http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=2be81709-d7b0-45f9-be85-2b1b25813053&print=1
© 2024 Российская академия наук

Бег с утяжелителями: эксперт

25.04.2022

Источник: Вечерняя Москва, 25.04.2022, Виктория Филатова



Адлан Маргоев о полезных уроках персидского пути

Покинувшие российский рынок из-за санкций западные бренды одежды могут быть заменены иранскими. Об этом заявил глава Российского совета торговых центров Олег Войцеховский. Иран, который находится под санкциями почти полвека, научился замещать производства в большинстве отраслей. Получится ли в нашей стране воспроизвести иранский опыт жизни под санкциями? Да и нужен ли он нам или у России, как обычно, особый путь?

В 2015 году иранист Адлан Маргоев учился в Тегеране. Для Исламской Республики это было время надежд: правительство вело переговоры по ядерной сделке с постоянными членами Совбеза ООН, Германией и США. Они должны были завершиться частичным снятием санкций, под гнетом которых республика жила с 1979 года. Несмотря на то что до начала спецоперации России на Украине Иран считался рекордсменом в мире по объему наложенных санкций, по словам Маргоева, на бытовом уровне он этого не почувствовал. «Там есть все, — говорит иранист, — и кофейни, и айфоны, и даже запрещенный алкоголь. Другое дело, что алкоголь там целиком контрабандный, поэтому иранцы нередко им травятся. Но это вопрос не санкций, а сухого закона».

Впрочем, есть и другая сторона, которую на бытовом уровне заметишь не сразу. Это доступ к лекарствам: «В Иране достаточно развита фармацевтическая отрасль. Но ни одна страна в мире не способна производить все лекарства, включая редкие, самостоятельно».

И хоть фармацевтика и не подпадает под американские санкции, сама атмосфера санкционного давления приводит к тому, что производители лекарств и медицинского оборудования предпочитают не рисковать: «Из-за этого в стране возникли сложности на заре пандемии коронавируса, — считает Адлан. Но так или иначе, иранцы с этим справилась самостоятельно...»

О том, «есть ли жизнь под санкциями», чего бояться не стоит точно, а к чему надо отнестись с вниманием, каких ошибок можно избежать и к чему стремиться, мы и поговорили с Адланом Маргоевым, решив, что в нашей ситуации чужой опыт — бесценен.

— Адлан, в СМИ распространены два мнения об Иране. Первое: Иран является крупнейшей экономикой Среднего Востока. Второе, лоббируемое телеканалом «Аль-Арабия»: Исламская Республика находится сейчас в самом глубоком кризисе со времен ее образования. Причиной этого стали провальная экономическая политика президента и экономические санкции, наложенные на Иран мировым сообществом. Что из этого правда?

— Разумеется, в «Аль-Арабии» позитивного об Иране не напишут. Важно сочетать источники информации, чтобы самостоятельно создавать картину, близкую к реальности.

Тегеран — как раз один из примеров того, как можно справляться с экономическими задачами даже при санкционной нагрузке. Другой вопрос, что о полноценном развитии страны в этих условиях говорить не приходится. Это все равно, что бегать с утяжелителями, которые превышают ваш собственный вес. Вы, конечно, станете выносливее, но это не сделает вашу жизнь приятнее.

— Наша экономика, как и экономика Ирана, тоже зависит от углеводородов. Иран переориентировал экспорт нефти на Китай и арабские страны, но тем не менее в стране инфляция, безработица и разрыв между богатыми и бедными. Мы возлагаем большие надежды на Китай. Но поможет ли нам китайский рынок не скатиться к бедности?

— Одним китайским рынком не решить все проблемы. Переориентировать цепочки поставщиков можно, но после этого мы столкнемся с двумя фундаментальными вопросами. Первый: как добиться самообеспечения в стратегических отраслях вроде гражданской авиации и производства микрочипов? А второй: какие условия создать, чтобы сохранить в стране человеческий капитал, способный к передовому производству и предпринимательству в более суровых условиях? Если мотивировать предприимчивое ядро, заработает вся система, и проблема безработицы и бедности не будет стоять так остро.

— Начиная с 1979 года санкции применялись к Ирану постоянно, но с разной степенью интенсивности, что позволяло иранцам привлекать инвестиции и развивать свои технологии. У нас же все произошло стремительно. Это ухудшит наши шансы на «нормальную» жизнь?

— То, что происходит сейчас с отечественной экономикой, — это шоковый тест-драйв. Действительно, Иран находится под санкционным бременем с 1979 года, но самая тяжелая его часть пришлась на последние 10–15 лет. В этом смысле российские власти сейчас в более сложном положении, потому что действовать приходится не только смело, но и срочно, пока люди не почувствуют, что эффект от западных санкций — это не только недостаток сахара на прилавке. Отдельная проблема возникнет с лекарствами. Причем в нашем случае их поставка не запрещена санкциями.

Бойкот российского рынка — это решение самих производителей, вызванное не санкционными рисками, а политической позицией. Для них куда более важным оказалось солидаризироваться с большинством своих потребителей, чтобы сохранить прибыль, а не поддержать здоровье россиян, которые в этих лекарствах нуждаются. И такое антигуманное поведение западных производителей мы наблюдаем не только в медицинской отрасли, но и в других сферах, включая науку и образование. Когда международный бизнес сам покидает страну на волне протеста, сложно спрогнозировать, что и когда восстановится. 23 февраля можно забыть — нужно отталкиваться от новой нормы.

— В Иране хорошая научная школа. Жизнь под санкциями позволила прокачать собственные ресурсы. Как у нас с этим?

— В прошлом году я принимал участие в Сколковской школе управления научными программами. Я познакомился с российскими учеными и управленцами и убедился в развитости отечественной науки и крепости ее человеческого потенциала.

Все, в чем российская наука нуждается сейчас — это достойные условия жизни ученых, материально-техническая база и минимум бюрократической волокиты, чтобы хватало времени на содержательную работу, а не только на бумажную.

А на прошлой неделе я разговаривал с одним из наших специалистов в области производства микро схем. Он уверен, что российские ученые способны спроектировать современные и конкурентоспособные микрочипы. Проблема в производственной базе. Годами было выгоднее покупать эти процессоры за рубежом, чем начать вкладываться в собственные заводы. Но если раньше отстраивать отрасль Россия могла в нормальных условиях, теперь придется это делать в экстремальной ситуации тотального запрета. Взять те же процессоры: нужны огромные денежные вливания и время на переподготовку рабочих кадров для высокотехнологичного производства. А люди у нас есть. Во всяком случае до тех пор, пока они верят в национальный проект развития в условиях санкций.

— В Иране каждые два года случается ЧП с каким-нибудь авиалайнером. С 1993 года в этих происшествиях погиб 791 человек. В авиапарке местных компаний десятки американских боингов, купленных еще в 1980-е годы, когда санкции не были такими жестокими. Но после их введения обслуживание и модернизация авиапарка застопорились. С западными санкциями против российской авиации нам тоже станет опаснее летать?

— Летать определенно станет дороже. Что касается безопасности, то на ней экономить не будут. Средний возраст иранских самолетов — 20– 30 лет. Но проблема скорее не в возрасте «бортов», а в культуре их обслуживания. Если тщательно и регулярно проводить техосмотр, вовремя менять необходимые детали, то летать самолет может больше 20 лет. Это не йогурт, который после окончания срока годности есть нельзя. Авиакомпании отказываются от старых самолетов не потому, что на них становится опасно летать, а потому, что их дорого обслуживать. Отныне нам придется нести такие издержки. Хорошая новость в том, что у России для этого есть собственный задел, в отличие от Ирана.

— В Иране ждут иностранный капитал. И вроде для него там даже есть условия. К примеру, компании, зарегистрированные в свободной торгово-промышленной зоне, не облагаются налогами 20 лет. Это же просто предел мечтаний для предпринимателей! Почему иностранные бизнесмены туда не рвутся?

— Мешают два фактора: непостоянство санкционной политики в отношении Ирана и деловой климат в стране.

Когда в 2015–2016 годах администрация Обамы убеждала бизнес, что с Ираном можно работать, пусть и предельно аккуратно, компании заинтересовались этой возможностью. Она и правда выглядела довольно заманчивой: в стране многое можно было отстроить с нуля. Но уже с 2017 года Трамп стал угрожать возвратом санкций, а позже не только вернул прежние ограничения, но и ввел новые, еще более жесткие. Крупным компаниям, инвестиции которых окупаются не один год, слишком рискованно доверять американским властям. Ведь как только сменится президент, политика развернется на 180 градусов.

Другая проблема от санкций не зависит, но усугубляет их. Это деловая культура в стране: «кумовство», непредсказуемая судебная система, разные правила для всех. В 2016 году после заключения соглашения по ядерной программе с Ирана сняли самые жесткие санкции. Иранская диаспора заинтересовалась бизнесом на исторической родине.

Казалось бы, куда удобнее вести дела, когда знаешь и язык, и местные реалии. Но даже они были удивлены тому, как сложно оказалось заниматься предпринимательством дома — от блата и обмана не защищен никто, а иностранцев, пусть даже иранского происхождения, местные рассматривают как денежные мешки, откуда нужно достать свой кусок. Одним указом деловой климат не исправишь.

— Можно ли избежать иранского сценария с гиперинфляцией и обрушением валютного курса?

— Экономический блок российского правительства и команда Центробанка — профессионалы высокого уровня. Во главе Центробанка действует команда, которая проводит эффективную политику. Им удается поддержать стабильность даже в условиях стремительного обрушения санкций на российскую экономику. При этом Центробанк действует независимо от правительства, как и должно быть в успешно функционирующих странах. В Иране все по-другому.

Иранский Центробанк зависим от правительства. Поэтому иранцам приходится предпринимать популистские меры, действующие вопреки собственным национальным интересам, но играющие на руку правительству. А второй важный фактор, влияющий на результат, — это общее здоровье экономики. Ведь под воздействием санкций сокращаются доходы населения. Люди пытаются скопить средства на будущее. А когда население деньги не тратит, начинают страдать производители, у которых падают продажи. Они демпингуют, чтобы остаться на плаву. Из-за этого ухудшается качество продуктов, услуг и снижается качество жизни. Так раскручивается маховик деградации экономики. Поэтому здесь для России важна прослойка предпринимателей, которая продолжит работу и будет создавать рабочие места для населения. Я верю в то, что у России получится пересобрать санкционную версию экономики лучше, чем это удается Ирану.

— Иран пошел на соглашение с США по ядерной сделке, потому что американцы обещали снять часть санкций. Но уже через два года Соединенные Штаты вышли из иранской ядерной сделки, а санкции были не только восстановлены, но и расширены. Если мы пойдем на какие-то уступки Западу — никакой гарантии отмены санкций нет?

— Иранский опыт прекрасно доказывает, что верить обещаниям «западных партнеров» нельзя. Поэтому надо принять тот факт, что досанкционного уровня свободы экономического взаимодействия в России не будет. Даже если все завершится, то все санкции не отменят. Ведь их накладывают не только для того, чтобы изменить чью-то политику, они используются еще и для того, чтобы выигрывать ниши на международном рынке. Например, санкции против российского ВПК действовали и до всяких военных событий на Украине. Они использовались для того, чтобы третьи страны покупали не российское вооружение, а американское. Сейчас санкции действуют против всего, что только можно. Поэтому придется привыкнуть к тому, что придется «бегать с утяжелителями». Хотелось бы рассчитывать на то, что в самых болезненных отраслях вроде гражданской авиации и производства микрочипов стороны найдут варианты, чтобы снять или ослабить их. Тогда у российской экономики появится хоть какая-то передышка после первого крупного санкционного удара, и мы сможем отстроить недостающие фрагменты производственных цепочек.

ДОСЬЕ

Адлан Маргоев — специалист по Ирану и международной политике в области ядерного нераспространения. Научный сотрудник Центра ближневосточных исследований, начальник отдела стратегического развития Института международных исследований МГИМО. Руководил программой «Россия и ядерное нераспространение» в ПИР-Центре (2017–2019) и был редактором ежемесячного информационно-аналитического бюллетеня «Ядерный Контроль» (2017–2020). Автор спецкурса по внешней политике Ирана в Северо-Осетинском государственном университете им. К. Л. Хетагурова (2021). Преподавал на краткосрочных курсах по ядерному нераспространению в Уральском федеральном университете (2019). Член Молодежного отделения Российского Пагуошского комитета при президиуме РАН.

ИСТОРИЯ ВОПРОСА

В 1979 году в Иране произошла Исламская революция. Вскоре появились слухи о том, что бежавший из страны шах Мохаммед Пехлеви получит политическое убежище в США. В ответ группа радикально настроенных студентов взяла в плен 52 американских дипломата. США заморозили все иранские золотые запасы в своих банках. Санкции включили в себя запрет гражданам США вести бизнес в Иране или участвовать в совместных предприятиях с иранскими компаниями. Вашингтон также подверг санкциям предприятия других стран, которые нарушают условия американского эмбарго. После вторжения иракской армии в Иран в 1980 году правительство США усилило санкции против Ирана. Финансовым организациям запрещалось выдавать кредиты Ирану, всем странам — на продажу оружия и всякую помощь Ирану. В 1987 году был полностью запрещен всякий товарообмен между США и Ираном.

КСТАТИ

США не раз применяли санкции против других стран. В списке попавших под санкции как минимум 20 стран. Так, например, во время конфликта на Балканах Сов без ООН принял ряд резолюций, которые вводили санкции на территории Сербии и Черногории. В свое время попали под санкции и Белоруссия, и Бирма, и Кот-д’Ивуар. Против Кубы санкции были впервые применены в 1960 году, причем позже они были расширены практически до полного эмбарго (за годы экономической блокады Кубе был нанесен ущерб более чем на $100 млрд).

Против Демократической Республики Конго санкции были введены в 2006 году, затем они не раз продлевались. «Наказывались» Штатами Ирак, Ливан, Ливия, Северная Корея, Сомали, Судан, Сирия, Йемен, Зимбабве и даже Украина — в марте 2014 года были введены санкции против трех чиновников с Украины и из Крыма. Ограничения на въезд в США и заморозку активов были применены против Виктора Януковича, Сергея Аксенова и Виктора Медведчука.