Версия для печати
Вернуться к списку

Кандидаты от власти

Об особенностях национальной охоты за научными лаврами в интервью «Итогам» рассказывает председатель Высшей аттестационной комиссии Министерства образования и науки РФ академик РАН Михаил Кирпичников.

— Михаил Петрович, уличение в плагиате при подготовке диссертации стоило должности министру обороны Германии. На ваш взгляд, есть в России почва для подобного скандала?

— Откровенно говоря, не думаю, что у нас обвинение в плагиате могло бы привести к отставке чиновника. Наша ментальность все-таки иная. Но факт отсутствия таких скандалов свидетельствует в числе прочего и об эффективности системы аттестации: подобные ситуации отрабатываются нами на более ранних этапах.

— Позвольте в этом усомниться.

— Не стану утверждать, что мы выявляем 100 процентов липовых диссертаций. Но, думаю, невыявленная липа является сегодня все-таки исключением, а не правилом. Так было, впрочем, не всегда. До 2006 года, когда в ВАК пришла наша команда, количество защит возрастало на 15 процентов в год. В итоге мы имели ежегодно столько же защищенных диссертаций, сколько во всем Советском Союзе на момент его распада: порядка 35 тысяч. При том что ученых стало в 3,5 раза меньше. Главной причиной я считаю катастрофическое падение требовательности. Дошло до того, что в качестве диссертаций стали защищаться ведомственные инструкции и проекты законов... Словом, пять лет назад перед нами была поставлена задача: навести порядок.

— Она выполнена?

— Определенные сдвиги налицо. В 2008 году впервые не наблюдалось роста числа защит. А в 2009—2010 годах произошло 20-процентное снижение. Сегодня ежегодно защищается порядка 27 тысяч диссертаций (включая три с небольшим тысячи докторских). Отклоняется порядка трех процентов работ — 1000—1200 в год. Около 300 из них — по причине недобросовестности авторов.

— Плагиат?

— В том числе. Но плагиат в чистом виде довольно редкое явление. Если в текст внесены хотя бы минимальные изменения, доказать факт заимствования очень сложно. Гораздо чаще встречается другое: разговор с соискателем на экспертном совете обнаруживает его недопустимо низкую квалификацию. Сразу становится ясно: работу писал кто-то другой.

— Каков приток в науку людей из высоких кабинетов?

— Не могу привести статистику конкретно по чиновникам: у нас они входят в одну группу с депутатами, бизнесменами и прочими лицами, для которых научная деятельность не является основной. В 2005 году на эту категорию приходилось 10—12 процентов защит. Сегодня доля таких диссертантов составляет 3—4 процента.

— За счет чего удалось добиться этого «пике»?

— За счет повышения требований — и к работам, и к самим соискателям. Все представители «группы риска», в том числе чиновники, в обязательном порядке приглашаются на экспертный совет, где происходит детальное разбирательство: достаточно ли человек компетентен, чтобы не сомневаться в его авторстве. Кроме того, в 2006 году мы приостановили практику создания разовых советов — под конкретную диссертацию. Немалую роль сыграло также решение, обязывающее соискателей вывешивать в Интернете авторефераты своих работ — ситуация стала на порядок более прозрачной. Образно говоря, для тех, кто предпочитает легкие пути, вместо зеленого был зажжен красный — или как минимум желтый — свет.

— А может, вместо светофора стоит поставить шлагбаум?

— То есть вообще запретить чиновникам писать диссертации? Но занятие творческой деятельностью — законное право любого гражданина. Кстати, подобный запрет существовал какое-то время в советский период. Но даже тогда его сочли дискриминационным.

— Сложно соблюсти объективность, если соискатель обладает властью над теми, кто его оценивает.

— Вообще-то чиновнику запрещено защищаться в тех организациях, которые находятся в его подчинении. Но понятно, что влияние многих ВИП-персон редко ограничивается этими рамками. Так что вы правы: проблема есть. Некоторое время назад обсуждалось интересное предложение: создать институт специальных диссертационных советов — для соискателей, не имеющих отношения к науке. Взяли бы, скажем, соответствующий диссертационный совет Санкт-Петербургского госуниверситета и направляли туда защищаться всех юристов в чинах. А чиновников-экономистов — в Высшую школу экономики.

— Идея нашла поддержку?

— На словах все поддерживают. Но реализовано это будет, похоже, не скоро. Впрочем, и это не панацея. Подход должен быть системным. И первой в числе мер я бы назвал публичную ответственность. «Большие люди» очень боятся попасть сегодня под огонь журналистской критики. Однако не следует упрощать ситуацию и видеть в любом чиновнике или парламентарии жулика, стремящегося пробраться в науку через черный ход. Разные бывают случаи. Возьмем, например, Игоря Алексеевича Рогачева, одного из крупнейших наших китаистов. Он был замминистра иностранных дел, долгие годы работал послом в Китае, сейчас — член Совета Федерации. Или Дмитрия Рогозина, постпреда России при НАТО, защитившего докторскую по философским аспектам безопасности — одну из лучших в области философии за последние годы. Или Георгия Вилинбахова, нашего главного герольдмейстера и авторитетнейшего историка... У меня нет никаких сомнений, что все это блестящие исследователи.

— Не так давно кандидатом экономических наук стал известный молодой руководитель одной северокавказской республики. Здесь у вас тоже нет сомнений?

— Понимаю, кого вы имеете в виду. Обстоятельства сложились так, что он не был вызван на экспертный совет... Но это единственный случай, когда нам не удалось соблюсти это правило. Исключения не было сделано даже для Сергея Нарышкина, главы администрации президента. Хотя, честно скажу, определенные колебания в связи с этим в ВАК были: некоторые коллеги посчитали, что неудобно отрывать от дел столь уважаемого человека. Но в конце концов решили: необходимо вызвать. Необходимо прежде всего для самого Нарышкина. Чтобы ни у кого не было повода для сомнений.

— И как прошло собеседование?

— Я сам не присутствовал, но мне рассказывали, что была интересная дискуссия, доказавшая, что Нарышкин действительно является глубоким специалистом в той области, которой посвящена его работа.

— Как же при таком жестком подходе удалось защитить свою кандидатскую Сергею Цапку — бывшему «хозяину» станицы Кущевская?

— Все очень просто. Решение о присуждении степени кандидата наук принимает диссертационный совет, ВАК рассматривает кандидатские диссертации, только когда есть специальные вопросы. Между тем примерно за год до защиты Цапок был оформлен на работу в качестве научного сотрудника одного из ростовских вузов. Поэтому ему и удалось миновать ваковское «сито». Сама диссертация, я ее посмотрел, неплохая. Но для меня очевидно, что писал не он.

— И что дальше? Цапка лишат степени?

— Не исключено. Хотя доказать липу будет непросто. Поскольку Цапок находится под стражей, мы не можем вызвать его на экспертный совет. Тем не менее зацепка имеется: факт, очевидно, фиктивного трудоустройства Цапка в вузе. Возникают вполне понятные вопросы к коллегам из диссертационного совета. Было ли им известно о таком факте? А может быть, именно они и принимали его на «работу»? Но тогда этим сюжетом должны заняться уже право­охрани­тель­ные органы. В общем, будем раз­би­раться.

— Похоже, вы все-таки не в восторге от той системы, которую настраивали в течение последних пяти лет. Иначе не выступили бы с идеей ее радикального реформирования.

— Здесь нет никакого противоречия. Когда мы пришли в ВАК, то нарисовали для себя дорожную карту. Она не предусматривала никаких институциональных преобразований, речь шла о наведении элементарного порядка. Так вот, к середине 2010 года эта повестка оказалась полностью исчерпанной. Не хочу сказать, что мы идеальны, но в рамках существующей системы едва ли можно добиться больших улучшений. Пришло время задуматься о модернизации.

— Ваши слова: «Удерживать всю персональную аттестацию на федеральном уровне сродни профанации». Предлагаете упразднить ВАК?

— Вопрос, как говорится, интересный. Нет, я как раз за то, чтобы ВАК — либо орган с другим названием, но с похожими задачами — сохранить. Как показывает мировой опыт, структуры, занимающиеся научной аттестацией на общегосударственном уровне, существуют везде. Другой вопрос, что они играют различные роли. Какой я вижу роль ВАК? На федеральном уровне действительно невозможно проконтролировать все заявляемые работы. Чисто физически. Идея в том, что обновленная ВАК будет заниматься не десятками тысяч персональных дел, а диссертационными советами, которых у нас около трех тысяч. Плюс разработка самих принципов аттестации и разбор конфликтов. Это куда более реальная задача. Да, последнее слово в вопросе аттестации будет за диссертационным советом той организации, в которой происходит защита. Но эта организация должна отвечать за «качество» своих диссертантов. В первую очередь своей репутацией.

— Как гласит известная поговорка, стыд не дым, глаза не выест.

— Ну, во-первых, я считаю, что контроль за соискателями-чиновниками и другими гражданами, далекими от лабораторий и кафедр, должен остаться на федеральном уровне. В отношении остальных категорий контроль сверху тоже сохранится. Просто, повторяю, ВАК будет контролировать не отдельных диссертантов, а тех, кто присуждает ученые степени.

— Такой контроль вряд ли возможен без проверки работ.

— Разумеется, будут выборочные проверки. Есть и другие индикаторы. Если мы видим конвейер, если через диссертационный совет проходит сотня защит в год, не обязательно оценивать каждую из работ, чтобы понять: коллеги занимаются не наукой. Подобные случаи и сегодня, кстати, не такая уж редкость. Именно поэтому не устаю повторять: нельзя вводить новую систему одномоментно, процесс должен занять несколько лет и идти под жестким контролем федерального центра. Право выдавать дипломы о присуждении степени следует предоставлять только после того, как научная организация докажет свою состоятельность. Начать — в виде эксперимента — мы предлагаем с Московского и Санкт-Петербургского гос­университетов. Не так давно ректоры этих вузов и ваш покорный слуга подписали обращение на имя президента, в котором обосновывается эта идея. Насколько мне известно, Минобрнауки поручено подготовить свои предложения по этому вопросу. У меня нет иллюзий: борьба, судя по всему, предстоит долгая. Ну что ж, будем бороться.

— А в случае победы у нас появятся не просто доктора и кандидаты, а доктора и кандидаты МГУ и СПбГУ? А со временем — кандидаты и доктора других больших и малых российских вузов?

— Именно так. И не только вузов, но и научных организаций. У соискателя будет выбор: защищаться, условно говоря, в МГУ или в вузе, не пользующемся никаким авторитетом. Понятно, что в последнем случае сделать это будет намного проще. Но и цена такой ученой степени соответствующая.

— Так ведь и сегодня вроде бы нет проблем узнать, кто и где «остепенился».

— Да, но диплом-то все получают одинаковый. А этот документ по умолчанию гарантирует, что кандидат наук, защитившийся в мало кому известном вузе, обладает точно такими же компетенциями, что и кандидат, преодолевший ту же планку в МГУ, СПбГУ или институте РАН. Что, как правило, далеко не так... Но хочу уточнить: передача аттестации с федерального уровня на уровень диссертационных советов — далеко не единственная часть предлагаемой реформы. Кстати, если говорить о повестке дня, то первый ее пункт связан не столько с модернизацией, сколько с недопущением поворота назад. Задача номер один для нас — сохранение нынешнего общественно-государственного характера аттестационной системы: решения принимают ученые-эксперты, а государство лишь обеспечивает их деятельность.

— Так, значит, слухи — мол, ВАК скоро распустят, а все функции передадут Минобрнауки — небеспочвенны?

— Нет, думаю, такой сценарий нереален. Все-таки в прошлом году Высшая аттестационная комиссия была впервые конституирована на уровне закона. Но вслед за законом должны быть приняты подзаконные акты, в первую очередь положение о ВАК, детально прописывающее механизм аттестации. Вот вокруг этих деталей и идет борьба. Чиновники, понятно, стремятся расширить свои полномочия. Проще говоря, хотят получить право самим решать, кто достоин быть кандидатом и доктором наук, кто — нет.

— И кто же эти чиновники?

— Мне трудно назвать своих оппонентов. Открыто ведь никто не признается в желании все подгрести под себя. В любом случае у противников нынешней системы аттестации очень мощное лобби. Да, губернаторы, министры и депутаты безропотно являются на суд наших экспертных советов. Но каждый, конечно, шипит в глубине души, и это шипение явно не способствует укреплению наших позиций. По большому счету нужно, конечно, ставить вопрос о придании Высшей аттестационной комиссии надведомственного статуса. Только так можно прекратить очевидный конфликт интересов. В свое время я предлагал три варианта. Первый: ВАК должна быть подведомственна не только Минобрнауки, но также РАН и Союзу ректоров. Второй вариант: ВАК как независимая комиссия при правительстве. Третий: независимая комиссия при президенте... Я реалист: ни одна из этих схем сегодня не проходит. Однако «давление в котле» могла бы радикально снизить диверсификация аттестаций.

— Как говорится, с этого места поподробнее.

— Это составная часть той концепции, за которую я выступаю. О чем речь? Есть честолюбивые, талантливые люди, которые не занимаются научной деятельностью, но стремятся быть по достоинству оценены. И есть ряд отраслей, испытывающих потребность в иерархии, которая выделяла бы тех, кто находится на высшем профессиональном уровне. Это, например, бизнес, администрирование, культура. Я не большой любитель ссылаться на Запад, но во многих странах реализована именно такая модель. В ней чиновникам и предпринимателям совершенно не обязательно стремиться к научным лаврам. «Доктор бизнеса» или «кандидат управления» звучит ничуть не хуже, чем «доктор экономических» или «кандидат философских наук».

— И к присвоению этих степеней ВАК уже не будет иметь отношения?

— В принципе такая аттестация может быть организована и под эгидой ВАК. Но идти будет уже по своим правилам. Возможен и другой подход: в каждом цехе появятся свои, сугубо общественные структуры. Что касается, например, бизнеса, то создание системы аттестации могли бы взять на себя существующие корпоративные объединения — РСПП, Торгово-промышленная палата... Когда будут к этому готовы.

— Но наибольший престиж все равно будет у ученых степеней и званий. Так что, боюсь, народная тропа к вам не зарастет.

— Сама по себе, конечно, не зарастет. Как ученый-естественник не могу не напомнить, что основной закон, по которому живет природа, — закон возрастания энтропии. Если положиться на случайные процессы, происходящие в системе, это приведет лишь к увеличению хаоса. Чтобы уменьшить энтропию, следует приложить внешнюю работу. То же правило действует для социума: если ничего не делать, беспорядок будет нарастать.