Версия для печати
Вернуться к списку

АНДРЕЙ ФИНКЕЛЬШТЕЙН: МНЕ ТРУДНО ПОНЯТЬ ПРИРОДУ СТЕНАНИЙ ПО ПО-ВОДУ «УТЕЧКИ МОЗГОВ»

Андрей Михайлович, согласны ли Вы, что по числу и качеству публикаций в ведущих рецензируемых научных журналах уехавшие за рубеж из России и стран СНГ ученые сегодня опережают оставшихся?

Я достаточно хорошо представляю себе современное состояние работ в основных разделах российской астрономии и с уверенностью могу ответить: нет, не согласен. Уровень значительного числа исследований, выполняемых научными коллективами, связанными с активно действующими в России научными школами и относительно хорошо обеспеченными научным оборудованием и инженерно-техническими кадрами, не уступает уровню соответствующих исследований за рубежом. В том числе и тех, которые ведутся при участии российских исследователей, на время или навсегда покинувших Россию.

Мое заключение, прежде всего, относится к научным коллективам астрономических институтов и обсерваторий Российской академии наук, где сосредоточены основные инструменты и высококвалифицированные научные и инженерно-технические кадры. Это Специальная астрофизическая обсерватория, Астрокосмический центр Физического института им. П.Н.Лебедева, Институт прикладной астрономии; Институт астрономии; Главная (Пулковская) астрономическая обсерватория; Институт солнечно-земной физики. Из неакадемических астрономических учреждений следует отметить Государственный астрономический институт им. П.К. Штернберга МГУ, где в частности ведут исследования в области релятивистской астрофизики и радиоастрономии.

Я упомянул только крупнейшие астрономические учреждения. Однако первоклассные группы исследователей работают в Физико-техническом институт им. А.Ф. Иоффе РАН, Институте космических исследований РАН, Институте теоретической физики им. Л.Д.Ландау РАН и в Астрономическом институте им. В.Д. Cоболева СПбГУ. Активно работающие в России исследователи могут составить славу любому крупному западному астрономическому учреждению — академики Д. Варшалович, Н. Кардашев, Ю. Парийский, Р. Сюняев, А. Фридман, члены-корреспонденты Е. Мазец, И. Новиков, В. Слыш, А. Старобинский, профессора В. Афанасьев, В. Брумберг, Ю. Гнедин, А. Дорошкевич, И. Караченцев, Г. Красинский, Л. Матвеенко. Некоторые из них заметное время совмещали работу за рубежом и работу в лабораториях российских учреждений, которыми они в ряде случаев и руководили. Большинство же постоянно работало и продолжает работать в России, активно сотрудничая

с зарубежными коллегами. В отношении современной России, страны с развитой фундаментальной наукой и высококвалифицированными научными кадрами, предложение использовать опыт Китая равносильно предложению возвратиться к своему, почти 300-летней давности опыту. Оно кажется мне по меньшей мере наивным. Все они создали в России сильные научные школы, и их работы и работы их учеников заслужили широкое международное признание.

Чтобы не перегружать ответ на первый вопрос, я упомянул только 16 исследователей старшего и среднего поколений, этот список я мог бы увеличить минимум в 5 раз, в том числе и за счет тех исследователей, которым сейчас по 35-45 лет. Уверяю, среди наших коллег, покинувших Россию и создавших себе научное имя за рубежом, вы не найдете и 10 исследователей подобного уровня.

Конечно астрономия — наука, в которой исследования ведутся всегда в очень тесной международной кооперации, что дает возможность объективно оценивать уровень проводимых работ. Однако я уверен в сходном положении дел в других областях естествознания.

Еще раз хочу подчеркнуть: это заключение касается лишь тех разделов науки, в которых Россия имеет давние традиции, создала крупные научные школы, развивала и поддерживала, несмотря на все трудности настоящего периода, техническую и технологическую базу. Сравнивать уровень исследований в тех разделах науки, где у нас нет ни школ, ни кадров, ни современного оборудования невозможно, да и бессмысленно.

По Вашему мнению, не следует активно привлекать уехавших специалистов к научной работе в России? Как в таком случае Вы оцениваете опыт Китая и других азиатских стран, которые активно скупают соотечественников, уехавших за рубеж и получивших там необходимый опыт?

Россия — это не Китай, что, я полагаю, многим известно. Китай только в последние два десятилетия включился в процесс активного создания и развития подавляющего большинства разделов современной фундаментальной науки. С этим и связана его политика по привлечению национальных кадров, получивших образование за рубежом, проживших там большую часть жизни и, кстати говоря, по большей своей части не сохранивших китайского гражданства.

Понимая значение фундаментальной науки для будущего страны, Китай стал вкладывать в ее развитие значительные государственные средства. Когда этот процесс начался, страна не имела достаточного количества квалифицированных специалистов, необходимых чтобы быстро развернуть работы, особенно в таких областях естественных наук как атомная и ядерная физика, астрономия и космическая физика, физика конденсированных сред и техническая физика и пр. Именно поэтому Китай начал с финансирования стажировок большого количества национальных специалистов в различных странах. Затем он стал в широких масштабах и на очень выгодных условиях приглашать на работу и иностранных ученых. Вместе с китайскими исследователями, прошедшими стажировку за рубежом, они должны были обеспечить массовую подготовку национальных кадров и быстро организовать научные исследования по ряду наиболее важных направлений.

Отмечу, что приглашали они не только исследователей китайского происхождения. Приглашения работать в многочисленных институтах и университетах в этой стране получали, в частности, и многие российские исследователи — от кандидатов наук до действительного члена РАН. В рамках этой политики и китайцы-иммигранты, и россияне, и представители других стран рассматривались в Китае как нанятые высококвалифицированные иностранцы. Хотя, по-видимому, первые для Китая более предпочтительны, поскольку знают национальный язык и в силу их культурной идентичности, что способствует более легкому врастанию их в китайское общество.

В определенном смысле этот начальный период развития фундаментальных исследований в Китае, еще не завершившийся к настоящему времени, можно сравнить с тем периодом российской истории, когда Петр I создавал Российскую академию наук, когда закладывались основы фундаментальной науки, а для обучения национальных кадров привлекались специалисты из развитых европейских стран. В отношении современной России, страны с развитой фундаментальной наукой и высококвалифицированными научными кадрами, предложение использовать опыт Китая равносильно предложению возвратиться к своему, почти 300-летней давности опыту. Оно кажется мне по меньшей мере наивным.

Теперь хочу перейти к первой части вопрос. Я считаю — это миф, что наши соотечественники, работающие или работавшие какое-то время за рубежом — тот самый уникальный интеллектуальный ресурс, использование которого поможет кардинально изменить ситуацию в российской фундаментальной науке. Не знаю, кто этот миф создал и начал распространять. Более того, я встретил лишь один аргумент, в поддержку этой идеи. Он сводится к тому, что только российские исследователи, проработавшие заметное время за рубежом, способны ставить современные задачи на современном оборудовании, выбирать и закупать его под определенную задачу, эффективно работать на нем и обучать молодых специалистов. По этой причине только они смогут грамотно воспользоваться инвестиционными средствами, которые государство выделяет на развитие фундаментальных исследований, и которые, вследствие этого, им и надо вручить. Однако, как ни банально это звучит, основные проблемы российской фундаментальной науки связаны не с отсутствием квалифицированных специалистов, знакомых с современными научными задачами, технологиями и научными приборами. Они вызваны унизительным объемом финансирования российской науки на протяжении почти 20 лет, в том числе (а может — прежде всего) — ничтожным объемом инвестиционного финансирования.

Реальная практика показывает: там, где финансирование научных программ адекватно поставленным задачам (например, в таких крупных национальных программах, как нанотехнологии и ГЛОНАСС, где фундаментальная компонента доминирует), не возникает никаких принципиальных проблем ни с правильно поставленными задачами, ни с выбором научного оборудования, ни с привлечением молодых исследователей и высококвалифицированных инженерно-технических кадров. От руководителей и ответственных исполнителей таких программ я никогда ни публично, ни в частных беседах не слышал заявлений об острой необходимости привлекать на постоянной основе наших русскоязычных коллег из-за рубежа. Причем все они отлично понимают роль и значение международного сотрудничества при реализации подобных проектов, и способствуют его развитию. Так что мне — ни с рациональной, ни с эмоциональной позиции — не понятна природа сильных стенаний по поводу «утечки мозгов» и романтических надежд на возрождение российской науки за счет их возвращения.

В заключение сошлюсь на свой опыт. Институт, в котором я работаю, реализовал в 1988 2006 гг. крупнейший астрономический проект последних нескольких десятилетий — создал радиоинтерферометрический комплекс «Квазар-КВО», сложную научно-техническую систему, предназначенную для решения широкого круга фундаментальных и прикладных задач. За это время из института навсегда уехало за рубеж чуть более 20 человек. Эти потери не оказали существенного влияния на наши работы по проекту. Кстати сказать, сегодня только четверо наших бывших сотрудников продолжают работать в науке, и только двоих из них (один работает в США, другой — в Германии) я был бы рад вновь увидеть в институте. Так стоит ли страдать по поводу потерь и мечтать о возвращении в Россию даже лучших из коллег и друзей? Я думаю, нет.

На мой взгляд, следует упорно работать с теми, кто остался — их большинство, и среди них много талантливых и очень талантливых людей; воспитывать молодых людей, которые в настоящее время идут в науку, и активно сотрудничать с коллегами за рубежом, что возможно только тогда, когда есть предмет для сотрудничества. Мне представляется, что на поддержку именно этого ясного, хотя и не всегда простого, процесса и следует тратить государственные средства.