ЯДЕРНОЕ ОРУЖИЕ: ОТ СТАЛИНА ДО ПУТИНА
15.03.2019
Источник: Правда.ру, 15.03.19
Владимир Губарев
70
лет назад — 29 августа 1949 года — была испытана первая советская атомная
бомба. Это событие коренным образом изменило ход человеческой цивилизации. В
декабре 2019 года триумфальный полет "Авангарда" — принципиально
нового ядерного оружия — стал своеобразным финишем "Атомного проекта СССР
и России".
Фундаментальный
труд нашего автора писателя Владимира Губарева "Ядерное оружие: от Сталина
до Путина" рассказывает о нелегком пути, который пролег между этими
событиями. Автор встречался с великими учеными страны, бывал в закрытых
городах, присутствовал при уникальных экспериментах и испытаниях. Многие
страницы "Атомного проекта" открываются впервые. Фрагменты этой
уникальной книги "Правда.Ру" предлагает читателю.
О
бомбе — впервые!
Науку
власть упрекала всегда в одном, мол, нет никакого выхода в практику. Подобные
обвинения приводили к многочисленным трагедиям, особенно в 30-е годы, когда
ученым приходилось менять свои кабинеты и лаборатории на нары в лагерях, реже —
в "шарашках".
Сгустились
тучи и над А. Ф. Иоффе.
Академик
Н. И. Вавилов в генетике и биологии, академик В. И. Вернадский в науках о
Земле, академик А. Ф. Иоффе в физике, — вот три кита, на которых держалась
тогда академическая наука.
Николай
Иванович Вавилов уже был арестован, и, казалось бы, наступила очередь Абрама
Федоровича Иоффе.
Ленинградский
Физико-технический институт и его директора начали упрекать "в отрыве от
жизни". Первым на его защиту бросился начальник лаборатории А. П.
Александров. Пожалуй, это был единственный человек, который тогда мог сказать:
"Мы спасаем наш флот!" Кстати, возразить против такого утверждения
никто не мог: научные сотрудники под руководством Александрова разработали
метод размагничивания боевых кораблей, а именно с помощью магнитных мин немцы
намеревались нанести главный удар по нашему военно-морскому флоту.
Через
несколько месяцев грянет война. Естественно, все претензии к Ленинградскому
физтеху и академику А. Ф. Иоффе сразу же будут отметены, так как ни один из
кораблей, размагниченных группой Александрова, не погибнет. А он сам побывает
не только на Балтике, но и на Черном море, на Волге. Чтобы проиллюстрировать,
как ему приходилось работать в это время, привожу свидетельство очевидца
мичмана Василия Кабанова:
"Гитлеровцы
с воздуха ставили сотни мин разных классов на Волге: гидроакустические, фотоэлементные
и ударные. И вот в один из августовских дней 1942 года магнитоакустическая мина
оказалась на левом берегу Волги. Мы шли на катере с Анатолием Петровичем в
Красноармейск. Он увидел эту мину и приказал мне подойти к берегу. Вышел на
берег, а мне приказал уйти в безопасное место. Я наблюдал за происходящим.
Анатолий Петрович осторожно осмотрел мину и приступил к ее разборке. Примерно
через час мина была на борту катера. Этот героический поступок я вспоминал и
раньше, но он заслуживает внимания и сейчас, хотя прошло много лет. Потому что
в сотни килограммов смертоносный груз был обезврежен ученым…"
Но
вернемся назад. Итак, в канун войны от А. Ф. Иоффе потребовали план работ по
помощи Армии и Флоту. Он был представлен власти. И рядом с размагничиванием
кораблей, созданием новых взрывчатых веществ (эти занимался Ю. Б. Харитон) было
записано: "Работы по атомной бомбе". Эти исследования вел профессор
И. В. Курчатов. Однако с первыми залпами войны ему пришлось прервать их, так
как надо было помогать А. П. Александрову.
Разведка
начинает "дробить атом"
Этот
документ, хранящийся шестьдесят лет в самых труднодоступных помещениях
сверхсекретных архивов, официально называется так: "Письмо №1 по
"ХУ" от 27.1.1941 г."
"ХУ"
— икс, игрек — кодовое обозначение научно-технической разведки.
Оперативное
письмо №1 было направлено 27 января 1941 года "Геннадию" от
"Виктора" и в нем впервые упоминается "уран-235". Так что
эту дату можно считать началом "эпохи атомного шпионажа".
Оперативное
письмо четко ставило задачи для разведчиков в Америке, оно охватывало все области
науки и техники, которые не только представляли интерес для обороны, но могли
открывать новые направления. Именно поэтому значилось:
"30.
О уране-235.
В
шанхайской газете "Норс Чайна Дейли Ньюс" от 26.6.40 г. была помещена
статья о работе, проводимой физическим отделением Колумбийского университета
(Нью-Йорк", по получению нового вещества, обладающего громадной энергий,
превышающей энергию угля в несколько миллионов раз, это вещество названо
"U-235". О первых результатах этой работы было напечатано в официальном
органе американских физиков — в "Физикел ревью".
В
конце февраля прошлого года в университете Минезоты (имеется в виду Миннесота —
В. Г) под наблюдением проф. Альфреда О. Ниера это вещество в минимальных
количествах было якобы получено в чистом виде и испытано при помощи
колумбийского 150-тонного циклотрона (установка для дробления атома в
Колумбийском университете… Испытания дали положительный результат и
стимулировали дальнейшие усилия в этой работе.
Данной
проблемой много занимаются и советские физики и, по-видимому, эта проблема реальна…"
Любопытно,
что наши разведчики не только внимательно следят за уровнем науки и техники в
Америке и других странах, но и тщательно изучают прессу всего мира. Не появись
небольшая заметка в шанхайской газете об открытии нового вещества, возможно,
уран-235 не привлек бы внимания тогда — а наши физики еще не думали, что
разведку можно использовать для их дела весьма эффективно. Осознание этого
пришло гораздо позже.
Впрочем,
вновь обратимся к документам, составляющим основу "Атомного проекта
СССР".
Их
количество резко увеличивается как только начинается война. В срочном порядке
эвакуируются из Ленинграда физические институты, уже 22 июня принимается
решение о вывозе на Урал "Фонда радия", ученые включаются в работу на
нужды фронта. Но тем не менее об уране они не забывают, точно так же, как и
разведчики.
В
конце сентября 1941 года в Москве становится известно о "Совещании
Комитета по урану" в Англии. На основании информации разведчиков готовится
"Справка на № 6881/1065 от 25.1Х.41 г. из Лондона". В ней, в частности,
говорится:
"Вадим"
передает сообщение "Листа" о состоявшемся 16.1Х.41 г. совещании
Комитета по урану. Председателем совещания был "Босс"…
"На
совещании было сообщено следующее.
Урановая
бомба вполне может быть разработана в течение двух лет, в особенности, если
фирму "Империал Кемикал Индастриес" обяжут сделать ее в наиболее
сокращенные сроки.
Представитель
Вульвичского арсенала С. Фергюссон заявил, что запал бомбы может быть сконструирован
в течение нескольких месяцев… В ближайшее время намечается проведение опытов по
достижению наибольшей эффективности взрыва определением плотности нейтронов в
промежутке между соседними массами U-235.
3
месяца тому назад фирме "Метрополитен Виккерс" был выдан заказ на
конструирование 20-ступенчатого аппарата, но разрешение на это было дано только
недавно. Намечается обеспечение выполнение этого заказа в порядке 1-й очереди.
Фирма
"Империал Кемикал Индастриес" имеет договор на получение
гексафторурана, но производство его фирма еще не начала. Не так давно в США был
выдан патент на более простой процесс производства с использованием нитрата
урана.
На
совещании было сообщено, что сведения о лучшем типе диффузионных мембран можно
получить в США.
Комитетом
начальников штабов на своем совещании, состоявшемся 20.1Х.41 г., было вынесено
решение о немедленном начале строительства в Англии завода для изготовления
урановых бомб.
"Вадим"
просит оценку материалов "Листа" по урану".
Через
несколько дней поступает новое сообщение от "Вадима". Это более
детальный доклад о том, что происходило на совещании Комитета по урану. Тут и
величина критической массы — "от 10 до 43 кг", и информации о
получении 3 кг гексафторурана, и детали проекта сепарационного завода, и
некоторые особенности конструкции мембран. А заключение такое:
"…
помимо огромного разрушительного эффекта урановой бомбы, воздух на месте ее
взрыва будет насыщен радиоактивными частицами, способными умерщвлять все живое,
что попадает под действие этих частиц".
Чиновники
НКВД понимают, что в их распоряжении оказался уникальный материал. И в недрах
4-го спецотдела готовится "Записка" наркому Л. П. Берии.
…
Любопытно, это был единственный документ, где фамилия "Берия"
склонялась. Как только "Записка" попала на стол Лаврентия Павловича,
тот недовольно хмыкнул… и с тех пор в НКВД самым тщательным образом следили,
чтобы фамилия наркома писалась так, как он хотел…
В
"Записке" отмечается:
"Присланные
из Англии совершенно секретные материалы Британского правительства, касающиеся
работ английских ученых в области использования атомной энергии урана для
военных целей, содержат два доклада Научно-совещательного комитета при
Английском комитете обороны по вопросу атомной энергии урана и переписку по
этому же вопросу между руководящими работниками комитета.
Судя
по этим материалам, в Англии уделяется большое внимание проблеме использования
атомной энергии урана для военных целей… В частности, из материалов видно, что
английскими учеными на основе расчетов выбран оптимальный вес урановой бомбы,
равный 10 кг; прорабатываются вопросы, связанные с выбором типа аппаратуры,
пригодной для изготовления взрывчатого вещества, и произведены примерные
расчеты стоимости постройки завода урановых бомб…
На
основе изучения присланных материалов можно сделать следующие выводы:
1.Материалы
представляют безусловный интерес как свидетельство большой работы, проводимой в
Англии в области использования атомной энергии урана для военных целей.
2.
Наличие только имеющихся материалов не позволяет сделать заключение о том,
насколько практически реальны и осуществимы различные способы использования
атомной энергии, о которых сообщается в материалах…"
Берия
получил "Записку" и тут же распорядился подготовить письмо И. В.
Сталину. Однако так и неизвестно, попало ли оно ему или Берия пока попридержал
письмо у себя. Ведь ситуация в стране была катастрофическая: паника в Москве,
немецкие танки совсем рядом, а тут какая-то урановая бомба. Возможно, Берия
просто рассказал Сталину об информации из Лондона, но тот отмахнулся, мол, есть
дела поважнее.
В
марте 1942 года из Москвы в Лондон и Нью-Йорк резидентам идут оперативные
письма, в которых четко обозначены направления работы в области
научно-технической разведки.
В
Лондон, А. В. Горскому:
"По
линии техники перед нами сейчас стоит большая необходимость в получении как
информации, так и конкретных материалов по проводимым в Вашей стране работам в
области: 1) военной химии — отравляющим веществам и защите от них; 2)
бактериологии — изысканиям новых бактериологических средств нападения и защиты;
3) проблемам урана-235 и 4) новым взрывчатым веществам.
Всем
этим вопросам сейчас уделяется исключительное внимание и в Вашей стране
необходимо максимальное усилие для освещения этих вопросов…"
В
Нью-Йорк, "Максиму":
"Обстановка
настоящего времени настоятельно требует мобилизации всех имеющихся у нас возможностей
для развертывания разведывательной работы в разрезе заданий, данных в п. №4
(1941 г.) и др. Указаний и, особенно, по химии ОВ, защите от ОВ, вопросам
бактериологии и проблеме урана-235…
Над
проблемой получения урана-235 и использования его как взрывчатого вещества для
изготовления бомб огромной разрушительной силы в настоящее время очень усиленно
работают в Англии, Германии и США и, по-видимому, проблема довольно близка к ее
практическому разрешению. Этой проблемой нам необходимо заняться со всей
серьезностью…"
В
Академии наук еще ничего не знают о тех материалах, которые получает разведка.
И архив "Атомного проекта СССР" хранит любопытный диалог между
Академией и 2-м Управлением ГРУ Генштаба Красной армии.
В
Главном разведывательном управлении уверены, что в Академии хорошо осведомлены
об использовании за рубежом ядерной энергии в военных целях, и руководство ГРУ
просит проинформировать их: "имеет ли в настоящее время эта проблема
реальную основу для практической разработки вопросов использования
внутриядерной энергии, выделяющейся при цепной реакции урана".
Руководство
разведки можно понять — появилось сомнение, а не проводит ли противник (хоть мы
и были союзниками, но по-прежнему спецслужбы США и Англии считались
"противниками") мощную "игру", в которой А-бомба всего лишь
удачная "приманка"?!
Сомнения
в достоверности информации, получаемой из-за рубежа, оставались всегда, в том
числе и в тех случаях, когда Курчатов и его ближайшие соратники давали очень
высокую оценку получаемой информации. Но это будет чуть позже, а сейчас
руководители ГРУ запрашивают спецотдел АН СССР о том, реальна ли урановая бомба
или нет.
Им
отвечает академик В. Г. Хлопин:
"…сообщаем,
что Академия наук не располагает никакими данными о ходе работ в заграничных
лабораториях по проблеме использования внутриатомной энергии, освобождающейся
при делении урана. Мало того, за последний год в научной литературе, поскольку
она нам доступна, почти совершенно не публикуются работы, связанные с решением
этой проблемы. Это обстоятельство единственно, как мне кажется, дает основание
думать, что соответствующим работам придается значение и они проводятся в
секретном порядке…
Если
Разведывательное управление располагает какими-либо данными о работах по
проблеме использования внутриатомной энергии урана в каких-нибудь институтах
или лабораториях за границей, то мы просили бы сообщать эти данные в спецотдел
АН СССР".
ГРУ
вскоре направляет материалы из Лондона на имя С. В. Кафтанова, который
возглавлял Комитет по делам высшей школы. Всего было несколько
"партий" документов. В первой -17 августа 1942 года — 138 листов, во
второй — 24 августа — 17 листов, в третьей — 25 августа -122 листа и в
четвертой — 2 сентября 1942 года — 11 листов.
В
ноябре со всеми этими материалами знакомится Игорь Васильевич Курчатов. Так
устанавливается прямая связь между атомными лабораториями США и СССР. Правда,
это был "мост с односторонним движением", и его роль играла советская
разведка.
Сталин
интересуется ураном
Надо
отдать должное Сталину — интуиция у него хорошая: как только положение на
фронте стабилизировалось, он познакомился с теми материалами по урановой бомбе,
которые были в распоряжении НКВД. Возможно, во время одного из ночных застолий
об урановой бомбе ему рассказал Берия. Теперь об этом точно узнать невозможно,
но в сентябре 1942 года были приняты решения, которые по сути дела стали
началом "Атомного проекта СССР". Это было Распоряжение Государственного
комитета обороны " Об организации работ по урану" № 2352сс.
Историки
чаще всего ссылаются на письмо Г. Н.Флерова, адресованное И. В. Сталину, в
котором выдающийся физик утверждал, что на Западе идет работа над А-бомбой.
Безусловно, обращение ученого, наверное, сыграло свою роль, но не следует
забывать, что к этому времени в правительстве был накоплен огромный материал по
урановой бомбе: это были документы из Академии наук, от разведки, письма
крупных ученых.
27
сентября 1942 года заместитель председателя ГКО В. М. Молотов вносит Сталину
Записку по возобновлению работ в области использования атомной энергии. Это был
проект распоряжения ГКО "Об организации работ по урану".
В
Записке отмечается:
"Академия
наук, которой эта работа поручается, обязана к 1 апреля 1943 г. представить в
Государственный комитет обороны доклад о возможности создания урановой бомбы
или уранового топлива".
На
следующий день 28 сентября 1942 г. выходит Распоряжение ГКО №2352 сс "Об
организации работ по урану". В нем предусматривается создание специальной
лаборатории (в 1943 году она получит название "Лаборатория №2", и
именно с нее начнется известная история "Атомного проекта"),
разработка методов центрифугирования и термодиффузии урана-235, выделение 6
тонн сталей разных марок, цветных металлов, двух токарных станков, 30 тысяч
рублей на закупку за границей аппаратуры и химикатов, а также выделение в
Казани "помещение площадью 500 кв. м для размещения лаборатории атомного
ядра и жилую площадь для 10 научных сотрудников".
Почему-то
на этом документе подпись Сталина отсутствует. Впрочем, Председатель ГКО иногда
ставил ее на папке, где собиралось за день много документов.
Однако
выполнение этого Распоряжения ГКО шло вяло, особого значения ему не
придавалось, хотя, бесспорно, высшее руководство страны весьма внимательно
присматривалось к тому, что делается в Америке. Благо, информация оттуда шла
регулярно.
Сомнения
о возможности создания А-бомбы оставались. Их отчасти поддерживал и Игорь Васильевич
Курчатов. В своем докладе ГКО о цепной реакции он отмечает: "в
определенных условиях лавинный процесс будет развиваться и может закончиться
взрывом исключительной силы", но сомнения все-таки остаются. Ученый
подчеркивает, что отсутствие экспериментальной базы не позволяет проверить
достоверность полученной из-за рубежа разведывательной информации.
Но
разведка продолжала поставлять все новые материалы. В частности, из Англии
приходит не только достоверная, но и пугающая информация. Разведчики
информируют:
"Изучение
материалов по разработке проблемы урана для военных целей в Англии приводит к
следующим выводам:
Верховное
военное командование Англии считает принципиально решенным вопрос практического
использования атомной энергии урана (урана-235) для военных целей.
Английский
Военный кабинет занимается вопросом принципиального решения об организации
производства урановых бомб.
Урановый
комитет английского Военного кабинета разработал предварительную теоретическую
часть для проектирования и постройки завода по изготовлению урановых бомб.
Усилия
и возможности наиболее крупных ученых, научно-исследовательских организаций и
крупных фирм Англии объединены и направлены на разработку проблемы урана-235,
которая особо засекречена".
В.
М. Молотов поручает И. В. Курчатову ознакомиться с материалами разведки и дать
свое заключение. И теперь уже Игорь Васильевич четко определяет программу
работ:
"1.
В исследованиях проблемы урана советская наука значительно отстала от науки
Англии и Америки и располагает в данное время несравненно меньшей материальной
базой для производства экспериментальных работ.
2.
В СССР проблема урана разрабатывается менее интенсивно, а в Англии и Америке —
более интенсивно, чем в довоенное время.
3.
Масштаб проведенных Англией и Америкой в 1941 году работ больше намеченного
постановлением ГКО Союза ССР на 1943 г.
4.
Имеющиеся в распоряжении материалы недостаточны, для того чтобы можно было
считать практически осуществимой задачу производства урановых бомб, хотя почти
не остается сомнений, что совершенно определенный вывод в этом направлении
сделан за рубежом.
Ввиду
того, однако, что получение определенных сведений об этом выводе связано с
громадными, а, может быть, и непреодолимыми затруднениями; и ввиду того, что
возможность введения в войну такого страшного оружия, как урановая бомба, не
исключена, представляется необходимым широко развернуть в СССР работы по
проблеме урана и привлечь к ее решению наиболее квалифицированные научные и
научно-технические силы Советского Союза. Помимо тех ученых, которые уже
занимаются ураном, представлялось бы желательным участие в работе:
проф.
Алиханова и его группы,
проф.
Харитона Ю. Б. и Зельдовича,
проф.
Кикоина И. К.
проф.
Александрова А. П. и его группы,
проф.
Шальникова А. И.
Для
руководства этой сложной и громадной трудности задачей представляется
необходимым учредить при ГКО Союза ССР под Вашим председательством специальный
комитет, представителями науки в котором могли бы быть акад. Иоффе А. Ф. акад.
Капица П. Л. и акад. Семенов Н. Н."
К
сожалению, мнение И. В. Курчатова было учтено лишь отчасти: Спецкомитет при ГКО
был создан только после взрывов А-бомб в Хиросиме и Нагасаки. Впрочем, это уже другая
страница истории. А в конце 1942 года ситуация на фронтах Великой Отечественной
еще оставалась очень тяжелой, и Сталина, которому Молотов направил доклад
Курчатова, в первую очередь волновало то оружие, которое могло появиться в
ближайшее время, то есть через месяцы… Но тем не менее несколько распоряжений
ГКО было принято, они касались как создания лабораторий и установок, так и
добычи урана.
1942-й
год стал своеобразным рубежом в истории создания ядерного оружия. В Прологе
"Атомного проекта" была поставлена точка. Уже с января 1943-го
начинает разворачиваться первый акт драмы, которая будет называться в США
"Манхэттенским проектом", а у нас "Атомным проектом".
Ощущения того времени очень точно передал великий Вернадский, который написал в
ноябре 42-го:
"Необходимо
серьезно и широко поставить разработку атомной энергии актин-урана. Для этого
Урановая комиссия должна быть реорганизована и превращена в гибкую организацию,
которая должна иметь две основных задачи. Во первых — быстрое нахождение богатых
урановых руд в нашей стране, что вполне возможно. И во-вторых — быструю добычу
из них нескольких килограммов актин-урана, над которыми могут быть проделаны
новые опыты в аспекте их прикладного значения. Мы должны быстро решить вопрос,
стоим ли мы, как я и некоторые другие геохимики и физики думают, перед новой
эрой человечества — эрой использования новой формы атомной энергии или нет.
Ввиду
тех огромных разрушений народного богатства и народного труда фашистскими
варварами мы должны быстро выяснить, насколько это действительно удобно и
реально использование этой формы атомной энергии".
Лейтенант
"учит" Сталина
Есть
один миф Атомного проекта, о котором написаны не только многочисленные статьи,
но и даже книги. Я имею в виду письмо лейтенанта Г. Н. Флерова Сталину, в
котором он якобы утверждает, что на Западе начинает создаваться атомная бомба
огромной разрушительной силы и нам необходимо этим заняться.
Сталин
прочитал письмо лейтенанта с фронта и отдал распоряжение немедленно продолжить
работы по урану, которые были прерваны войной. И поручил это дело И. В.
Курчатову.
Так
гласит легенда.
На
самом деле все было иначе.
В
конце 1941 года, призванный в армию физик, учился на курсах при
Военно-воздушной академии в Йошкар-Оле. Ему удалось уговорить командование
отпустить его в Казань, где находился тогда Ленинградский физико-технический
институт. Там Флеров выступил с докладом, в котором он предложил начать работу
над атомной бомбой. К сожалению, коллеги не оценили его доклад по достоинству,
предложение Флерова принято не было. После семинара он направил письмо И. В.
Курчатову, которого тогда в Казани уже не было. В этом письме Флеров нарисовал
схему атомной бомбы. Это был железный ствол длиной 5 -10 метров, в который с
большой скоростью вдвигалась сферическая сборка.
Г.Н.
Флеров писал:
"Для
того чтобы реакция началась, необходимо, чтобы урановая бомба была бы быстро
вдвинута в ствол…, и при первом же шальном нейтроне (космическом или земном)
начнет развиваться лавина, в результате чего бомба взорвется".
Через
два года оценивая материалы, полученные разведкой, И. В. Курчатов отметит:
"Уран
должен быть разделен на две части, которые в момент взрыва должны с большой
относительной скоростью быть сближены друг с другом. Этот способ приведения
урановой бомбы в действие рассматривается в материале и для советских физиков
также не является новым. Аналогичный прием был предложен нашим физиком Г. Н.
Флеровым; им была рассчитана необходимая скорость сближения обеих половин
бомбы, причем полученные результаты хорошо согласуются с приведенными
материалами…"
Но
эта оценка предложенной Флеровым схемы прозвучит лишь через два года, а пока
идет 41-й — трагический год для нашей страны.
Лейтенант
Флеров в декабре 1941 года обращается в Государственный комитет обороны, оттуда
его письмо пересылают С. В. Кафтанову, председателю Комитету по высшей школе
при Совете Народных комиссаров, которому было поручено координировать
предложения ученых по новым типам вооружения.
В
конце своего обращения Флеров подчеркивает:
"История
делается сейчас на полях сражений, но не нужно забывать, что наука, толкающая
технику, вооружается в научно-исследовательских лабораториях, нужно все время
помнить, что государство, первое осуществившее ядерную бомбу, сможет диктовать
всему миру свои условия. И сейчас единственное, чем мы можем искупить свою
ошибку (полугодовое безделье), — это возобновление работ и проведение их в еще
большем масштабе, чем было до войны".
Кафтанов
не мог не прислушаться к мнению ученого, о работах которого он знал. Да и
информация от разведчиков у него уже была. Он консультируется с А. Ф. Иоффе, и
тот рекомендует информировать о ситуации высшее руководство страны.
28
сентября 1942 года по распоряжению ГКО А. Ф. Иоффе назначается ответственным за
возобновление работа по урану. Однако он настаивает на том, что во главе был
назначен И. В. Курчатов.
11
февраля 1943 года выходит новое распоряжение ГКО, в котором записано:
"Научное
руководство работами по урану возложить на профессора Курчатова И. В."
Игорь
Васильевич прекрасно знал всех, кто занимался до войны ядром. Он начал
привлекать к Атомному проекту наиболее талантливых физиков. Естественно, одним
из первых он призвал в свои ряды Г. Н. Флерова.
Вместе
с К. А. Петржаком Флеров в канун войны проводит серию уникальных экспериментов
по спонтанному делению ядер. Эти работы сегодня являются хрестоматийными, но в
то время оценить их могли только специалисты. Флеров и Петржак не входили в
число тех ученых, которые "бронировались" от фронта, а потому они
попали в Действующую армию. "Защитить" ученых могла бы Сталинская
премия, на которую их выдвинула Академия наук. Однако премия не была
присуждена. Тогда зашла речь о повторном выдвижении… И тут активную роль играет
Курчатов. Переписка с ним Флерова сохранилась.
17
февраля 1942 года Флеров пишет Игорю Васильевичу:
"Засыпал
Вас письмами. Их количество — показатель моей не слишком большой занятости, сумбурное
же содержание показывает, что все еще серьезно отношусь к своей прежней научной
"деятельности", считая свою работу сейчас временным и не слишком
целесообразным явлением…
Я
недавно посылал письмо т. Кафтанову — просил разрешить нам заниматься ураном… Я
буду ждать ответа тов. Кафтанова еще 10 дней, после чего буду писать еще одно
письмо в Москву же. Может быть это самогипноз, но сейчас убежден, что уран,
если и будет использован, то только для мгновенных цепных реакций, причем
опасность этого действительно реальна, запал может быть легко осуществлен с
внутренней постановкой опыта. Конечно, еще далеко не ясно, получится у нас
что-нибудь или нет, но работать, во всяком случае, необходимо".
Курчатов
добивается, чтобы Комиссия при СНК СССР по освобождению и отсрочкам призыва (а
только она в годы войны освобождала от службы в Действующей армии) отозвала Г.
Н. Флерова с фронта. Это было сделано. Однако отсрочка ученому давалась только
на 1942 год.
И
тогда в судьбу Флерова вмешивается его учитель академик А. Ф. Иоффе.
В
одном из своих писем Флеров довольно резко высказывается об академике Иоффе,
считая, что именно он повинен в приостановке работ по урану. Абрам Федорович
знает об этом, но по просьбе Курчатова как вице-президент АН СССР обращается к
С. В. Кафтанову:
"…Г.Н.
Флеров (выдвинутый в 1940 году кандидатом на премию имени Сталина) является
одним из наиболее осведомленных, инициативных и талантливых работников по
проблеме урана в СССР. Я считаю поэтому необходимой демобилизацию его и
привлечение к разработке специальных научных вопросов и, в частности, проблемы
урана в СССР".
И
как приложение вице-президент посылает расчеты Флерова по урановой бомбе.
Это
обращение играет решающую роль: Флеров отозван из Армии, он приступает к работе
по "Урановому проекту". Однако Уполномоченному ГКО по науке С. В.
Кафтанову вскоре приходится еще раз помогать Флерову.
Тот
направлен в Ленинград, чтобы подготовить к отправке в Москву материалов и
оборудования из ЛФТИ. Там ученый неожиданно заболевает. Курчатов очень
встревожен, и об этом свидетельствует его письмо Кафтанову:
"Сообщаю
Вам, что 23 декабря 1942 г. в Казани на имя академика Иоффе А. Ф. получена из Ленинграда
от 10 декабря 1942 г. телеграмма о том, что Флеров Г. Н. серьезно болен.
Положение его, по полученным сведениям, весьма тяжелое. Необходимо Ваше личное
срочное вмешательство… Ваша телеграмма т. Жданову или т. Кузнецову в Ленинград
с просьбой оказать быструю и эффективную помощь т. Флерову имела бы решающее
значение…"
Будущий
академик Г. Н. Флеров был спасен.
Заканчивался
1942 год. Страшный и жестокий год Великой Отечественной войны. Он стал переломным
в истории "Атомного проекта СССР" — работы по урановой проблеме,
приостановленные с нападением фашистской Германии, возобновились.
О
том, что в Америке разворачивается "Манхэттенский проект", еще известно
не было…