финансового контроля. Через ФАНО идет бюджетное
финансирование выполнения госзаданий. Что касается научной составляющей работы
НИИ, то сейчас в системе ФАНО — Академия наук формализовано, в том числе со
стороны Сибирского отделения, несколько так называемых комплексных планов
научных исследований (КПНИ). КПНИ объединяют госзадания, которые уже утверждены
для институтов. Но при этом у КПНИ есть вневедомственный наблюдательный совет
(НС), который рассматривает эти работы с точки зрения перспективности для
реальной экономики. Например, есть КПНИ «Ресурсо- и энергосберегающие
катализаторы и технологии». Головной организацией там выступает Институт
катализа им. Г.К. Борескова СО РАН, участвуют около десяти НИИ, причем не
только сибирские, но и московские. А в наблюдательный совет входят два
отраслевых замминистра и руководители компаний — потребителей разрабатываемых
материалов и технологий.
Однако
согласуя те направления, по которым работают научные академические учреждения
за счет госбюджета, и проводя экспертизу, Академия наук в той или иной мере
должна влиять и на распределение ресурсов. Формат этого влияния сейчас тоже на
стадии согласования.
— На расширенном заседании президиума СО РАН
Вы упомянули, что в Москве рассматривается вопрос о том, чтобы научные
институты из государственных бюджетных учреждений превратились в учреждения
автономные. Расскажите, пожалуйста, что в этом случае должно измениться для
НИИ?
—
Я считаю, что автономные учреждения — достаточно прогрессивная форма
существования НИИ, позволяющая выйти из многих ограничений, которые сейчас
окружают госбюджетные учреждения. В частности, появится возможность открывать
счета в разных банках, брать кредиты и так далее. Иными словами — будет больше
свободы действий. Сейчас по маневру финансами мы зажаты Федеральным
казначейством. Часто деньги по договорам приходят после окончания проекта. А
исследования должны идти, их нужно авансировать, своих средств у институтов не
всегда хватает. Тут было бы хорошо использовать кредиты. В принципе, сейчас госбюджетные
учреждения имеют право их брать, но на практике банки не видят всего оборота
средств, которые могли бы быть представлены в качестве залога. Автономное
учреждение в этом смысле более свободно. Конечно, есть и осложняющие обстоятельства:
многие решения, в том числе по финансовой деятельности, должны согласовываться
с наблюдательным советом, то есть появляется дополнительная управляющая
структура. Впрочем, для многих институтов, которые ориентированы на
практические разработки, наличие НС — очень полезно, потому что в НС можно
привлекать тех, кто потенциально заинтересован в создаваемых технологиях.
Есть
еще сложный момент: если учреждение госбюджетное, то до тех пор, пока его не
ликвидируют, оно обязано получать финансирование от государства (увеличенное
либо уменьшенное). В автономном же учреждении гарантированного бюджета нет, но
имеются средства, которые выделяются для реализации государственных заданий. С
другой стороны, мы сейчас ведь именно так и финансируемся! Я считал бы
целесообразным в этой сложной ситуации выбрать несколько пилотных институтов,
чтобы проверить, как будет работать схема. В такие моменты бывает очень полезно
стать первопроходцем.
— В предвыборных тезисах Вы говорили о восстановлении
координирующей роли объединенных ученых советов. Как должны, по Вашему мнению,
работать ОУСы?
—
Исторически задачей ОУСов была координация работы институтов в рамках сходных
научных дисциплин. После того как ОУСы стали структурами, относящимися только к
региональным отделениям Академии наук, но не к ФАНО, встал вопрос — каково их
отношение к НИИ? Собственно, мы пытаемся наладить работу так, как было раньше,
поскольку основная наша обязанность — экспертиза и научно-методическое руководство.
Соответственно, планируется снова вернуться к тому, чтобы знакомиться с планами
и отчетами институтов и всесторонне всё это экспертировать. Далее — ОУСы должны утверждать кандидатов на
должность директоров институтов.
Кстати
(и эта точка зрения теперь принята и в «большой» Академии наук), если речь идет
об академическом институте, то в качестве претендента на пост руководителя не
может выдвигаться кандидат наук. Степень доктора наук показывает, что человек —
лидер в каких-то направлениях, и должен собственным примером показывать, что и
как необходимо делать. Хотя категорически отрицать возможность для кандидата
наук быть лидером научной организации тоже нельзя. Например, есть Байкальский
музей, директор которого Владимир Абрамович Фиалков — кандидат географических
наук. Он — душа музея, и именно он обеспечил становление этого уникального
объекта. Думаю, подобные ситуации должны приниматься во внимание: не надо
категорично запрещать кандидатам наук быть директорами, нужно предусмотреть и
такую возможность, но в особых случаях.
—
В предвыборных выступлениях Вы отдельно выделили экологическую тематику, какие
шаги Вы планируете предпринять, чтобы сохранить экосистему региона?
—
Сибирский макрорегион является одним из самых неблагоприятных в стране по
экологическому состоянию городов. В СО РАН до 1990 года функционировала
специальная программа «Экология городов Сибири». Ее стоит попытаться
восстановить, потому что сейчас есть возможность задействовать административный
ресурс. Практически все руководители субъектов Федерации несут ответственность
за экологическую обстановку в своих регионах. Финансирование этой программы,
увы, нельзя провести ни из средств ФАНО, ни из средств Сибирского отделения —
но это могут быть региональные деньги.
Отдельные
вопросы связаны с жемчужиной Сибири — озером Байкал. Здесь ситуация очень любопытная.
Есть крупные деньги, выделенные АО «Росгеология» на решение проблемы утилизации
отходов закрытого Байкальского целлюлозно-бумажного комбината. На прошедшем
недавно большом совещании с участием специалистов СО РАН было принято решение:
до того, как «Росгеология» предпримет какие-либо действия, должна быть
проведена мощная экспертиза конкретной задачи и разумных технологических
подходов к ее решению силами сибирских ученых, которые знают проблемы ЦБК не по
бумагам.
Если
говорить о проблеме твердых бытовых отходов, то она касается всех стран, не
только России. Главный вопрос здесь состоит в том, что чисто жить — дорого.
Есть разные варианты действий: например, экологически чистое сжигание мусора.
Но комплексное решение не может быть реализовано до тех пор, пока не будет
налажена сортировка (так называемая классификация) отходов. Твердые бытовые
отходы зачастую, особенно в нашей стране, сбрасывают в одну кучу: и кирпичи, и
металл, и стекло, и пластик, и горючие материалы. Собственно, это и есть самая
затратная стадия. Разделив мусор, можно дальше с ним уже что-то делать.
—
Что Вы думаете о так называемой «мусорной концессии», обсуждение которой
активно идет в новосибирских СМИ (с привлечением общественности) и органах
власти?
— Тема концессии поднималась недавно на расширенном
заседании президиума СО РАН академиком Сергеем Владимировичем Алексеенко.
Основной вопрос здесь, на мой взгляд, заключается в регулировании с помощью
местного законодательства и в понимании того, что населению придется за всё это
платить. Моя личная точка зрения такова: Новосибирская область имеет свою
специфику, у нас много оврагов, и если бы можно было организовать
цивилизованное захоронение мусора в них — разумеется, со всеми возможными
предосторожностями, выстилая грунт водонепроницаемыми тканями либо пленками, —
то емкости этих оврагов хватило бы, по крайней мере, на несколько десятков лет.
— Не так давно прошел II Съезд ученых
Республики Беларусь, в котором Вы принимали участие. Скажите, пожалуйста, планируется
ли дальше развивать отношения с академиями наук бывших союзных республик?
— Если мы не будем развивать эти отношения, то
не сможем воплотить роль Академии наук в сфере научной дипломатии. Я все-таки
человек Советского Союза, для меня даже после того, как СССР распался, всё
равно осталось понятие «большой Родины». Поэтому могу сказать так: возможность
решать возникающие вопросы и проблемы, а также улучшать взаимоотношения с
научным сообществом бывших союзных республик у СО РАН, безусловно, есть. Самый
высокий наш приоритет — Беларусь; мы с ней состоим в одном Союзном государстве,
при этом у Союзного государства есть собственный бюджет на науку. Кроме того,
близкие нам страны — Казахстан, Кыргызстан, Армения, Узбекистан, Таджикистан.
Конечно, мы не будем забывать и остальные республики, в том числе и Украину, с
учеными которой у институтов Сибирского отделения реализовывались прекрасные
проекты. Надеюсь, что наши отношения с Украиной, несмотря на существующие
объективные трудности, рано или поздно нормализуются.
—
А есть ли на данный момент какие-либо соглашения или договоренности?
—
Конечно, соглашения есть практически со всеми бывшими союзными республиками. Но
этим документам нужно «сделать апгрейд», возможно, дополнить. Мы уже договорились
об этом с Национальной академией наук Беларуси.
«
Я думаю, что международное сотрудничество СО РАН будет продвигаться прежде
всего в рамках восстановления интеграционных проектов: есть научные области,
где мы можем друг друга дополнять, в ряде случаев нужны компетенции и наши, и
наших соседей.
В
числе приоритетных стран — государства Азиатско-Тихоокеанского региона. Кроме
того, на мой взгляд, очень важно установление научных контактов с Израилем.
Почему? Во-первых, там очень много выходцев из России, в том числе и из Академгородка.
Кроме того, в Израиле очень хорошо налажена инновационная система — передача
результатов науки в практику. Здесь, я считаю, нужно устанавливать
сотрудничество с участием Новосибирского государственного университета, с
учетом его возможностей и уже имеющейся заинтересованности, и, конечно, с
привлечением технопарка новосибирского Академгородка. «Академпарк» — уникальная
структура, которая может содействовать развитию научно-технологических связей с
теми странами, с которыми нет прямого научного контакта.
— Вы уже упоминали взаимодействие с вузами Сибири
в плане научно-методического сопровождения их исследований. Скажите,
пожалуйста, каким образом планируется углубить сотрудничество с университетами?
—
Это вопрос многосторонний. Если говорить о НГУ, то тут для нас важна дальнейшая
интеграция, в том или ином ее виде. Допустим, если раньше можно было без
больших проблем, например, научное оборудование, приобретенное университетом,
передавать в институты для обучения студентов и аспирантов на базовых кафедрах
либо наоборот, то сейчас это стало затруднительным.
Если
оставить НГУ за рамками (у него и СО РАН все-таки исторически сложившиеся
особые отношения), то теснее всего взаимодействие академической науки и вузов
проявляется в Новосибирском государственном техническом университете, а также в
томских университетах. Перспективен с этой точки зрения Сибирский федеральный
университет в Красноярске, а также Северо-Восточный федеральный университет в
Республике Саха (Якутия) и Иркутский госуниверситет. Есть заинтересованность во
взаимодействии с СО РАН у Тюменского государственного университета, в Омске как
минимум два вуза сейчас имеют кафедры, организованные специалистами из институтов
СО РАН. Везде свои особенности и, что немаловажно, потребности.
—
Президент РАН академик Александр Михайлович Сергеев сказал, что будет
поддерживать региональные отделения, намечены ли уже какие-то программы такой
поддержки?
—
Александр Михайлович Сергеев сам из региона (Нижнего Новгорода. — Прим. ред.),
поэтому понимает многие наши проблемы и прислушивается к мнению Сибирского отделения.
Например, он согласен с нами в том, что есть институты особой категории,
являющиеся, несмотря на свой небольшой размер, форпостами науки на определенной
территории. Я знаю, что правительства Республики Саха (Якутия) и Алтайского
края вышли с предложением создать представительства Российской академии наук в
этих регионах. Однако здесь возникает двойственная ситуация. С одной стороны,
представительства РАН по уставу — прерогатива только «большой» Академии, у
региональных отделений нет такого права. С другой стороны, научно-методическое
руководство на этой территории осуществляет Сибирское отделение, хотя только
один из названных субъектов находится в Сибири, другой — в Дальневосточном федеральном
округе. Мы постараемся урегулировать эти сложности.
—
Как, по Вашему мнению, после реформы изменилась роль региональных научных
центров?
—
Изначально региональные научные центры выполняли важнейшую задачу —
консолидировали возможности академической науки в тех регионах, где
создавались. В Сибирском отделении была четко организована координация работ
региональных институтов через эти научные центры. Руководители центров
избирались и согласовывались президиумом СО РАН, в их руках были также
недвижимость и инфраструктура центра.
«
После 2014 года понятие «научный центр» из закона выпало: в смысле, оно там
есть, но теперь научный центр встал на одну ступень с входившими в него
учреждениями, хотя исходно структура, которая называлась «научный центр», была
управляющая, координирующая. Поэтому сейчас важно понять, что может в регионах
объединять институты.
Здесь
я вижу два пути — консолидация вокруг комплексной программы научных
исследований, как это произошло в Томске по инициативе члена-корреспондента РАН
Сергея Григорьевича Псахье, или придание региональному научному центру статуса
федерального исследовательского (ФИЦ), как в Красноярске. Вообще, Красноярск —
удачный пример, потому что самостоятельность институтов практически не исчезла:
организации вошли в ФИЦ со статусом обособленных подразделений. ФАНО финансирует
госзадания, которые СО РАН утверждает каждому институту, входящему в ФИЦ,
отдельно, но деньги проходят через единую бухгалтерию. При этом обособленные
подразделения имеют право заключать хоздоговоры, выходить с заявками на гранты,
получать грантовое финансирование и так далее. Но при этом сохраняется единство
инфраструктуры, что крайне важно.
На
мой взгляд, небольшим институтам лучше всё же объединяться. Обратите внимание:
хотя всех пугают, что при вхождении в ФИЦ самостоятельность институтов
исчезает, тем не менее каждый институт свое название сохранил. Правда, вместо
наименования «институт N Сибирского отделения», теперь «институт N ФИЦ
Сибирского отделения». Безусловно, есть и проблемы. Например, ранее СО РАН
определяло руководителей научных учреждений, сейчас мы оказываем влияние только
в тот момент, когда возможные кандидаты выдвигаются на должность. (Вообще, с
моей точки зрения, руководство научных институтов вообще должно не избираться,
а назначаться президиумами РАН или региональных отделений РАН. Но для этого
необходима подготовка руководящих кадров, как это было в Советском Союзе например).
Сейчас
в СО РАН осталось два региональных научных центра — Томский и Иркутский, не
охваченные реорганизацией. В Якутске уже договорились, что объединяться в ФИЦ
будут не все институты, три — сохранят свою самостоятельность.
Кстати,
есть поручение премьер-министра РФ о создании Байкальского природного музея на
основе существующего Байкальского музея Иркутского научного центра СО РАН.
Проблема заключается в том, что пока ни в какой бюджет это поручение не попало
— а речь идет о нескольких миллиардах рублей. Над разрешением ситуации Академии
наук и правительству Иркутской области придется работать вместе: сначала необходимо
получить деньги на проектные работы, так как выделение средств на строительство
может рассматриваться только при наличии проведенной экспертизы.
—
Вы неоднократно говорили о создании интегрированного научного центра
федерального значения на базе ныне разобщенного Новосибирского научного центра.
Каким должен быть такой центр?
—
На расширенном заседании президиума СО РАН врио губернатора Новосибирской
области Андрей Александрович Травников отметил, что он видит в качестве одного
из трех главных приоритетов Новосибирской области развитие новосибирского Академгородка.
Но на самом деле и Новосибирский научный центр (ННЦ), и Академгородок — понятия
широкие, которые все понимают по-разному. Здесь важна цель и задачи, а не
территории. В Новосибирской области уникальная для страны и для мира агломерация
науки. Поэтому я считаю, что нужно создавать центр не общефедерального, а
общемирового значения, используя те возможности, которые у нас есть. Между СО
РАН, ФАНО России и руководством Новосибирской области подписано рамочное
тройственное соглашение о взаимодействии. В ближайшее время будет создан
координационный совет для подготовки уточняющих документов. Во-первых, нужны
формулировки цели и конкретных задач, во-вторых — конкретизация понятия «Новосибирский
научный центр», поскольку сегодня сюда входит не только Академгородок, но и
Нижняя Ельцовка, Краснообск. На заседании врио губернатора подчеркнул, что к
агломерации «ННЦ» должен присоединиться и наукоград Кольцово. Кроме того, в
программе развития ННЦ нужно выделить особо крупные проекты, например такие
есть в ИЯФ СО РАН, готовится большая программа создания агробиотехнопарка.
Естественно, необходимо прописать управляющую роль в комплексном развитии ННЦ:
кто возьмет на себя право принимать решения и отвечать за них. Также надо
понимать, в рамках каких федеральных законов будет действовать такая структура.
—
Институт катализа им. Г.К. Борескова СО РАН под Вашим руководством стал
уникальной организацией, владеющей каталитическими технологиями, которые есть
лишь в нескольких странах. Какие из Ваших удачных управленческих решений Вы бы
хотели применить в управлении Сибирским отделением?
—
Вопрос непростой. Всё начинается с подготовки кадров, тем более в управлении. К
нему должны привлекаться сравнительно молодые специалисты, которым даются
достаточно большие полномочия — важно, чтобы таковые были четко прописаны. И
далее молодой (хотя это понятие растяжимое) руководитель чувствует себя
ответственным за определенную зону деятельности. При управленческой машине, отлаженной
по этому принципу, директору института не приходится вникать в частности. Его
основная задача, повторюсь, — кадры. Поэтому вторым пунктом своей программы на
выборах председателя СО РАН я обозначил системное и многоуровневое решение
кадровых вопросов.
Если
говорить об опыте непосредственно Института катализа, то утверждение о прорыве
в каталитических технологиях сформулировано не очень корректно. Институт
обеспечил прорыв не по каталитическим технологиям. По ним Россия еще долго
будет «на нуле» — пока руководство страны не возьмется, наконец, за решение
проблемы создания мощных инжиниринговых структур. Специфика института — работа
с крупнотоннажными производствами, это нефтепереработка и нефтехимия, где
единичная мощность промышленного агрегата доходит до одного миллиона тонн в
год. Чтобы заявиться с технологиями такого масштаба, разработчик должен продемонстрировать
действие опытной установки мощностью порядка десяти тысяч тонн в год (по
входному сырью). Можете посчитать, сколько это эшелонов сырья! В России такая
инфраструктура полностью отсутствует, и пока она не будет создана (что возможно
только с помощью государства), мы этот вопрос не решим.
Однако
у ИК СО РАН сформировалась другая, очень удачная ниша — разработка новых
поколений катализаторов. Производство катализаторов — обычно малотоннажное,
поэтому с точки зрения внедрения нового здесь намного проще. В Институте
катализа (прямо на территории института) есть даже собственное малотоннажное
производство катализаторов для промышленности. Полторы тонны производимых в ИК
блочных катализаторов обеспечивают всю нашу азотную промышленность. Это тоже
управленческий опыт — в плане отработки моделей взаимодействия академической
организации и предприятий. Как раз недавно мы обсуждали с Андреем Травниковым необходимость
создания инжиниринговых структур типа лаврентьевского «пояса внедрения» вокруг
академических институтов. Только с важным отличием. Если раньше конструкторские
бюро «пояса внедрения» принадлежали крупным министерствам, то теперь это
независимые, частные компании. У них есть свои интересы, их нужно «приручать»,
доказывать потенциальную эффективность каждой предлагаемой разработки. Совсем
не случайно на последнем заседании Наблюдательного совета НГУ я поставил перед
ректором членом-корреспондентом РАН Михаилом Петровичем Федоруком вопрос о
возможности создания в стенах университета структуры, которая бы занималась
рыночным анализом и квалифицированно определяла потребности отдельных отраслей
в тех или иных инновационных продуктах, отвечала на вопрос, нужно вот такое или
не нужно.
Это
предложение тоже, кстати, опирается на опыт Института катализа: на одной из
наших базовых кафедр в НГУ студентам требуется написать реферат, излагающий
тему дипломного проекта в формате предложения потенциальным заказчикам на результат
работы. Задача — на понятном языке доказать: то, чем ты занимаешься, может
принести практическую пользу. Это относится и к фундаментальным исследованиям.
Если говорить о медицине и так далее, то следует показывать социальную отдачу.
—
Как, на Ваш взгляд, нужно развивать социальную инфраструктуру головного
научного центра СО РАН — новосибирского Академгородка?
«
Прежде всего, замечу: не только в новосибирском Академгородке, но и везде, где
находятся структуры СО РАН, среда обитания должна быть комфортной.
—
Что касается Новосибирска, то в 2013—2016 годах началась реализация областной
адресной программы развития Советского района. Но затем эта программа была
закрыта. Сегодня с Андреем Травниковым и мэром города Анатолием Евгеньевичем
Локтем достигнута договоренность к этой программе вернуться. Она многосторонняя
и многосубъектная, относится далеко не только к СО РАН. Для реализации
программы должен быть создан координационный совет, где мы также будем
оказывать влияние.
Первоочередная
задача — это, конечно, дороги внутри Академгородка, в чем я согласен с главой
Советского района Дмитрием Михайловичем Оленниковым. Дальше речь должна идти о
пространстве между жилыми домами. Кому оно принадлежит, кто должен его
обслуживать — вопрос весьма специфический.
С
моей точки зрения, еще одна важнейшая работа — привести в порядок нашу
лесопарковую зону, которая пребывает в таком запущенном состоянии, что на нее
просто невозможно смотреть. Ведь санитарной вырубки, расчистки не было много
лет… Поэтому я повторяю призыв к нашей экологической общественности — сообща
начать облагораживать лесные участки. Начать хотя бы с рощи за Домом ученых СО
РАН. Вторая проблемная зона — больной лес между НГУ и Институтом вычислительных
технологий СО РАН. Можно договориться с лесничеством, свалить и распилить сухие
деревья, а дрова отдать дачникам — заберут сами и спасибо скажут. Другие
объекты, которые нуждаются в пристальном внимании — Центральный пляж и дорожка
к нему, они тоже требуют обновления.
Если
говорить о крупных объектах инфраструктуры, то Академгородку не хватает
современного конгресс-центра вместимостью в тысячу и больше человек, которые
могли бы работать не только в одном зале, а параллельно в нескольких, по
секциям. В Новосибирске, за исключением Экспоцентра, такого места нет. Но
Экспоцентр находится вблизи аэропорта Толмачево, а у потенциальных инвесторов
высокотехнологичного бизнеса интерес вызывает именно Академгородок. Близкий
вопрос — это, безусловно, наличие хорошей гостиницы. У «Золотой долины» класс
максимум две звезды. И когда серьезные люди приезжают в Новосибирск, то селятся
не у нас. Да, Верхняя зона Академгородка признана объектом культурного
наследия, здесь есть ограничения по строительству. Но Верхняя зона
Академгородка очень компактна, поэтому для решения указанных вопросов можно и
нужно выходить за границы охранной зоны.
Далее,
с точки зрения комфорта семейной жизни, — наши детские учреждения. Что касается
детских садов, то, со слов главы района, пока мест в функционирующих детских
садах хватает, тем более что в ближайшие годы намечается очередной демографический
спад. Работающие садики сейчас переданы в систему ФАНО либо находятся в
муниципальной собственности, их нужно просто привести в надлежащее состояние.
Однако ощущается нехватка спортивных объектов для детей: есть прекрасный фехтовальный
клуб «Виктория», но нет, к примеру, большого, современного гимнастического
зала.
Очень
серьезна ситуация со школами. В Академгородок тянутся дети и родители из разных
районов Новосибирска. Обучение здесь считается качественным и престижным. Но
даже знаменитая «стотридцатка» (лицей № 130 им. акад. М.А. Лаврентьева. — Прим.
ред.) не отвечает современным требованиям. Есть прекрасный план расширения
«стотридцатки», и необходимо добиваться его осуществления, равно как и
строительства нового здания для музыкальной школы.
Если
говорить о медицине, то ЦКБ (Центральная клиническая больница, в прошлом ЦКБ СО
РАН. — Прим. ред.) будет нормально развиваться, она перешла в ведомство
области, там деньги есть. Есть прогресс и в решении вопросов академического
диспансера. В целом я с умеренным оптимизмом предполагаю: все вопросы
медицинской помощи будут решены — особенно если состоится решение о создании на
базе Академгородка крупного центра международного значения.
—
Раз уж речь зашла о детском образовании и досуге… Нужно ли, на Ваш взгляд,
Сибирскому отделению и институтам СО РАН увеличивать свое присутствие в школах
(научно-популярные лекции, встречи с ведущими учеными, шефство над классами или
школой)? Планируется ли что-то сделать в этом направлении?
—
Безусловно. Свое присутствие мы должны наращивать. Как это сделать — вопрос
отдельный. Я хотел бы подчеркнуть позитивный опыт ИЯФа: вы знаете, что этот
институт поддерживает стипендиями более ста учеников СУНЦ НГУ — ФМШ, проводит
для школьников увлекательные экскурсии. В мире это делается также путем создания
на территории институтов постоянных музеев, а в больших городах есть
специальные музеи науки и техники — мне посчастливилось побывать в подобных
местах в Сингапуре, Милане, Москве. С моей точки зрения, у нас в Академгородке
также должен появиться музей науки. Чтобы дети могли прийти, потрогать
экспонаты, послушать лекции. Но для этого нужны достаточно большие помещения.
Вряд ли это учреждение будет способно жить только за счет бюджетных средств,
здесь должны быть задействованы и частные структуры.
—
В новосибирском Академгородке установлены памятники двум председателям СО РАН —
Михаилу Алексеевичу Лаврентьеву и Валентину Афанасьевичу Коптюгу, есть ли мысли
или планы установить памятник Гурию Ивановичу Марчуку?
—
Этот вопрос, я думаю, будет вскоре обсуждаться. Что же касается новых памятников,
у меня уже лежит предложение об установке памятника Михаилу Васильевичу
Ломоносову. Я считаю, что, действительно, первый памятник, который должен
появиться после названных двух, должен отражать роль этого великого ученого в
развитии Сибири. Мы всегда о нем говорим, цитируем, а перед глазами, на улице,
памятника Ломоносову до сих пор нет.