Об авторе: Дмитрий Харитонович Квон – член-корреспондент РАН, доктор физико-математических наук, профессор Новосибирского государственного университета.

Тотальная словесная мишура проникла даже в современную физику 

«Прекрасная эпоха» физики создавалась в том числе с помощью такого инструментария. Фрагмент экспозиции в домашней лаборатории академика Петра Капицы в Институте физических проблем РАН в Москве

«Потому что искусство поэзии требует слов»... Искусство науки также требует слов, но во вторую очередь. В первую очередь оно требует способности чувствовать законы природы и отразить их через логику здравого смысла. И поэтому язык единственной точной науки о явлениях природы – физики – это в первую очередь язык здравого смысла, который диктует нам, скажем, при подбрасывании монетки одинаковую вероятность выпадения орла или решки, а не чудеса бесконечного выпадения только орла. Как говорил на своих лекциях Ричард Фейнман: «Поэтому вероятность зависит от наших знаний и способностей быть пророком, в сущности от нашего здравого смысла! К счастью, здравый смысл не столь уж субъективен, как это кажется на первый взгляд. Здравым смыслом обладают многие люди, и их суждения о степени правдоподобия того или иного события в большинстве случаев совпадают».

Именно эти «многие люди» и создали фундамент современной физики, а с ней и современной науки. И именно эти «многие люди» определяли состояние физики и всех наук во второй половине XX века, когда все великие открытия, заложившие указанный фундамент, были совершены и возникла необходимость воздвигнуть на нем прочное и добротное здание Науки с большой буквы. Тем самым была создана ее «прекрасная эпоха», когда авторитетом был здравый смысл тех, кто был приучен со школьной скамьи ясно понимать, почему существуют времена года, что такое Северный или Южный тропик, мог оценить число молекул в помещении или сказать, что означает киловатт-час и почему приливы и отливы бывают два раза в сутки… А с годами мог сделать правильное и грамотное измерение или построить правильную и грамотную теорию.

Недаром у всех, кто шел в физику в советские времена, на устах были школы Капицы и Ландау, а студенты, приходящие в большое или небольшое научное учреждение, знали, кто в нем чего стоит и кто в нем король от физики, а кто всего лишь жалкий научный сотрудник. Прекрасная была эпоха, кстати, совпавшая не только с оттепелью, но и с эпохой застоя и проклятыми 90-ми. Со сменой тысячелетий ей пришел неминуемый конец, ставший особенно ясным в третьем десятилетии XXI века.

Почему неминуемый? А потому что он был подготовлен всем ходом истории, когда его колесо, рождая новые сущности, погребает под собой старые, неважно, будут они прекрасными и идеальными или наоборот. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сказать, что основным орудием, расстрелявшим прекрасную эпоху, оказался научно-технический прогресс второй половины ХХ века, собственно говоря, и состоявшийся исключительно благодаря тем, кто ее (прекрасную эпоху) создал. То есть благодаря, повторяю, тем «многим людям», у кого в крови сидел язык здравого смысла, ярчайшим и блестящим представителем которых был Ричард Фейнман.

Именно ему провидение дало редчайшую возможность показать толпе, что такое здравый смысл гениального физика, да таким образом, что она внимала ему не менее внимательно, чем звезде шоу-бизнеса. Его демонстрация замерзшей резиновой прокладки, приведшей к катастрофе американского шаттла «Челленджер», останется единственным примером того, когда здравый смысл стал внятен и толпе c ее «бессмертной пошлостью людской». И именно Фейнману принадлежит высказывание: «Для успешной технологии реальность должна превалировать над public relations, ибо природу не обманешь». Этот афоризм оказался пророческим... Но с точностью до наоборот.

На рубеже XX и XXI веков само научное сообщество окончательно трансформировалось в толпу, руководимую по законам шоу-бизнеса. И public relations стал, можно сказать, имманентным свойством современной науки, и в том числе даже физики – под лозунгом «природу, конечно, не обманешь, но себя самого и тех, кто дает мне деньги, почему бы и нет». Это, казалось бы, мелкое обывательское оправдание и стало знаком тектонического сдвига, превратившего современную науку из дела многих, но избранных людей, в дело многих, но уже включающих и тех, кто не только не знает законов Ньютона, но и считает, что земля плоская.

И тогда искусство слова выдвинулось на первый план и в науке, превратив ее в орудие огромной армии людей, чье ремесло заключается в сооружении бесконечной словесной вязи, проникающей благодаря демону тотальной коммуникации во все уголки человеческого сознания и тем самым создающей почву для генерации «новой общности людей науки». Именно эти люди способны находить «наиболее перспективные области современной науки», рассуждать о «практическом использовании результатов научных исследований в экономике и социальной сфере», определять «уровень развития креативных индустрий» и «критические технологии»... Не зная косинуса 60 градусов или не понимая смысла закона Ома.

Тотальная словесная мишура проникла даже в современную физику, в которой произошла заметная феминизация – поскольку женщины начиная со школьной скамьи всегда превосходили мужчин в умении складывать слова, – что автор не без некоторого удивления обнаружил на двух престижных международных физических конференциях этого года.

Немалую роль в создании словесного «дурдома» современной науки сыграло и стремление самих ученых проникнуть в душу обывателей и политиков – как концентрированных обывателей. Это стремление заставляет многих из них создавать пошлый и вульгарный образ «научного поиска тайн природы и на благо грядущего счастья человечества». Именно он определяет стилистику научной журналистики, кстати, переживающей сейчас небывалый расцвет. И сейчас, куда ни кинь в современной науке, везде «слова, слова, слова»...

Словом, как сказано у Иосифа Бродского, «Красавице платье задрав, / видишь то, что искал, а не новые дивные дивы. / И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут, / но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут – / тут конец перспективы». И прекрасной эпохи.