http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=2be3fdfb-3e40-4a34-b573-40f966fd4914&print=1© 2024 Российская академия наук
- Асхаб Магомедович, как вы пришли в науку?
- Наверное, это стало понятно еще в школе. Учился я достаточно хорошо, школу окончил с медалью, и научное будущее мне предсказывали преподаватели. В науку идут, как правило, люди любопытные, которых интересует что-то новое, непонятное. Таким я был, таким и остаюсь. В «техническом» плане мой путь был прост: после окончания Дагестанского университета работал в школе, в Воркуте. Поступил в аспирантуру Коми научного центра (тогда филиала) по специальности «кристаллография-кристаллофизика». Это как раз была моя университетская специализация. Моим научным руководителем стал Николай Юшкин — сейчас академик и директор Института геологии КНЦ. Таким вот образом я и оказался в науке и нисколько об этом не жалею.
- Интересно узнать вашу как нового руководителя КНЦ оценку сегодняшнего состояния дел в российской науке.
- Положение достаточно сложное. Сложное по той причине, что продолжаются нападки на академию — с одной стороны. С другой — пытаются бесконечно ее реформировать.
Многие трактуют нападки на академию как завуалированное намерение завладеть ее собственностью. Ведь она как была, так и осталась неприватизированной. Объекты академии, как правило, расположены на дорогих землях. Куски лакомые. Есть за что бороться. Но возня вокруг собственности академии идет в основном в Москве, Санкт-Петербурге. К счастью, в меньшей степени эта проблема касается региональных центров.
Что касается реформирования. В стране практически разрушена прикладная наука. Отраслевые институты в свое время приватизировали, и они были потеряны. Сейчас, когда ведутся разговоры о том, что необходима большая экономическая отдача от академии, это, по существу, попытка возложения на нее тех задач, которые в свое время решали отраслевые институты. Это не характерная для РАН деятельность.
С другой стороны, если заботиться о положении дел в стране, то академии придется взять на себя часть задач отраслевых институтов. И в какой-то степени заниматься, как сейчас называют, инновационной деятельностью. Но результат возможен только в том случае, если такая деятельность РАН будет составной частью всей государственной инновационной системы. Пока не будет такой системы, технологического прорыва в стране не будет. Страна все больше будет превращаться в сырьевой придаток развитых государств. Положение, недостойное для такой страны, как Россия.
- Какова ваша программа развития академической науки в республике?
- Такая программа — это дело не одного человека. Она будет вырабатываться коллективно, всем научным сообществом. На данном этапе моя задача как председателя — сохранить сложившийся в Коми научном центре потенциал. Основной принцип — преемственность. Наследство, которое достается, неплохое. У нас сейчас шесть институтов, все — довольно известные, хорошо работающие. Сложились крупные научные школы, создано несколько новых научных направлений. Все это происходило в непростое время политических и экономических реформ в стране. В период председательства Михаила Павловича Рощевского удалось построить новые здания институтов, в центре города сформировался академгородок. Сейчас строится жилой дом для молодых ученых. Надо бы продолжить в том же духе. Но надо быть реалистом. Времена меняются, мы зависим от политики государства в области науки. О нападках на академию я сказал. Сейчас идет процесс реструктуризации и реформирования. В этих вопросах до сих пор очень много неясного.
- А что именно?
- С мая повышают зарплату научным сотрудникам. Но одновременно требуют, чтобы академия сократила свою численность на 20 процентов в течение двух лет. Очень тяжелое дело, когда сокращение касается конкретных людей.
Каждый институт сейчас получил лимит численности. Например, в Институте геологии работают 313 человек. Установили лимит — 256. Помимо всего, само повышение зарплаты, по существу, оказалось не совсем таким, как ожидало научное сообщество.
- То есть?
- Повышение происходит за счет средств, которые имеет сама академия наук. Государство на это денег не выделяет. Да, в два-три раза повышают зарплату научным сотрудникам, но даже намеченное сокращение штатов не сможет обеспечить это повышение. Поэтому увеличение зарплат идет за счет урезания других статей деятельности научных учреждений. Деньги, предназначенные для приобретения оборудования, уже заморожены. Заморожены средства для реализации различных программ, проектов, на капитальное строительство. Все это зависло. И как в этих условиях будет жить Российская академия наук — неизвестно. Очень трудно представить, во что это все выльется.
Остро выдвигается и такая проблема: научным работникам повышают зарплату, а инженеров, которые работают на сложном оборудовании бок о бок с учеными, повышение не касается. Как удержать высококвалифицированных людей на инженерных должностях?
В общем, проблем много. Потому считаю: на этапе реформирования одна из главных задач Коми научного центра и моя как руководителя — пройти этот путь без потерь. Надеюсь, что это получится.
- Некоторое время тому назад ходили разговоры о возможном закрытии некоторых институтов КНЦ. Это вопрос снят с повестки дня?
- Сейчас угрозы закрытия отдельных институтов в КНЦ не существует. Но я еще раз говорю, что на каком-то этапе такие угрозы могут повториться. С периодичностью в два-три года начинаются атаки на академию наук, потоком идут разные заказные материалы в СМИ. Ясно, что Российская академия наук не идеальная организация. Всегда и везде есть какие-то недостатки. Но цепляются за какой-то из них, а на все ценное и положительное закрывают глаза. Академия наук — это развивающийся организм. Она постоянно изнутри сама себя реформирует. Искусственно, грубо что-то делать с академией — это крайне неразумно. Последствия могут быть тяжелые.
- В силу своего статуса РАН всегда находилась и находится под пристальным вниманием властей. Наверняка вашу кандидатуру на высокую должность в КНЦ рассматривали и в Желтом доме.
- Это не секрет, что мою кандидатуру поддержал Глава республики. У меня была встреча с Владимиром Александровичем Торлоповым. Я тогда шел как один из возможных кандидатов на должность председателя президиума КНЦ. Владимир Александрович отлично понимает ситуацию, которая сложилась в науке. Были от него определенные рекомендации и напутствия. Он пожелал, чтобы мне удалось сохранить и развить существующий потенциал КНЦ. Призвал к более тесному сотрудничеству с властями республики, поскольку региональная тематика в КНЦ занимает большое место.
Очевидно, Глава республики говорил об этом же и с другими кандидатами на пост. Вместе со мной баллотировались достойные люди, например, директор Института социально-экономических и энергетических проблем Севера КНЦ УрО РАН Виталий Лаженцев. Он и другие вполне могли бы возглавить КНЦ.
- Ваша кандидатура практически не вызвала возражений. Общее собрание Уральского отделения РАН почти единогласно проголосовало за вас.
- 96 человек были «за», 9 «против».
- С чем вы связываете такой кредит доверия? И не может ли быть так, что выбор в вашу пользу — это в какой-то степени показатель приоритета в развитии нанонауки, которой вы занимаетесь. Ведь этому направлению в мире сейчас уделяется пристальное внимание.
- Думаю, что мой научный интерес к нанонауке, к наноминералогии с этим не связан. Наверное, большей частью сыграли личностные факторы: люди, которые меня рекомендовали, очень авторитетны в Российской академии наук. Это и Михаил Павлович Рощевский, и мой учитель Николай Павлович Юшкин; это Геннадий Андреевич Месяц, долгое время возглавлявший Уральское отделение РАН (сейчас он вице-президент РАН); это Валерий Александрович Черешнев — нынешний председатель Уральского отделения. Думаю, мнение этих людей было очень важно для тех, кто голосовал за меня. Видимо сыграло свою роль и то обстоятельство, что я очень давно работаю в КНЦ, хорошо знаю историю и современную ситуацию. Меня достаточно хорошо знают в научном центре.
Впрочем, меня, в основном, знают как исследователя. У меня нет большого опыта организаторской деятельности, руководящих должностей я не занимал. Отсутствие такого административного опыта, в общем-то, является довольно существенным недостатком для человека, претендующего на высокий пост председателя президиума научного центра. Тем не менее, выборы прошли без особых проблем.
Но вы затронули тему исследований вещества на наноуровне. Действительно, Институт геологии — один из лидеров в области изучения минерального вещества на микро-наноуровне. В одном из выступлений Президент РАН Юрий Осипов как раз в качестве одного из важнейших достижений называл создание новой области науки — наноминералогии. И в числе трех-четырех организаций, где происходило формирование этой науки, был назван и наш институт. Так что достижения определенные есть. Мы даже издали крупную коллективную монографию — первую в отечественной литературе. Это обобщающая работа, посвященная наноминералогии и наносостоянию вещества.
- Нанонауке, нанотехнологиям сейчас предсказывают большое будущее.
- Да, в целом в этой области науки ситуация довольна интересная. То, что называют наночастицами, — это объекты, размеры которых составляют миллиардную часть метра. Изучение наночастиц показало, что у них совершенно уникальные свойства. Во многом их «поведение» отличается от того, к чему мы привыкли. Многие законы там действуют по-другому. И формируется новая область науки — нанонаука, в которую входят наноминералогия, нанофизика, нанохимия. Прикладная часть этой науки, — нанотехнологии: это способы и методы оперирования такими маленькими объектами с целью создания принципиально новых веществ, новых материалов. С нанотехнологиями действительно связывают большие ожидания.
- А лично вы сейчас чем в этой области занимаетесь?
- Чем я занят?.. Различными формами кластерной (так называются группы связанных частиц) самоорганизации вещества в наноразмерной области. Вышел на очень интересные объекты, которым даже дал свое название — кватароны. Они очень интересны. Оказалось, что ранее открытые наночастицы — фуллерены — образуются, когда между атомами, образующими кватарон, возникают устойчивые связи. Состояние вещества в кватаронах нельзя охарактеризовать обычными терминами — твердое, жидкое и т.д. Это особое состояние. При достижении определенных размеров кватарон может трансформироваться в кристаллическую частицу. Существует граница между миром кристаллических частиц и кватаронами. Если кристаллические частицы — это неживая материя, то о кватаронах можно говорить как о живых объектах — так они себя ведут. Примерно в области предельных размеров кватаронов происходит разделение мира живого и неживого. Интересно, что максимальный размер кватаронов соответствует минимальному размеру живых организмов.
- Любопытно. Вы занимаетесь столь интересной тематикой, что, наверное, вам не до хобби?
- Действительно, как-то так получилось, что определенного хобби у меня нет. Даже работая в Институте геологии, я не проявил интереса к коллекционированию минералов. Впрочем, одно хобби все же есть — это чтение периодики. Много читаю, причем издания самых разных направлений. Например, газеты как «левые», так и «правые». Вот так, за чтением, в основном провожу свободное время. А главное увлечение — наука. Это особая сфера человеческой деятельности. Считаю, наука — самое интересное и самое достойное из увлечений человека как разумного существа.
- Позвольте перейти на сугубо личную тему. Ваша дочь — Анджела Асхабова
- несколько лет назад была в республике телезвездой. Но потом пропала с телеэкранов. Как складываются ее дела?
- Что я могу сказать. Я, конечно, хотел, чтобы дети пошли в науку. И моя дочь Анджела делала такую попытку. Она работала в Сыктывкарском университете, занималось филологией. Но потом решила пойти в журналистику. Как журналиста я ее не очень высоко ставил. Но, как ни странно, у нее проявились большие организаторские способности. Я сейчас смотрю наше телевидение и вижу, что на различных каналах работают те люди, которых она в свое время собрала и с которыми вместе работала.
Сейчас она довольно успешно работает в Москве в компании «СТС». Руководит департаментом регионального развития. Сын также в Москве — работает в одной из крупных компаний. Он окончил Сыктывкарский университет, затем университет в Америке. Так что, в общем-то, дети у меня успешные. Хоть они и не пошли в науку, но грех жаловаться. Зарабатывают на жизнь своим умом.