ПОСТРАНОВСКАЯ НАУКА
22.06.2016
Источник: Независимая газета,
Дмитрий Квон
Возникновение ФАНО – это вброс в управление наукой новой генерации молодых и энергичных негров, пишущих инструкции о том, как зимовать эскимосам
Возникновение
ФАНО – это вброс в управление наукой новой генерации молодых и энергичных
негров, пишущих инструкции о том, как зимовать эскимосам
Об
авторе: Дмитрий Харитонович Квон – доктор физико-математических наук, профессор
Новосибирского государственного университета.
В
конце июня этого года исполняется три года с того момента, когда российские
власти объявили о реформе Российской академии наук. Три года – срок вполне достаточный,
чтобы подвести итоги и понять, что же это было и как живет российская наука в
постРАНовскую эпоху.
Для
начала приведем статистические данные. Они таковы: в 2014 году российская наука
выдала на-гора около 50 тыс. публикаций, индексируемых в международной системе
Scopus; в 2015 году – примерно столько же. Это 15-е место в мире, которое Россия
занимает начиная с 2012 года. В 2011-м она занимала 16-е место, но такой
выдающийся шаг вперед никак нельзя связать с реформой 2013 года, ибо это
противоречит арифметике.
Приведенная
статистика более чем ясно свидетельствует, что ничего примечательного в российской
науке не произошло: как развивалась она в первом десятилетии XXI века, так и
продолжает это делать в десятилетии втором – ни шатко, ни валко. И в середине
2016 года нет никаких свидетельств того, что в третьем десятилетии с нею
произойдет нечто из ряда вон выходящее.
Тогда
впору уже недоуменно повторить вопрос: так что же это было, что вызвало
невиданную для российской научной общественности протестную волну? Ответ прост
и был ясен с самого начала.
По
случайному стечению обстоятельств РАН оказалась единственным финансируемом
государством гражданским институтом, не встроенным в уже оформившуюся
бюрократическую вертикаль российской власти. Она вдруг оказалась эдаким
барином, пусть и с головой преданным существующей верховной власти, но имевшим
свою собственную дворню, то есть бюрократический аппарат, зависимый только от
воли академической верхушки. Тем самым ее участь была решена, и она была
встроена в означенную вертикаль, лишившись как дворни, так и своей, пусть и
вполне феодальной, независимости.
Очевидным
образом потеря указанной независимости оказалась весьма болезненной, в первую
очередь, для членов РАН, – причем не основной массы, занятой главным образом
делами своей дворни и покорно принявшей очередной каприз российской власти, – а
для тех из них, кто входит в элиту мировой науки, но при этом не покинул
отечество и работает на его благо, осознавая свое не заемное, а настоящее
величие. Именно они почувствовали себя барышнями, над которыми надругались с
особым цинизмом, наивно считая, что РАН – это не публичный дом при Кремле, а
место, где их величие светилось особыми имперскими гранями посреди нищего духом
российского академического олимпа.
Впрочем,
величие уже реформаторских дел чувствовали и чувствуют и те, чьими руками была
«раскулачена» РАН. Они искренно считают, что все их идеи по реформе российской
науки действительно увеличат ее эффективность и повысят ее пошатнувшийся
авторитет в мире. Теперь эти идеи претворены в жизнь и даже работают... по
законам Паркинсона. Напомню два самых простых из них: 1. Чиновник множит
подчиненных; 2. Чиновники работают друг для друга.
Начнем
с иллюстрации первого закона. Она более чем очевидна – это возникновение ФАНО,
вбросившее в управление наукой целую новую генерацию вполне молодых и энергичных
«негров, пишущих инструкции о том, как зимовать эскимосам». И они так усердно
работают, что смогли видоизменить язык научного администрирования,
трансформировав большой советский стиль, коим грешила РАН, в постсоветский
канцелярский стиль эпохи всеобщей электронной коммуникации, уже лишенный
риторических красот рановского стиля, но многократно более разнообразный и
плодовитый. И теперь из занимаемых ими контор сыплются «стратегические
академические единицы и стратегическое планирование, модерирование научных
событий, квартили и вебинары…».
К
тому же благодаря наступлению эпохи всеобщей электронной коммуникации в жизни
новых российских бюрократов произошла настоящая революция – из нее ушла скука
бумажной эпохи, не дававшая возможность бюрократам «домайкрософтовской» эпохи
почувствовать настоящую игровую привлекательность их деятельности. Теперь все
по-другому, теперь их жизнь наполнилась настоящим игровым содержанием. И теперь
ФАНО-институты должны свои отчеты размещать на сайте ФАНО чуть ли не в
онлайн-режиме. При этом и оригиналы необходимо также предоставлять.
И
подобное происходит со всеми организациями, управляющими наукой, включая
бессмертный ВАК (Высшую аттестационную комиссию), а также со всеми вычурными и
отдающими неистребимой маниловщиной программами вроде «Топ-100» и «Мегагрантов».
И все требуют чуть ли не квартальных отчетов. В результате рождается такой
бурный поток электронной и бумажной макулатуры, что и институтам и вузам
приходится создавать соответствующие бюрократические службы, неминуемым образом
нацеленные на московских чиновников.
И
чиновники начинают работать друг на друга. Так в жизнь воплощается второй из
упомянутых законов Паркинсона. И круг замыкается.
Тогда
возникает естественный вопрос: а какое место в этом круговороте инструкций,
указаний и стратегических инициатив занимают те, кто, собственно, производит
научную продукцию? Да никакого. Они становятся лишь мелкими служащими,
требующими зарплаты на свое проживание и только нарушающими гармоничный и
полный жизни российский круговорот информационной эпохи:
«Минобрнауки–ФАНО–РАН–РФФИ–РНФ – программа «Топ-100» – администрация научных
учреждений и вузов».
Правда,
в середине этого года власть бросила им кость в виде 300 академических
вакансий. И страсти закипели и среди них, не столь величественные, как в годы
советской власти, и отдающие вторичным «реставрационным» душком, но столь же
горячие… Господи, чем мы все занимаемся? Скучно жить на этом свете, господа!
Новосибирск