Версия для печати
Вернуться к списку

Сергей Алдошин: если я перестану заниматься наукой, я не буду хорошим руководителем

Мы продолжаем цикл публикаций, посвященных 300-летию РАН, которое мы празднуем в следующем году. В наших видеоинтервью профессора РАН, члены-корреспонденты и академики рассказывают о науке и технологическом суверенитете страны. Текстовая версия — сокращенная, полную смотрите в наших аккаунтах в Rutube, Youtube и ВКонтакте. Беседует научный редактор порталов, спецпредставитель Десятилетия науки и технологий Алексей Паевский. В двенадцатом, предпоследнем интервью серии мы снова обратились к руководству Академии. Наш собеседник – академик, вице-президент РАН, научный руководитель Федерального исследовательского центра проблем химической физики и медицинской химии РАН в Черноголовке Сергей Михайлович Алдошин.

— Сейчас вы научный руководитель учреждения с очень длинным названием: Федеральный исследовательский центр проблем химической физики и медицинской химии РАН и вице-президент РАН. Но я знаю, что вы все равно выделяете время на научные занятия. Как вы успеваете?

— Я больше 20 лет был директором института, и мне нужно было сочетать мою работу на посту со своей личной научной работой. Я всегда понимал: если перестану заниматься наукой, которую очень люблю и без которой жить не могу, я очень быстро перестану что-то представлять из себя как руководитель. Сейчас мой график построен таким образом: хотя бы один из дней я стараюсь быть в Черноголовке в лаборатории, обязательно разговариваю с дирекцией, потому что я остаюсь научным руководителем института. Я считаю участие в заседаниях дирекции очень важным. И, конечно, я разговариваю с сотрудниками лаборатории, мне кажется, это необходимо. Дорога в Черноголовку на машине бывает длинная, примерно три-четыре часа. У меня всегда с собой iPad, и я пишу статьи там. Думаю о них тоже в машине. Кроме того, на выходных, в субботу и воскресенье, я тоже пишу статьи, читаю литературу.

— Ваш институт много раз менялся: сначала он был полигоном, потом филиалом московского института, затем самостоятельным институтом, теперь он – ФИЦ…

— Да, институт неоднократно менял названия. Я уже был директором, когда он назывался Институтом химической физики в Черноголовке. Потом его назвали Институтом проблем химической физики. Хотя, конечно, слово «проблемы», когда переводится на английский язык, имеет несколько другой смысл, и это вызывает у иностранных коллег улыбку.

Создание федерального исследовательского центра (ФИЦ) и объединение с институтом химически активных веществ было естественно. Мы прошли много вариантов создания ФИЦ, одно время это было ключевой стратегией министерства науки и образования. Сначала мы выступали с идеей: раз уж задача стоит в том, чтобы уменьшить число юридических лиц, то давайте воссоздадим школу Семенова. Ведь из школы Семенова вышли по крайней мере пять институтов в Москве и Подмосковье. Давайте мы тогда их соединим, и будет Объединенный институт химической физики им. Семенова. Однако так не получилось, хотя Ученый Совет нашего института поддержал эту идею. Надо сказать, у нас очень здравомыслящий Ученый Совет. Так как часть институтов в Черноголовке, часть — в Москве, объединения не получилось.

Была еще идея создать ФИЦ в самой Черноголовке, объединив все институты. Изначально было понятно, что будет масса проблем, если его создавать. Мы пошли по этому пути. Ученый Совет подготовил концепцию, но началась пандемия и проект развалился сам собой.

Потом в разговоре с академиком Сергеем Бачуриным, директором Института физиологически активных веществ РАН — тогда он еще был не академиком, а членом-корреспондентом – мы обсудили слияние. Его волновало, что их институт маленький, а наш большой: не потеряют ли они лицо в нашем институте? В конце концов мы договорились о граничных условиях, которые легли в основу создания ФИЦ, и это было не просто механическое объединение. Наш институт большой, он занимается практически всеми проблемами химической физики, в том числе созданием лекарственных препаратов — для этого у нас есть свой отдел. Помимо этого, у нас есть отдел исследования потенциального строения лекарственных препаратов, мы имеем виварий, своих подопытных мышей и свой питомник, правда, не сертифицированный. ИФАВ имеет сертифицированный виварий, поэтому объединение наших институтов может дать дополнительную синергию. В науке мы мешать друг другу не будем: мы в основном занимаемся разработкой противораковых препаратов и средств для лечения сердечно-сосудистых заболеваний, а они — нейродегенеративных.

Объединение дало результат. Буквально неделю назад на ежегодном общем Ученом Совете, где мы заслушиваем доклады о работе отделов, работа из ИФАВ заняла первое место, хотя большинство членов Ученого Совета из Института проблем химической физики. Но объективность сработала.

— Два направления работы ФИЦ уже упомянули (в полной видеоверсии, речь о мономолекулярных магнитах и работах в области фармакологии - прим. ред.) — оба они относятся к «мейнстримному» направлению современной науки, поддержанию технологического суверенитета. Какие еще направления в работе ФИЦ можно в этом смысле отметить?

— В последнее время много говорят о водородной энергетике. Бум улегся, но водородная энергетика будет иметь свою нишу в создании энергоустановок для транспорта, для беспилотной авиации. В нашем институте мы одни из первых начали заниматься этой проблемой. Пришли мы к ней неслучайно. Сначала мы занимались работами по исследованию ионных проводников, мы изучали их строение, а Евгений Александрович Укше в своей лаборатории изучал электрохимические свойства. Его ученик, Юрий Анатольевич Добровольский, продолжил работу Евгения Александровича. Когда встал вопрос о создании центра компетенции по портативным источникам энергии, наш институт смог доказать, что его нужно создавать именно на нашей базе. Это направление активно развивалось в последние годы, и все проблемные вопросы в этом направлении находились в поле зрения нашего института: и получение водорода, и его использование в топливных установках, и получение топливных элементов, и получение мембран для топливных элементов, и разработка катализаторов и электродов, системы хранения водорода и водородная заправка.

Еще одно направление, близкое к энергетике, — создание элементной базы для солнечных батарей, причем не кремниевых, а органических. Они имеют свои преимущества: стоимость, площадь, их можно катать в рулоны. Есть и недостатки — низкий КПД по сравнению с кремниевых. Нам удалось добиться работ в институте по перовкситовым батареям. У нас есть комплекс молодого ученого Павла Анатольевича Трошина, который смог сначала поднять эти работы на базе органических проводников с объемным перераспределением заряда, а теперь занимается перовкситовыми солнечными батареями. У них хороший КПД, но есть много проблем, например недолговечность. На свету они разваливаются, поэтому нужно было создать способы стабилизации перовскитовых солнечных батарей. Нам удалось это сделать, и буквально сегодня мы обсуждали это с Павлом Анатольевичем. Мы уже переходим к созданию работающих моделей, чье КПД будет сравнимо с КПД кремниевых батарей, то есть около 16-20%. Эта работа продолжалась около 10 лет.

Еще одна работа — результат творческой дискуссии с президентом Академии наук Геннадием Яковлевичем Красниковым. Мы много обсуждали вопрос о создании материалов для квантовых технологий, и Геннадий Яковлевич увидел, что в нашем институте есть большой потенциал. Еще 10 лет назад, то есть до санкций, он предложил создавать отечественные материалы для отечественных фоторезистов. Мы начали этим заниматься, поначалу было сложно. Затем министерство науки и образования объявило конкурс на создание молодежных научных лабораторий. Мы выиграли и создали молодежную лабораторию по развитию и созданию материалов для фоторезистов. За небольшое время мы совершили большой рывок и решили многие проблемы, хотя их становится все больше и больше. Теперь я понимаю, что без участия нашего института решения этих проблем не видится.

Буквально вчера мы обсуждали с Геннадием Яковлевичем, что надо делать следующий шаг вперед. То, что мы сейчас делаем для микроэлектроники, мы делаем в обычных научных лабораториях, грубо говоря, на коленке. Для того, чтобы делать это полномасштабно, нужны специальные условия, специальная инфраструктура, должны быть чистые комнаты. Хоть мы и не занимаемся созданием самих технологий, мы получаем компоненты фоторезистов, а значит, нам нужны чистые газы, чистые реактивы, и приемка этих работ должна быть организована. Если нам удастся сделать испытательную площадку на базе нашего института по таким материалам, это будет большим шагом вперед.

— Наша серия интервью посвящена 300-летию РАН. Вы — вице-президент Академии наук, уже третий раз избраны, и вас нельзя не спросить о вашем видении Академии — в какую сторону она должна двигаться?

— Мне кажется, она должна шагать в ногу со временем. Об этом все время говорит Геннадий Яковлевич, с этой программой он пришел на выборы. Академия наук должна перестроиться, и фундаментальные исследования, которые проводит Академия, должны быть в рамках национальных приоритетов. Поисковые и прикладные исследования должны делаться в рамках научно-технологической стратегии нашей страны. Вы знаете, сейчас сформировано 10 приоритетных научно-технологических направлений для нашей страны. Есть и одиннадцатое — микроэлектроника, она идет отдельным треком. Мы должны обеспечить независимость в квантовых технологиях, новых материалах и в других областях. По дорожным картам, которые разрабатываются на основе соглашения государства и компаний-лидеров, будут реализованы инновационные проекты полного цикла. Академия наук участвует на всех стадиях — и в разработке дорожных карт, и на стадии экспертизы тех результатов, что будут получены. Если мы решим эту проблему, Академия наук серьезно заявит, что решение этих задач без нее невозможно.