ЭТО БУДЕТ СОВСЕМ ДРУГАЯ АКАДЕМИЯ, ЕСЛИ ВООБЩЕ БУДЕТ

14.09.2016

Источник: Независимая газета, Михаил Садовский

25 лет бездумного «реформирования» российской науки привели ее на грань полного краха

Об авторе: Михаил Виссарионович Садовский – академик, заведующим лабораторией теоретической физики Института электрофизики Уральского отделения РАН.

Руководитель ФАНО Михаил Котюков, премьер Дмитрий Медведев и президент РАН Владимир Фортов так и не смогли найти формат для разделения компетенций. Фото со страницы правительства РФ в Twitter

«Стратегия научно-технологического развития Российской Федерации... определит механизмы и систему инструментов, обеспечивающих трансформацию научно-технологического потенциала в продукты и услуги... В частности, обосновывается необходимость трансформирования структуры науки, ее превращения в рыночный институт»

«Впрочем, многое и от глупости. Толстой говорил, что девять десятых дурных человеческих поступков объясняются исключительно глупостью. В моей молодости, рассказывал он, был у нас приятель, бедный человек, вдруг купивший однажды на последние гроши заводную металлическую канарейку. Мы голову сломали, ища объяснение этому нелепому поступку, пока не вспомнили, что приятель наш просто ужасно глуп».

И.А. Бунин. Окаянные дни, 1918

Российская фундаментальная наука переживает критический период своей истории. На протяжении уже многих лет она подвергается беспрецедентному давлению со стороны государственных структур, затевающих все новые и новые «реформы», результатом которых становится ее последовательная деградация. Делается ли это по злому умыслу или по недомыслию – вопрос второстепенный, важно то, что до «окончательного решения» вопроса о науке в России осталось уже совсем недалеко. Время политкорректности закончилось, давно уже пора назвать вещи своими именами!

Возникновение структуры

Поскольку дальше я буду писать практически только об Академии наук, напомню, что вся система академических институтов стала формироваться в конце 20-х и 30-е годы прошлого века, а окончательно сложилась уже после войны. Некоторые (в дальнейшем академические) институты появились еще раньше – знаменитый ленинградский Физтех (ЛФТИ), считающийся колыбелью отечественной физики, был организован в 1918 году (когда положение дел в стране было несравнимо хуже ситуации, сложившейся в 90-е годы). Это же относится и к ряду других институтов.

Несмотря на известные сложности во взаимоотношениях советской власти с Академией наук, к 1925 году тесное взаимодействие было налажено. Так что с тех пор Академия во все последующие времена пользовалась безусловной государственной поддержкой, официально считаясь главным научным учреждением страны. Пишу я, конечно, главным образом о фундаментальной науке.

Когда возникала необходимость в решении крупных задач государственного значения (ядерное оружие, космос, электроника и т.п.), то занималась этим уже не Академия наук, а специально создаваемые высокотехнологические отрасли (министерства), хотя сотрудники Академии, конечно же, широко привлекались и к этим работам. В части прикладной науки помимо отраслевых министерств ее организация и финансирование шли в основном через Госкомитет по науке и технике (ГКНТ), который существовал несколько десятилетий после войны.

На этом фоне Академия наук имела достаточно скромное финансирование, но играла роль «мозгового центра», или «штаба советской науки», как тогда было принято говорить.

Наибольшего расцвета советская наука достигла в 60-е – 80-е годы прошлого века, когда окончательно сложилась обширная сеть научных институтов АН СССР, ряда ведомств (типа Средмаша), достаточно успешно развивалась наука и в вузах. Возникли региональные отделения и филиалы АН СССР, научные учреждения распространялись по всей территории страны. Именно тогда СССР уверенно стал второй (а где-то и первой!) научной державой мира. Все это хорошо известно.

Смена идеологий

В «новой России» наука как фундаментальная, так и прикладная сразу же оказалась в тяжелом положении. Основных причин для этого было две: катастрофическое падение финансирования, связанное с инфляционными процессами в экономике, переходящее в хроническое недофинансирование, продолжающееся и поныне. А также общая невостребованность науки в государстве и обществе, ориентированных на примитивное накопление капитала, связанное в основном с торговлей и эксплуатацией сырьевых ресурсов страны.

В результате действия этих причин в течение нескольких лет прикладная (отраслевая) наука была практически «убита», а фундаментальная (сконцентрированная исторически в основном в Академии наук) была обречена на многолетний период деградации, конца которому пока не видно. Дело здесь еще и в глубоком непонимании высшим руководством страны сути и смысла научной деятельности.

При всех недостатках советской власти официальная идеология тех времен сама претендовала на «научность», так что и нормальную науку власти поддерживали. Поддержка эта, конечно, прежде всего относилась к тем областям, которые были непосредственно связаны с оборонкой, но и остальным обеспечивался удовлетворительный уровень финансирования. Я не говорю уже о престиже ученых в обществе, тут вообще власть на каждом шагу делала реверансы в их адрес (хотя платила, конечно, маловато!).

Высшие руководители правительства – все были выходцами из промышленной среды и роль той же прикладной науки вполне понимали. С фундаментальной – тут было похуже: от нее тоже пытались требовать «внедрения» и т.п.

И вот все это разом закончилось. Новому руководству страны наука была просто неинтересна, а официальная «научная идеология» была вытеснена православием и смутными рассуждениями о «возврате к историческим корням и духовности», к чему наука, конечно, отношения не имела. Первый ельцинский министр науки Борис Салтыков сразу же провозгласил тезис «В России науки слишком много!», который и определил отношение властей к Академии наук и науке вообще. Насколько я помню, сменивший Салтыкова на посту министра науки академик Владимир Фортов заметил по этому поводу, что «рассуждать о том, много или мало требуется науки стране – это примерно то же самое, что задаваться вопросом – много или мало мозгов нужно человеку!»

В мои задачи здесь не входит, конечно, детальный анализ положения дел в российской науке в целом за более чем 20 прошедших лет. Это могло бы быть предметом для специального исследования. Моя наука – это теоретическая физика, которая в СССР почти ничем не уступала западной (США, Европа), а в ряде областей даже ее превосходила (и тому я прямой свидетель). Так вот, теоретическая физика у нас пострадала никак не меньше, а больше других областей, и главной причиной тут стал быстрый отъезд большинства ведущих теоретиков на постоянную работу за рубеж.

Собственно говоря, процесс это начался уже в 1989–1990 годах, но после 1991 года отъезд принял совершенно массовый характер – уехали почти все люди достаточно молодого возраста, а также и ряд выдающихся представителей старшего поколения. Я мог бы перечислить фамилии, но могу заверить читателя, что все они составляли, так сказать, цвет теоретической физики, так что их отъезд почти катастрофически опустил уровень этой науки в нашей стране. Кстати сказать, мне трудно в чем-либо осуждать этих людей. К моменту отъезда все они были теоретиками с именами, известными во всем мире, а наше государство их просто «кинуло». На Западе все они заняли ведущие позиции в лучших университетах и лабораториях, примеров неудачной карьеры тут я практически не знаю.

В 2004 году министром науки и образования РФ стал А.А. Фурсенко. И вот в этот момент нападки на Академию наук вышли, так сказать, на официальный уровень.

Надо сказать, что Академия оказалась не вполне подготовленной к борьбе. К этому моменту в руководстве РАН действительно сложилась довольно застойная ситуация. Академик Ю.С. Осипов был президентом РАН уже 15 лет. Ему действительно принадлежали большие заслуги в деле сохранения Академии в момент распада государства и в первые годы после этого. Но нельзя не сказать, что одной из наиболее ярких его черт как президента РАН было… молчание – он практически никогда публично не высказывался о проблемах Академии, не контактировал с представителями массмедиа, не выступал с критикой тех или иных решений правительства. По-видимому, все это было связано с его личным мнением о том, что все вопросы и проблемы, связанные с развитием РАН и ее перспективами, лучше всего решать в кабинетных дискуссиях в самой Академии и «наверху». Но привело это в реальности к падению авторитета Академии в обществе и у властей. Многие члены Академии были несогласны с такой политикой и высказывались по этим вопросам достаточно резко.

В 2013 году пришло время в очередной раз выбирать президента РАН. Борьба была довольно жесткой. Программа реформ РАН, предложенная В.Е. Фортовым, выглядела вполне продуманной, а ее реализация, несомненно, могла бы поднять роль РАН в нашем обществе. В итоге на Общем собрании РАН в мае 2013 года Фортов победил с весьма убедительным большинством голосов. Казалось, перед РАН открываются новые перспективы. Некоторым диссонансом прозвучала «прощальная» речь Ю.С. Осипова, который в довольно необычном для себя стиле говорил об угрозах, нависших над Академией, об опасности грядущей «культурной революции» в РАН.

Я, конечно, обратил внимание на эти слова, но задумался в основном на тему о том, почему же он так не выступал, будучи президентом РАН. Как сейчас многим кажется, он в этот момент уже все знал про то, что нас ждет в ближайшем будущем...

Не дождетесь!

Развязка наступила примерно через месяц. 27 июня, на заседании правительства, премьер Д.А. Медведев совершенно неожиданно объявил о внесении в Думу проекта закона о «новой РАН». Никто в РАН, включая избранного президентом В.Е. Фортова, ничего об этой правительственной инициативе не знал, вопрос ни с кем (?) из научного сообщества не обсуждался. Наш замечательный премьер в своем выступлении пообещал «избавить ученых» от «несвойственных» им забот о хозяйственной и другой административной и финансовой деятельности, которая им якобы сильно мешает в работе.

На самом деле, в проекте закона не было ни слова о каком-либо стимулировании и повышении эффективности научной работы, а речь шла о немедленном и полном разрушении РАН! Предлагалось существующую РАН просто ликвидировать со всеми полагающимися атрибутами этого процесса типа создания ликвидационной комиссии. А на ее развалинах предлагалось создать «новую РАН», состоящую из всех членов «старой», а также из членов ликвидируемых заодно сельскохозяйственной и медицинской академий. При этом всех членов «новой РАН» предлагалось считать «академиками». Таким образом, вместо примерно 400–500 академиков РАН возникло бы сразу около 2000 «новых академиков»! Вопрос об их научном уровне даже не возникал.

Необходимым требованием к членам «новой РАН» была прописана подача заявления о вступлении в эту организацию! Все институты РАН передавались, согласно этому проекту, в ведение некоторого федерального агентства (осенью 2013 года им окажется специально созданное Федеральное агентство научных организаций, ФАНО), права и обязанности которого были прописаны крайне туманно, так что «новая РАН» автоматически превращалась в «клуб ученых», о чем всегда мечтали правительственные реформаторы. В этом-то и был основной смысл совершаемых преобразований, а вовсе не в заботе об эффективности российской науки!

Только последующие активные действия В.Е. Фортова (его встречи и переговоры с В.В. Путиным), а также широкое движение протеста ученых позволили в начале сентября вернуть закон во второе чтение в Госдуму.

Все-таки в итоге существовавшая система управления фундаментальной наукой в стране оказалась полностью разрушенной. При этом удар был нанесен по всей науке сразу, куда там Лысенко, которому удалось разрушить (хотя и не до конца!) только генетику. Во главе новой управленческой структуры – Федерального агентства научных организаций (ФАНО) встали люди, не имеющие ни малейшего представления о том, как работает наука, просто по причине отсутствия какого-либо научного образования. За единичными исключениями, все это пресловутые «управленцы», являющиеся продуктами перепроизводства юристов и экономистов, которых российские вузы наплодили за последние десятилетия в невероятном количестве.

Их взлет связан с нелепой идеологией, уже давно проникшей в государственные «верхи», о том, что управлять (не важно, чем – наукой, образованием, культурой, заводами и государственными корпорациями и вообще всей экономикой страны) должны эти «специально обученные» люди. А дело профессиональных специалистов во всех этих областях – выполнять соответствующие «задания», оказывать «услуги», ну и отчитываться, конечно, непрерывно доказывая свою эффективность тем же самым «управленцам», которые в реальных-то делах практически ничего не смыслят. Они действительно считают, что науку нужно превратить в «рыночный институт», а мы, те, кто наукой реально занимается, все должны оказывать соответствующие рыночные «услуги». Ну конечно, самое мягкое, что тут можно сказать: не дождетесь!

Две головы вместе не живут

И вот по прошествии уже трех лет с момента начала «реформы РАН» подписаны довольно невразумительные «регламенты» по взаимодействию РАН и ФАНО, но реальное управление институтами сосредоточено именно в ФАНО. Вполне естественно, что нелепая «двухголовая» система управления не работает. Две головы, может быть, хороши в геральдике, но в реальности такие структуры не работают (и не живут!).

Никто из людей, реально занимающихся наукой, не возражал бы, чтобы всеми хозяйственными делами, собственностью, регистрацией земельных участков и т.п. занимались специально назначенные люди. Только вот научной деятельностью не они должны руководить! Не они должны утверждать планы этой работы, утверждать отчеты, назначать директоров институтов и проверять эффективность научной работы.

Собственно говоря, в прежние времена именно так все и было – при АН СССР было мощное Управление делами, которое всем хозяйством и занималось вполне независимо от президиума АН, но, естественно, под его контролем. В связи с этим в последнее время все громче звучат голоса о необходимости преобразования ФАНО в ФАНО РАН, как прямой аналог Управления делами АН СССР, подконтрольное президиуму РАН, как органу, ответственному за проведение фундаментальных научных исследований…

А пока в системе институтов РАН–ФАНО речь идет вовсе не о естественном процессе преобразований – в «добровольно-обязательном» порядке предлагается массовое объединение совершенно разнородных институтов в некие Федеральные исследовательские центры (ФИЦ). Самостоятельность, возможно, сохранят только вновь создаваемые Национальные исследовательские институты, под которыми понимаются «уникальные» организации, «мирового уровня». Остальных ждет незавидная судьба превращения в региональные организации, которые должны соответственно финансироваться из региональных бюджетов.

Тут скрестилось несколько тенденций и желаний, давно муссирующихся в правительственных кругах. ФАНО явно заинтересовано в сокращении числа юридических лиц (сейчас ему подведомственно более 1000 организаций!), правительство (точнее, его финансовый блок) заинтересовано в общем сокращении числа бюджетополучателей, ну а кое-кто заинтересован в дальнейшем сокращении остатков влияния РАН на процесс управления наукой.

Новая «реформа» начата с периферии, где «реструктуризацию» легче произвести путем прямых угроз, выкручивания рук руководителям институтов и научным коллективам. Объединяются вовсе не только мелкие организации (которые действительно во многих случаях полезно объединить), но зачастую крупные институты, лидеры своих направлений, причем не обращается никакого внимания на различие тематики исследований, даже на различие соответствующих наук!

Вот уже принято решение об объединении вообще всех научных институтов РАН в Красноярске и Перми, упорно «продавливается» такой же проект в Дагестане. В Иркутске пока коса нашла на камень, там коллективы институтов упорно сопротивляются бездумному объединению. Ну кто бы мог сказать, какой смысл объединять в единый исследовательский центр физиков, химиков, историков, археологов, металлургов и геологов с горняками, биологами и иммунологами? Но ведь именно это и пытаются сделать деятели из ФАНО, выполняющие указания «сверху»!

Всем понятно, что все происходящее иначе как бредом назвать нельзя, но процесс идет, сроки выполнения определены. Рационального тут ничего нет – никто никогда не мешал развивать междисциплинарные исследования и межинститутские связи. Не надо для этого всем объединяться в одно юридическое лицо, с одной бухгалтерией и дирекцией. Ни к чему хорошему это не приведет, а только к нарастанию бюрократизма и ослаблению управляемости такого объединения в целом!

Весь опыт последних 25 лет, когда наука существовала в новых экономических условиях, однозначно показал, что наиболее стабильно и успешно работают именно институты не слишком больших размеров, с численностью работников не более 300–400 человек при числе научных сотрудников 100–200 человек. Наоборот, оставшиеся с советских времен громадные институты с численностью работающих свыше 800–1000 человек, как правило, находятся в достаточно трудном экономическом положении. Не знает этого только тот, кто крайне слабо представляет себе ситуацию в российской науке.

Одна из очевидных целей этого процесса – полностью убрать новые крупные объединения из-под контроля РАН, по возможности даже убрать эти три буквы из их названий, превратить их в типичные организации «ведомственной» науки типа того же Курчатовского института.

Дело в том, что по еще сохранившейся традиции все институты РАН–ФАНО «приписаны» в плане научно-методического руководства к тематическим отделениям РАН, которые участвуют в обсуждении их планов работы и отчетов. Это постоянно вызывает раздражение ФАНО. А объединение разнородных организаций в одну упрощает все дело – тематические отделения РАН могут только пытаться как-то воздействовать на бывшие их институты, входящие в суперобъединение, но вряд ли смогут влиять на его работу в целом.

Так что цели «реструктуризации» со стороны «управленцев» вполне понятны и прозрачны. Конечно, ничего бы у них из этого не вышло, если бы руководство и коллективы институтов РАН не поддавались бы этому вполне беспардонному давлению. Кое-где так и происходит, но во многих местах руководство институтов занимает либо коллаборационистские позиции, либо вообще с энтузиазмом «бежит впереди паровоза» в надежде ухватить какие-то преференции в качестве благодарности за беспрекословное выполнение указаний начальства.



©РАН 2024