http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=5159e761-c41d-4196-91ff-9bafa3e7d47e&print=1© 2024 Российская академия наук
Поддерживать надо талант, считает академик Георгий Георгиев
Российская наука в последние годы получает серьезную поддержку государства. Приведет ли это к достойным результатам, вернется ли наша наука на лидирующие позиции в мире? Об этом корреспондент "РГ" беседует с координатором программы президиума РАН "Молекулярная и клеточная биология", научным руководителем Института биологии гена РАН, академиком Георгием Георгиевым.
Российская газета: Георгий Павлович, стало едва ли уже не привычкой сетовать, что наша наука отстает от мировой из-за недостаточного финансирования. Так ли это?
Георгий Георгиев: В последние годы финансирование постепенно растет. Стало больше грантов. Ученым прибавили зарплату, хотя она остается намного ниже западной. Последнее, впрочем, правильно. При западных зарплатах в науку полезут люди неспособные и не имеющие к ней никакого отношения, как это было в последние годы советской эпохи.
РГ: Так что же, российским ученым придется всегда жить на уровне "приличной бедности"?
Георгиев: Нет, я так не считаю. Но, если мы хотим, чтобы наша фундаментальная наука развивалась, надо дополнительно и избирательно поддерживать продуктивных и сильных - тех, кто уже работает на мировом уровне. В программе "Молекулярная и клеточная биология" мы именно так и делаем. Гранты получают около ста работающих в этой области науки лабораторий РАН Центрального региона РФ, а всего их там около 400. Гранты приличные: лабораториям - 4 млн рублей в год на 5 лет, новым научным группам - 2 млн в год на 3 года. Сегодня из-за резкой инфляции гранты необходимо увеличить хотя бы в полтора раза.
РГ: А как комиссия определяет, кому дать грант, а кому нет?
Георгиев: Основной критерий - количество публикаций в международных научных журналах на основе рейтинга журнала. К сожалению, в национальных научных журналах легко опубликовать и весьма слабую работу, а в международных каждая статья проходит очень серьезную экспертизу.
РГ: А как же традиционный индекс цитирования?
Георгиев: Он также учитывается, хотя и менее показателен. Во-первых, нередко цитируются старые работы. Во-вторых, часто он больше отражает, кто с кем в мире дружит, чем истинную ценность работы. В-третьих, когда публикуются наши суперработы, первый, кто повторит исследование за рубежом, еще ссылается на нее, а потом все начинают уже цитировать "своего". А с фактом публикации в первоклассном журнале ничего нельзя сделать.
РГ: Подтверждают ли свой уровень получившие гранты?
Георгиев: Да, работа таких лабораторий, как правило, улучшается. Растет с каждым годом и число лабораторий, работающих на мировом уровне. Кроме того, эти лаборатории служат кузницей кадров - туда охотно идет талантливая молодежь, которая стремится остаться и после защиты. Остается одна тяжелая проблема - жилье. Наконец, важная особенность нашей программы - она дает дорогу новым научным группам.
РГ: Что это такое?
Георгиев: Любой ученый в возрасте до 45 лет, добившийся важных результатов в фундаментальных или социально ориентированных исследованиях, может подать заявку на формирование независимой новой группы. При этом неважно, работает он в России или за рубежом. Достаточно договориться с каким-то институтом РАН, что его группу туда возьмут в случае победы на конкурсе. Получив грант, ученый приобретает независимый статус. Это - будущее нашей науки. Система доказала свою эффективность: за 6 лет работы программы успеха добилось более 80 процентов новых групп. И одновременно это - простая и эффективная схема возвращения наших лучших ученых из-за рубежа. А создавать какие-то специальные программы, фонды, особые условия для "возвращенцев" я считаю аморальным.
РГ: Минобрнауки готовит новую систему оценки деятельности научных институтов. Знаю, что ученые оценивают ее по-разному.
Георгиев: На мой взгляд, система очень неудачная - она будет требовать очень много бумажной работы и времени, а в итоге не даст корректных результатов. Да и оценивать работу института в целом неправильно. Такие попытки делались и ничего не давали. Даже в слабом институте есть одна-две лаборатории, за спину которых можно спрятаться. Оценка должна быть простой и понятной.
РГ: И ее можно сделать такой?
Георгиев: Ответ простой: надо оценивать не институты, а лаборатории и научные группы, примерно по тем же критериям, которые мы применяем для такой оценки в конкурсах уже не один год. Сумма этих оценок для всех подразделений плюс общие сведения об институте и есть объективная картина деятельности любого НИИ.
РГ: Ходят страшные слухи, что такими оценками вы делите ученых на "умных" и "дураков"...
Георгиев: Так говорят недоброжелатели. На самом деле при оценке можно делить лаборатории на несколько категорий. В фундаментальной или ориентированной науке это лаборатории, работающие на мировом уровне, просто хорошие лаборатории, имеющие перспективы, либо посредственные лаборатории, требующие реструктуризации. В прикладной науке - сильные и средние лаборатории. Наконец, есть и откровенно слабые лаборатории, требующие ликвидации. Квалифицированных работников из них можно переводить в другие подразделения, а остальных сокращать. И это будет честно и справедливо. В ИБГ такая система позволила за два года серьезно улучшить качество ряда лабораторий.
РГ: А можно ли такой конкурсный подход распространить на все академические институты, хватит ли средств?
Георгиев: Программой фундаментальных исследований, включающей весь бюджет РАН, предусмотрено, что в 2009 году на конкурсной основе должно будет распределяться 20 процентов всех выделяемых на науку средств РАН, а в 2012-м - уже 25. Эти суммы вполне позволяют проводить конкурсный отбор и гарантировать высокий уровень финансирования всем тем, кто работает на мировом уровне.