Писатель Владимир Степанович Губарев побеседовал с директором Института радиотехники и электроники РАН и Института нанотехнологий микроэлектроники РАН, членом Президиума РАН, профессором и заведующим кафедрой твердотельной электроники и радиофизики ФФКЭ МФТИ Юрием Васильевичем Гуляевым.

Он всегда мне представлялся этакой научной глыбой, к которой и подступиться страшно, потому что надо говорить о том, о чем не имеешь представления и у тебя нет современного университетского образования. Мне казалось, что академик Гуляев витает на столь высоких уровнях физики, что обычному смертному невозможно толком ничего понять.

Оказалось, что я прав.

Поджидая академика в его кабинете — он задерживался в Президиуме РАН, я перелистал несколько аккуратно переплетенных томов, в которых собраны научные публикации хозяина. Из десятка страниц мне понятны были всего несколько строк, и оттого стало страшновато: а если уж совсем ничего не пойму я в той области физики твердого тела, в которой господствует академик Гуляев?! Но тут на помощь пришли Отчеты Академии наук о проделанной за год работе и короткая справка, которую мне любезно предоставил ученый секретарь Института радиотехники и электроники РАН. Я понял, что это та самая "спасительная соломинка", которая поможем мне "выплыть" в беседе с ученым.

Пожалуй, и начну с официальной справки:

"Планетная радиолокация и космическая радиофизика. В рамках этого направления в ИРЭ совместно с другими организациями выполнены радиолокационные исследования Венеры, Марса, Меркурия и Юпитера, а также кометы Галлея и солнечного ветра…

Созданная исследовательская аппаратура и развитые методы экспериментальных и теоретических исследований позволяют решать как задачи космофизики, так и задачи изучения Земли в ее глобальных масштабах".

Помню, как поразила меня работа по локации Венеры. Ученые измеряли радиус планеты. Оказалось, что он составляет 6052,3 километра. Тут же ученые указали, что погрешность может составить 300 метров! Мне показалось, что это фантастика: при столь больших, поистине космических расстояниях, и столь ничтожная возможная ошибка в измерениях!? Потом довелось быть в Центре дальней космической связи и следить за посадкой межпланетных станций на поверхность Венеры. Именно там остро почувствовал, насколько необходима была эта работа ученых ИРЭ…

Но на это раз я пришел к академику Ю. В. Гуляеву не по космическим делам, а точнее — не только из-за них.

Привела меня в кабинет директора ИРЭ попытка найти ответ на казалось бы простой вопрос: "Сколько стоит современный ученый в России?" Я обращался с ним к разным ученым, но все они лишь пожимали плечами, мол, нельзя спрашивать о том, на что нет ответа… И лишь один человек сказал неожиданно просто и необычно: "Я стою порядка 12 миллиардов долларов, а Алферов около 15 миллиардов. Он подороже, и потому Нобелевский лауреат…"

Шутка? Возможно…

А если это кажущийся юмор, и цена крупного ученого намного дороже современного авианосца!?

Давнее знакомство с академиком Гуляевым, доброе, товарищеское отношение к нему (надеюсь — взаимное!) и привели меня в кабинет директора института, что находится в самом центре Москвы, в двух-трех минутах ходьбы до Красной площади. Кстати, из окна кабинета видны башни Кремля, и, пожалуй, это единственное научное учреждение, которое так близко к власти. Я понял, что у нас есть о чем поговорить с академиком Юрием Васильевичем Гуляевым, избегая подробностей и тонкостей его научных достижений.

А разговор начался так:

— Один наш общий знакомый сказал так: "Гуляев — это ученый от Бога". Он прав?

— Такого человека мне сразу же хочется послать подальше. Во-первых, о себе такого говорить нельзя, а, во-вторых, человека, который работает в науке, следует называть научным работником. К этой категории государственных служащих я и отношусь.

— Предположим, что такое определение я принимаю… В таком случае естественный вопрос: всегда хотелось быть научным работником? Так сказать, "мечта детства"?

— Вновь вынужден разочаровать: это не так! Мой отец из деревни Гуляево. В ней было всего 22 двора. Тем не менее отец поступил в Пермский университет, там он познакомился с моей матерью. После окончания университета семья оказалась под Москвой в Томилино, где начала работать новая птицефабрика. Тут я и появился на свет. Началась война. Отец пошел в ополчение. Мать как медик тоже оказалась на фронте. Ну, а я был отправлен в Гуляево к бабушке. С 5 до 15 лет я прожил там, то есть вырос в деревне.

— Это важно?

— Безусловно. Иначе я не стал бы рассказывать так подробно о начале своей жизни… В деревне я пошел в школу. У нас были замечательные преподаватели. К примеру, физик. Иван Никитович. Доктор наук, профессор. Учитель литературы. Великолепный! У нас преподавали профессора и ученые.

— Ссыльные?

— Ну, конечно! Это были замечательные учителя. По физкультуре — заслуженный мастер спорта, чемпион Европы по борьбе. Полковник. Воевал. Но попал в плен, и его осудили, а потом сослали — вот он у нас и оказался… Из школы вышли замечательные люди, они стали лидерами в своих областях. Один из соучеников стал капитаном китобойной флотилии "Слава", многие хорошими инженерами, выдающимися строителями. Школа, учителя вырастили прекрасных людей.

— Хочу перебросить мостик в день сегодняшний. Нынче все озабочены образованием, появилось много разных проектов, учебников, программ… Как вы относитесь к этим новшествам?

— То, что происходит в нашем образовании, меня очень пугает. Например, сегодня полторы тысячи выпускников Физико-технического института, который я закончил, являются руководителями крупнейших фирм в США. Разве это говорит о том, что у нас плохое образование?!

— Может быть, реформа и затеяна для того, чтобы никто не уезжал на Запад?! Мол, сделаем наше образование настолько плохим, что никто из выпускников вузов там не будет востребован!?

— Шутки шутками, но ситуация весьма серьезная… Пытаются вместо привычных понятий "кандидат" и "доктор наук" ввести "магистр", "бакалавр". Зачем это? На Западе у образования есть очень серьезные проблемы, пожалуй, они шире и острее, чем у нас, зачем же их копировать?!. Конечно, я не вникал в глубинную суть тех реформ, которые предлагаются, но опасения за образование в стране у меня весьма серьезное. Здесь можно совершить такие ошибки, которые исправлять придется нескольким поколениям.

— Мне кажется, что ваш собственный пример говорит лучше всего! Я имею в виду, как мальчишка, получивший образование в деревенской школе, поднимался к вершинам науки…

— В 1950-м году мы переехали в Москву. Мама закончила войну в чине майора медицинской службы, а папа — сержантом. Всю войну он прошел в пехоте. Он был тяжело контужен, у него было восемь процентов зрения, сильно заикался. В деревне Гуляево он стал председателем колхоза. Мужики почти все погибли. Три года он был во главе хозяйства, и поднял его!… Я видел фотографию того времени. Восемь баб тянут борону, а сзади идет мужик — у него одна рука… После войны было очень трудно. Чтобы прокормиться, с отцом занимались рыбалкой. И с тех пор у меня дикое отвращение к рыбалке.

— Почему же?

— Днем копаю червей, а потом всю ночь насаживаю их на крючки. А это шнур в полтора километра длиной, на нем через полтора метра крючки висят. В пять утра выезжаем и ставим снасть вдоль реки. Я на веслах, а отец бросает этот "продольник"… В час дня выезжаем за рыбой. Ее много. Отец, конечно же, сам продавать не мог — председатель все же, а потому отдавали рыбу попадье. Она и реализовывала ее. Это был один из способов выживания… За три года колхоз поднялся. У отца восстановилось зрение и речь. Его пригласили в Москву. При Маленкове у него был "пик" карьеры, он был начальником отдела совхоза в Министерстве финансов. Сейчас вы его фамилию можете увидеть на здании этого министерства. Там золотыми буквами выписаны фамилии тех, кто внес значительный вклад в развитии финансов в стране. Когда было объявлено об освоении целинных земель, мой отец выступил против этой кампании. Он считал, что осваивать целинные земли нерационально, невыгодно и неправильно. И стоял на своем! Позже оказалось, что он прав. Однако при Хрущеве ему предложили уйти на пенсию, что он вынужден был сделать…

— Но вернемся в 1950-й год. Из глухой деревни — в Москву. Тяжело было в школе?

— 9-й и 10-й класс я заканчивал в Люберецкой школе № 8. В Гуляево я был круглым отличником. Ну, думаю, в Москве все будет иначе. Прихожу и девятый класс, зачинаются занятия. И вдруг я вижу, что у нас в Гуляево уровень преподавания намного выше. Мне было легко учиться, ни одной четверки я не получил ни разу!

— Теперь понятно, почему потянуло в науку…

— Вовсе нет — я хотел стать журналистом! В Люберцах был замечательный учитель литературы. На уроках он читал замечательные стихи. Тех поэтов "Серебряного века", о которых тогда молчали. Цитировал такие строки, которые мы нигде прочитать не могли: "Я ее дуру лопатой/ нежно огрел по спине./ Тише ты, черт полосатый,/ Люська ответила мне"… Многие из нас хотели заниматься литературным трудом. Я понимал, что великого писателя из меня не получится, но хорошим журналистом я мог стать, а потому и отправился с приятелем поступать в МГУ на факультет журналистики.

— Любовь к поэзии сохранилась на всю жизнь?

— Конечно.

— И что же помешало поступить в МГУ?

— Это было в июне. Решили поступать в МГУ с приятелем. Я принес на творческий конкурс свои стихи, а также прозу. Это был роман, который я написал к тому времени. Однако аттестата еще не было, только справку нам выдали в школе. Из-за этого документы в МГУ не принимали. В общем, надо было ждать недели две… А там рядом в то время располагалась приемная комиссия физтеха. Оттуда к нам подходит второкурсник, говорит, что в их институте экзамены начинаются сейчас. Если не сдадим, то есть возможность поступать на журналистику через месяц, мол, ничем мы не рискуем. Он сильно нахваливал свой институт, да и нарисовал весьма мрачную перспективу, если мы поступим в МГУ: больших писателей не получится, а будем работать в какой-нибудь захудалой газетенке в провинции… В физтехе же приобщают к большой науке, к настоящей профессии, которая сейчас везде необходима. Физиков окружал ореол романтики, популярности…

— Ведь только что атомную бомбу сделали!

— Физики и физика были в почете, а потому на уговоры мы поддались. Экзамены сдали легко, и уже 10 июля были зачислены на первый курс. Отец поддержал мой выбор, мол, физика — это модно. Так совершенно случайно я оказался в физтехе…

— А стихи?

— Продолжал писать, но теперь уже "хулиганские", которые публично читать не могу — ортодоксы могут осудить. У меня огромное количество стихов — в общем, рифмовать я могу, но это вовсе не значит, что это поэзия. Своим друзьям, близким людям я их читать могу, но не для всех. Как говорит моя жена Ирина: "Графоманство — это великий грех, не предавайся ему!" Я следую ее совету…

Из официальной справки: "В Институте радиотехники и электронике РАН работает около двух тысяч человек. В его составе Специальное конструкторское бюро, филиалы в Саратове и Ульяновске, два инженерных центра: биомедицинской радиоэлектроники и автоматизации научных исследований. Основная задача Института — фундаментальные исследования в области радиофизики, радиотехники, физической и квантовой электроники".

— Что больше всего запомнилось в годы учебы?

- Со мной происходило нечто странное… Рост у меня был маленький. Еще в десятом классе я старался как-то это компенсировать. Это характерная черта для маленьких людей — Ленина, Сталина, Наполеона, Путина… Наверное, из-за этого я старался быть круглым отличником, занимался спортом — бегом, плаванием и так далее. Однако после поступления на физтех я вдруг начал расти. В конце первого семестра во мне было уже 178-м!… Это, конечно, сказалось на характере. Я получил первый разряд по плаванию, второй — по штанге и второй — по боксу. Комплекс маленького человека ушел, и из физтехе я уже вышел другим человеком.

— Научная работа началась ведь еще в студенчестве?

— Конечно. После первого курса там уже куда-то распределяли. Я попал в Институт радиолокации и локации, и там у своего шефа и учителя С. Г. Калашникова я сделал свое первое исследование — разработал метод определения удельного сопротивления полупроводниковых структур…

— Думаю, не следует углубляться в данном направлении, так как, ожидая академика Гуляева, я перелистал 12 томов, где собраны его научные труды. Признаюсь честно: ничего не понял!" Убежден, в таком же положении окажутся и читатели…

— Мой учитель послал меня к В. Л. Бонч-Бруевичу. Он работал в МГУ, был бесспорным авторитетом в науке. Он предложил мне стать физиком-теоретиком, но сначала дал решить три задачки. Я справился с ними легко. Тогда он сказал, что я должен сдать минимум академику Ландау.

— Насколько я знаю, сделать это практически невозможно! Лев Давидович был своеобразным "барьером" в теоретическую физику, преодолеть который могли только немногие…

— Но если сдавал "минимум Ландау", то к тебе относились уже с уважением…

— И как же это происходило? Если можно, расскажите подробнее, так как "минимум Ландау" — это одна из легенд в физике.

— "Минимум Ландау" — это девять экзаменов. Позвонил Ландау, назвал свою фамилию и сказал, что хочу ему сдать первый экзамен. Он сказал, что моя фамилия его совершенно не интересует, так как он ее не запомнит, но я могу приехать к нему домой в такой-то день… Я приехал. Открывает дверь Кора, усадила меня в холле. Ландау зашел, дал задачки и ушел. Я выполнил задание. Он посмотрел, а потом вдруг спрашивает: "Кем был Паниковской до революции?" "Слепым, Лев Давидович!" — отвечаю. Было известно, что Ландау экзаменует и по "Двенадцати стульям". Он улыбнулся, потом говорит: "Назовите свою фамилию…" Записал ее, и второй экзамен направил сдавать Лифшицу. Я сдал шесть экзаменов из "минимума Ландау", и мне Бонч-Бруевич сказал, что этого вполне достаточно, чтобы быть теоретиком в области физики твердого тела. В 1958-м году я окончил физтех. Ну, а первая настоящая научная работа была опубликована в 1959 году.

— А сколько сейчас?

— Всего? Иногда даже стыдно говорить — более пятисот… Свыше сотни, где один автор…

— А те, которыми по-настоящему гордитесь?

— Пять.

— Это те, которые Гуляев сделал "впервые в мире", так?

— Первая работа, которой я очень горжусь, сделана в 1964 году — "Гуляев — Пустовойт". Впервые предсказано, что взаимодействие акустических поверхностных волн и электронов приведет к созданию новых приборов. Это область теперь называется "акустоэлектроника", и ее цена сегодня 10 миллиардов долларов. В каждом телевизоре стоит один фильтр, которые определяет качество цвета, звука, изображения. В каждом автомобильном приемнике три изделия, в каждом сотовом телефоне — семь… Конечно, сейчас во всем мире работают большие группы исследователей, но та первая наша работа распахнула двери в это направление… Второе исследование, которым я горжусь, это — "волны Гуляева — Блюкштейна". Мы работали параллельно с американским ученым. Это абсолютно новый тип поверхностных волн, на основе которых строятся новые поколения приборов.

— А кто был первым — он или вы?

— Моя статья была представлена к печати на двадцать дней раньше. Поэтому моя фамилия и поставлена первой, хотя если следовать алфавиту, то он должен быть впереди… Третья работа, которой я очень горжусь, это так называемый "акустомагнитоэлектрический эффект". За него я получил Диплом на открытие № 133. Он сейчас используется для определения качества полупроводников на всех кремниевых заводах в мире… Четвертое достижение: предсказание "вторых спиновых волн"…

— Это что такое?!

— Возьмем железный сердечник. Поднесем к одному концу магнит. Будет ли второй конец сердечника притягивать тоже?

— Будет.

— Когда?

— Через какое-то время.

— Правильно. Значит, есть волны, которые распространяются по сердечнику?! Их-то я и предсказал. Сейчас ряд групп исследователей в полной мере используют эти идеи…

Из официальной справки: "За научные достижения в области физической акустоэлектроники ряд сотрудников ИРЭ (академик Ю. В. Гуляев, член-корреспондент РАН В. И. Пустовойт, доктора наук С. Н. Иванов, И. М. Котелянский, А. И. Морозов) стали лауреатами Государственных премий. Академик Ю. В. Гуляев удостоен также премии Европейского физического общества".

— Есть еще цикл работ, которые связаны с биополями…

— Известно, что Гуляев — физик очень широкого профиля, а потому он возглавляет институт, в котором ведутся весьма разнообразные работы. Его ведь создавали как "мозг армии". Или это преувеличение?

— Институт создавался по инициативе Берии и Маленкова. Поэтому нам и построили здание в самом центре Москвы, из окон башни Кремля видны. Тем самым подчеркивалось значение института. Все понимали, что следующая война будет "радиоэлектронная", а дальше "информационная". Академик А. И. Берг стал первым директором. У него есть еще одна заслуга: он нашел своего преемника, который в полной мере отвечал требованиям нового института — и по человеческим качествам и по своему научному авторитету. Это академик Владимир Александрович Котельников. С его именем связано становление и развитие ИРЭ. Он до сегодняшнего дня будучи Почетным директором Института принимает активное участие в нашей работе. Именно его заслуга в том, что у института столь широкий диапазон исследований.

Из официальной справки: "Распространение радиоволн. По этому направлению выполнены фундаментальные и прикладные исследования закономерностей распространения радиоволн в различных средах и диапазонах от сверхнизкочастотного до оптического. Наиболее обширные исследования проведены в миллиметровом диапазоне, в частности изучено ослабление миллиметровых и субмиллиметровых волн в атмосфере Земли, имеющие место из-за их взаимодействия с молекулами атмосферных газов (кислород, водяной пар и др.) и с гидрометеорами (дождь, снег, град, туман, облака). Исполнителям этих работ была присуждена Государственная премия".

— И все же: что объединяет столь далекие направления? Казалось бы, у локации Луны и планет и приборов "видения в тумане и тьме" нет ничего общего?

— Их объединяют радиоволны, которые используются в разных областях обороны, науки и промышленности. Лет тридцать назад академик Н. Д. Девятков обнаружил, что они оказывают воздействие на человека. Как положительное, так и отрицательное… Недавно собирались выпускники нашего курса физтеха. Мы помянули тех, кто уже ушел. Одним из первых был Женя Сенкевич. Он работал в лаборатории, у которой за стенкой работал миллиметровый генератор. Его волны, как теперь известно, вызывают белокровие… В общем, академик Девятков занялся этой проблемой серьезно. Он был первым, кто начал исследовать неизведанную область. А в результате ему была присуждена Государственная премия — высшая награда за научные достижения. Итогом его работы стало спасение жизней десятков тысяч людей.

— Насколько я знаю, биополя увлекли на самого директора?

— Есть такое…

Из официальной справки: "В ИРЭ проводится динамическое картирование физических полей и излучений человека и животных (электрические и магнитные поля, связанные с механической и электрической активностью сердца, легких и других внутренних органов, радио- и инфракрасные тепловые излучения внутренних органов и кожи, хеми- и биолюминесценция тела в оптическом, ближнем ИК и УФ диапазонах, акустические сигналы в низкочастотном и инфразвуковом диапазонах, связанные с функционированием внутренних органов). Исследования по этой проблеме возглавляются академиком Ю. В. Гуляевым и докторами наук Э. Э. Годиком и В. Ф. Золиным".

— Именно это направление ваших работ привлекало пристальное внимание общественности, о нем много и подробно писали. Мне кажется, имеет смысл подвести итог сегодня. Итак, в вашем институте оказались некоторые экстрасенсы — в частности, Джуна и Кулагина. Одна врачевала, а другая на расстоянии передвигала предметы…Почему они появились у вас и что вы пытались выяснить, изучая их?

— В 1979 году я избирался в Академию наук. Мне передали, что разыскивает Яков Борисович Зельдович. Позвонил ему. Он говорит, что почти обо всех работах вы докладывали у меня на семинаре, а потому мы готовы поддержать вас на выборах. Однако стало известно, что Гуляев занялся какими-то экстрасенсами, и теперь избрание его под вопросом… Зельдович попросил меня рассказать о новом направлении работ. Мы встретились. Гуляли возле университета. Я ему все рассказал, и он согласился со мной. Это было важно не только для избрания в Академию, но и для нейтрализации огромного количества слухов и домыслов, которые окружали нас.

— По-моему, все началось с семинара у Капицы, не так ли?

— Меня попросили выступить перед узким кругом ученым и рассказать о работах по биомедицинской радиоэлектронике. Обычно это происходило на "семинарах" в Институте физпроблем, тех самых "вечерах по средам", которые основал Петр Леонидович Капица. Естественно, я согласился… Каково же было мое удивление, когда я увидел битком набитый зал — люди чуть ли не на потолке висели…

— Я там был. Все ждали сенсации от Гуляева…

— Я же просто рассказал о тех идеях, которые меня и моих коллег волнуют. Но по тем временам они были весьма необычны, а потому и вызывали такой интерес. Впрочем, многие опасались за свою репутацию, и потому предупреждали, мол, не рассказывай, что ты выступал в Институте физпроблем… Кстати, идеи были неплохие, вполне разумные, и будущее это подтвердило.

­— А как к вам попали Кулагина и Джуна?

— Вызывает меня и Велихова Гурий Иванович Марчук. Он в то время был председателем Комитета по науке и технике и зампредом Совета Министров. Говорит нам, что у него состоялся разговор с Брежневым. Тот попросил разобраться с Джуной: лечит она Генсека или калечит. Приглашает нас Кириленко, которому Брежнев очень доверял. Он спрашивает: "Что нужно?" Женя Велихов хорошо знал ситуацию в ЦК, а потому сразу же сказал: по миллиону долларов и по десять миллионов рублей. Что удивительно, но деньги нам сразу же дали. И мы начали этой проблемой заниматься очень серьезно. Правда, у Велихова вскоре все прекратилось…

— А деньги он вернул?

— Зачем же? Отрицательный результат в науке — тоже результат, и иногда он стоит немалых средств… Я с самого начала поставил четкую задачу: поля и излучения у человека в процессе жизнедеятельности вполне реальны, и их надо изучать. Можно ли их измерить? Как их использовать? Мы сразу же всю мистику отодвинули в сторону, а начали заниматься проблемой серьезно, как и положено в настоящей науке. К сегодняшнему дню получены потрясающие результаты, и я ими горжусь не меньше, чем те работы, о которых говорил раньше.

— Они связаны с исследованием экстрасенсов?

— Нет. Ничего необычного ни у Джуны, ни у Кулагиной мы не нашли. Обошлись без экстрасенсов… Хотя скрывать не буду, финансирование этих работ нам помогло продвинуться вперед весьма значительно.

— К примеру?

— Экзотики, наверное, хочется… Мы создали комплекс приборов. Один из них определяет медитацию у йогов.

— !?

— Недавно приезжал главный медик Министерства обороны Индии. Я ему подарил такой прибор. За этим столом мы провели эксперимент. Он начал впадать в медитацию, а прибор все фиксирует… Он был в полном восторге. Будем выпускать такие приборы в Индии… Другой прибор может определить является ли родинка на теле человека злокачественной или нет. Ее температура на полградуса выше, чем у окружающей кожи. После введения специального препарата вновь измеряем температуру. Если она не изменилась, то опухоль доброкачественная. Изменилась, — значит, надо срочно оперировать… Мы создали комплекс приборов, которые по изменению биополей определяют целый ряд заболеваний, и что особенно важно — на ранней их стадии.

— Как провести границу между знахарством и подлинной наукой? Ясно, что это сделать подчас очень трудно, не так ли?

— Для нас нет: мы можем их сразу же разделить с помощью своих приборов… Обычно я рассуждаю так. Среди нас есть люди, которые поднимают большой вес, быстро бегают, высоко прыгают. Они отличаются от нас, и с помощью своих приборов мы стараемся выявить границы человеческих возможностей…

— Можно еще один пример?

— Еще экзотики? Пожалуйста… В горах Индии стоит огромная армия. Это рядом с границей Китая. Там с обеих сторон почти миллион человек. Солдаты едят мясо, но проку от этого нет — оно не переваривается. Это связано с тем, что окислительные процессы идут плохо, и мясо организмом не усваивается. Мы сделали прибор, которые определяет уровень окисления пищи. Важно это?

— Безусловно. И не только для солдат. Каждый человек может использовать такой прибор для того, чтобы узнать какую именно пищу ему лучше употреблять…

— Еще один пример. Все знают о томографии. Мы изобрели еще один ее вид. Она абсолютно безопасная и безвредная, и опять-таки позволяет выявить заболевания на ранних стадиях.

Из официальной справки: "Лазерные и оптические системы, методы и устройства. Об уровне проводимых работ свидетельствуют Государственные премии, присужденные доктору наук Е. Н. Базарову — за разработку высокоэффективных стандартов частоты, доктору наук М. Е. Жаботинскому и кандидату наук А. В. Францессону — за создание высокочувствительных квантовых парамагнитных усилителей".

— Я уже понял, что биомедицинскими исследованиями вы гордитесь. А как же с оборонной тематикой, во имя которой был создан ваш институт?

— Во времена Советского Союза у нас были проведены прекрасные оборонные работы, на самом высоком мировом уровне. Не буду рассказывать о них, так как практически все они используются и сегодня в армии и на флоте. Тогда это было главное назначение ИРЭ. Однако с распадом СССР ситуация резко изменилась — заказов у нас не было. Чтобы выжить, мы начали переключаться на гражданскую продукцию. Сегодня в институте уровень оборонных работ не более пяти процентов, а тогда это было больше восьмидесяти… Сегодня мы стали главным институтом по радиоэлектронике для быта и жизни людей.

— Хорошо это или плохо? Ведь фундаментальная наука страдает от отсутствия средств?

— Конечно, страдает. В оборонной тематике было очень много фундаментальных проблем. Они хорошо оплачивались. И хотя сегодня все иначе, мы тем не менее много занимаемся фундаментальными вопросами. Это позволяет нам держаться на высоком научном уровне.

— Ваши медицинские приборы находят применение?

— Медицина по своей сути консервативна. И это хорошо. Проникать в медицину трудно. Новые приборы воспринимаются медиками с трудом. Один из наших сотрудников уехал в Америку и там уже шесть лет пытается "пристроить" наши приборы по ранней диагностике рака. Даже в США нет ничего подобного, но приходится преодолевать огромные трудности, чтобы доказать эффективность их использования. Мы работаем со многими медицинскими организациями в разных странах мира. Убежден, что в конце концов добьемся своего: капля камень долбит. Некоторые приборы уже широко используются. Мы сделали браслет для машиниста. Если он начинает засыпать, то тот подает сигнал. И световой, и звуковой. В том случае, если человек не просыпается, то прибор дает команду на экстренное торможение. Наши приборы используются на всех железных дорогах.

Из официальной справки: "Генерация электромагнитных колебаний. Исследования по данному научному направлению охватывает широкий круг вопросов, наиболее значительными из которых являются:

— генерация больших мощностей с помощью релятивистских многоволновых генераторов, взрывомагнитных генераторов, мощных оротронов, сильноточных электрооптических систем и др…

— разработаны и исследованы твердотельные источники СВЧ колебаний, в том числе выявлены возможности создания генераторов излучения в коротковолновой части миллиметрового диапазона на основе лавинно-пролетных диодов и диодов Ганна…"

— К сожалению, пока не видно крупных проектов. Таких, чтобы весь институт был задействован. Отдельные группы исследователей работают эффективно, но хотелось бы, чтобы они объединились, вместе работали над какой-то большой и очень важной программой. Такие проблемы должно ставить государство.

— Из вашего кабинета виден Кремль. Я знаю, что вы принимали участие во всех встречах с президентом. Ваши впечатления от них?

— Я встречался со всеми нашими президентами — Горбачевым, Ельциным и Путиным. Я был народным депутатом. Мне было прямое поручение от Горбачева сделать в Кремле машину для голосования. Оказалось, что это самая большая в мире машина.

— Это ваш реальный вклад в демократию?

— Потом я вступил в Межрегиональную депутатскую группу. Там были вожди — Ельцин, Афанасьев, Попов и еще два-три человека. Потом из "Межрегионалки" мы вышли и перешли к Вольскому, к промышленникам. Туда мы были по профессии да и по интересам своим ближе. Здесь я и закончил свою политическую карьеру… Был в Комитете по связи. Провел первый у нас тендер по сотовым телефонам. Была создана программа по телефонизации страны. Потом поднял вторую проблему — применение волоконной оптики. И, наконец, использование спутниковой связи. В 90-м году я выступал в Лондоне. Там я сказал, что развитие сотовых телефонов в России будет идти быстрее, чем во всем мире. Почему? А у нас 70 процентов деревни не телефонизировано, и тут огромные возможности именно для сотовых телефонов… Ну, а после августа 91-го я уже в политику не вернулся.

— Было ли моральное удовлетворение от того, что ею занимались?

— Безусловно. К сожалению, лучших людей отстранили от власти…

— Что вы имеете в виду?

— При выборах в Верховный Совет СССР в 1989 году отбор был жесткий. Приблизительно 15 человек претендовало на одно место. Победили, бесспорно, лучшие. Но те, кто был побежден, потом попали в Верховный Совет России. И когда СССР не стало, то они своих бывших конкурентов, тех, кто их победил, принципиально никуда не пускали… Из-за этого было допущено ряд стратегических ошибок. Особенно по развитию отечественной промышленности.

— Пример, пожалуйста.

— Производство телевизоров. Было распоряжение выпускать только ту продукцию, которая превосходит импортную. Это абсолютно неправильный подход. Та же Япония возрождалась иначе. Они брали лицензию в Америке, начинали выпускать свои телевизоры. Ясно, что поначалу они были хуже. Но если рядовой японец покупал свою продукцию, то он освобождался от подоходного налога. Естественно, японцы предпочитали покупать свое, и тем самым они стимулировали развитие отечественной промышленности. Это пример умного, рационального подхода в управлении. Разве наши руководители могут привести хотя бы один подобный пример?! Ответил я на вопрос об отношении к президентам?

— Мне кажется, что да… Рядом с фотографией, где Путин вручает орден, стоит еще одна. По-моему, она сделана в Стокгольме сразу после вручения Нобелевской премии Жоресу Ивановичу Алферову. Я знаю, что он пригласил вас с собой.

— Это была замечательная поездка! Я сидел в зале и был счастлив. Жорес, действительно, гениальный человек, и он мой друг… Человеку, который сделал что-то великое, казалось бы, везет. Но на самом деле, везение появляется только при наряженной работе. Без нее везения не будет. При каждодневной, напряженной, многолетней работе он открыл структуру, которая в корне изменила нашу технику… У него был целенаправленный поиск, он знал, что надо найти. Да, это был поиск иголки в стоге сена, но он закончился успехом. Я считаю, что открытие Жореса намного выше большинства работ, за которые присуждались Нобелевские премии. Пожалуй, можно выстроить такой ряд: открытие полупроводников, потом лазеры и вот теперь гетероструктуры. Пройдет совсем немного времени, и все лампы, которые горят вокруг нас, исчезнут. Изменится все освещение человечества — вот что такое открытие Алферова!

Из официальной справки: "Об уровне исследовательских работ коллектива ИРЭ свидетельствует тот факт, что его сотрудникам присуждено две Ленинских премии и более тридцати Государственных… Среди высших достижений Академии наук России ежегодно отмечается несколько работ Института радиотехники и электроники РАН, которые не только соответствуют мировому уровню, но и являются пионерскими…"

…Мы попрощались с академиком Ю. В. Гуляевым. Я вышел в коридор. И в это время по громкой связи передали такую информацию: "После 13 часов в кассе будет выдаваться стипендия молодым и выдающимся ученым". Вдруг я вспомнил о том, что не спросил академика о смене, о молодежи в науке. Вернуться и задать этот вопрос? Впрочем, объявление по институту говорит само за себя: молодых и выдающихся здесь хватает, если их приходится вызывать их за стипендией по радио…