Версия для печати
Вернуться к списку

ТРЕТЬЯ ИДЕЯ САХАРОВА

Ровно год назад "Деловой вторник" опубликовал серию статей научного обозревателя Владимира Губарева об истории реализации в СССР "атомного проекта", которые были с благодарностью приняты читателями газеты (см. номера "ДВ" за 11,18 и 25 декабря 2007 г.). Но многие из них в своих письмах в редакцию спрашивали: а как в Советском Союзе создавалась водородная бомба? И кто все-таки стоял у истоков этого проекта? Вот мы и подумали: кому, как не автору понравившейся публикации, отвечать на эти и другие вопросы?! Так и появилась новая серия статей Владимира Губарева.

8. Звонок Зельдовича

Он вставал так рано, что создавалось впечатление, будто он вообще никогда не ложился спасть.

Раздавался телефонный звонок, в трубке звучал голос Якова Борисовича, и уже одно это говорило о том, что встреча с вами или ваша работа заинтересовали академика. А если он назначал свидание на следующий день, то это и вовсе становилось событием - значит, Зельдович нуждается в вас...

Правда, таких случаев было немного, звонков поутру - намного больше.

Поистине он следовал поговорке: "Кто рано встает, тому Бог дает". Понятие "рано" можно смело ставить эпиграфом к жизни академика Зельдовича. В ней все происходило рано и стремительно. Такова уж была натура у одного из гениев XX века.

Мне довелось встречаться с Яковом Борисовичем несколько раз, но беседы о главной (я имею в виду "атомной") странице его жизни не случилось. "ЯБ" - так его звали все - неукоснительно держал "обет молчания", данный спецслужбам, поэтому разговорить его не удалось.

Впрочем, не исключено, что "главным в жизни" он считал иное. Я начал это понимать, когда познакомился с воспоминаниями его друзей и коллег спустя много лет после ухода академика Зельдовича. Поистине: "великое видится на расстоянии", и особенно четко оно проявилось, когда о работе и жизни Якова Борисовича можно говорить все. Или почти "все"!

Итак, трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и государственных премий академик Я.Б. Зельдович в зеркале воспоминаний. Естественно, я привожу лишь фрагменты, которые позволяют из мозаики сложить целостный образ.

Из воспоминаний профессора Льва Сена:

"В те годы (тридцатые. - Ред.) были очень распространены экскурсии на разные предприятия, в том числе в исследовательские институты. По очереди каждый сотрудник должен был выполнять обязанности экскурсовода, если в этот день проходила экскурсия.

В тот памятный мартовский день наступила моя очередь... Среди экскурсантов был юноша, почти мальчик... Экскурсанты вежливо слушали, а юноша вдруг начал задавать вопросы, которые показали, что он владеет термодинамикой, молекулярной физикой и химией на уровне не ниже третьего курса университета. Улучив минутку, подхожу к Симону Залмановичу (Рогинский, зав. лабораторией. - Ред.) и говорю: "Симон! Мне очень нравится этот мальчишка. Хорошо бы его к нам". Симон Залманович в ответ: "Мне тоже: я краем уха слышал ваш разговор, я поведу дальше экскурсию сам, а ты поговори с ним, не хочет ли он перейти к нам? Тогда сможешь его взять к себе". Я отвел юношу в сторонку и спрашиваю: "Вам у нас нравится?" - "Очень!" - "А вы не хотели бы у нас работать?" - "Отчасти из-за этого я и на экскурсию пошел".

Вскоре Яша Зельдович, как звали юношу, перешел к нам и стал работать со мной, поскольку я его "открыл".

Из воспоминаний академика Андрея Сахарова:

"...Открытие деления урана изменило научную судьбу Зельдовича, как и судьбы многих ученых, на годы вперед - в более широком смысле оно изменило судьбы всех нас. Его пионерские исследования совместно с Ю.Б.

Харитоном по теории взрывных и контролируемых цепных ядерных реакций деления были одновременно и последними работами, опубликованными в открытой литературе до того, как занавес секретности опустился в этой области. Они оказали огромное влияние на каждого, кто работал в этой области. С самого начала советских работ над атомной (позже термоядерной) проблемой Зельдович был в эпицентре событий. Его роль здесь была совершенно исключительной".

Из воспоминаний доктора наук Владислава Мохова:

"Интересны были взаимоотношения Якова Борисовича с А.Д. Сахаровым. Оба умели очень быстро думать, но во всем остальном это были совершенно разные люди, ярко выраженные сангвиник и холерик, "жаворонок" и "сова"; любитель резких, зачастую нецензурных выражений Яков Борисович - и сдержанный, интеллигентный Андрей Дмитриевич. Бывали и такие случаи, когда Сахаров формулировал теорему, а доказывал ее через несколько дней Зельдович. Однако в целом ученые относились друг к другу с большим уважением".

Из воспоминаний академика Льва Феоктистова:

"Когда я начинал, отдел Зельдовича занимался вопросами термоядерного горения (детонации) дейтерия в трубе. Это была совсем непростая задача, почти неразрешимая. Дело в том, что радиус такой трубы был ограничен и снизу, и сверху. Последнее особенно удивительно, поскольку, как правило, чем больше размер, тем меньше потери и лучше горение. В данной ситуации, однако, развивается явление, которое получило название комптонизация: мягкие тормозные кванты света, рассеиваясь на горячих электронах плазмы, не теряют энергию, как при известном комптон-эффекте, а наращивают ее, стремясь к планковскому (виновскому) равновесию. Возникает дополнительный "сток" энергии от вещества в излучение. Чтобы его уменьшить, надо сделать среду по возможности более прозрачной, с тем, чтобы кванты, не набрав энергии, вылетали за ее пределы.

Мы потратили четыре года на работы в этом направлении, очень тонкие и увлекательные с физической точки зрения; но вдруг, в какой-то момент, решив, что они неконкурентоспособны, руководство отдела буквально за несколько дней переориентировало весь наш коллектив. Подобная решительность привела к тому, что через год возникли устройства, не устаревшие до нашего времени. Считаю, что многие работы по термоядерной детонации, проводившиеся под руководством Зельдовича и сохранившие большой теоретический и приоритетный интерес, должны быть рассекречены и опубликованы".

Однажды мне довелось взять у великого ученого интервью. Я дал название нашей беседе: "Когда Вселенной еще не было..."

Тогда академика, а заодно и меня, обвинили в идеализме... С той поры минуло сорок лет, и я вновь и вновь убеждаюсь, насколько точным было то название - ведь зарождение нашей Вселенной больше всего волновало Якова Борисовича Зельдовича: "всякое начало трудно - это истина для всех наук"!