http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=2493d1fb-aba3-4635-a11a-715d33af5345&print=1© 2024 Российская академия наук
Сотрудник Виндзорского университета в Канаде Роман Маев рассказал о новых технологиях
Порой мошенники так искусно подделывают картины, что на глаз их действительно не отличишь от подлинника. И тут на помощь приходят современные методы распознавания лиц, используемые на вокзалах и аэропортах для... выявления террористов. Но и это еще не все. Оказывается, у картин, написанных красками, как и у людей, можно снимать «отпечатки пальцев», уникальный рисунок их трещинок на холсте.
Мой собеседник – наш соотечественник, директор-основатель Института исследований диагностической визуализации при Виндзорском университете в Канаде Роман Маев рассказал о том, на что способна физика в деле определения подлинности того или иного шедевра, а также сохранения его от порчи.
В ЛАБОРАТОРИИ ПРОФЕССОРА МАЕВА ОДИН ИЗ ЕГО СТУДЕНТОВ ИССЛЕДУЕТ КАРТИНУ 16 ВЕКА, НАПИСАННУЮ НА ДЕРЕВЕ С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ ИНФРАКРАСНОЙ МЕТОДИКИ. ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА РОМАНА МАЕВА
Справка «МК»: «Роман Григорьевич Маев — иностранный член Российской Академии наук, доктор физико-математических наук, доктор философии, признанный эксперт в области физической акустики, ультразвуковой и нелинейной акустической визуализации, наноструктурированных современных материалов и биоматериалов, а также анализа культурного наследия.
С 2008 года доктор Маев является почетным консулом Российской Федерации в Виндзоре (Канада, Онтарио)» .
– Роман Григорьевич, наверняка хороший реставратор вручную справится с любого рода дефектом на полотне, да и подлинность его определит. Почему возникла необходимость в эволюционном развитии методов выявления порчи или подделок?
– До появления наших методов неразрушающего контроля (в 1987 году Роман Маев основал и возглавил Центр акустической микроскопии Академии наук СССР — Авт.) существовали только разрушающие методы. Чтобы докопаться до места возникновения расслоения или трещины на холсте или древесной основы картины или иконы, реставраторам приходилось отковыривать слои краски в нескольких местах.
Труд этот очень кропотливый. Порой трещина возникает в самом глубинном слое, от холста «растет» вверх, и, чтобы добраться до ее основания, надо буквально производить «хирургическое вскрытие» картины. На пользу ей это точно не идет.
Теперь о подлинности. Один из основных имевшихся раньше способов ее определения заключается в изучении химического состава пигментов краски. Тут, как правило, все специалисты отталкиваются от так называемых реперных картин-подлинников, априори не вызывающих сомнения.
К примеру, в Рейксмюсеуме города Амстердам висит полотно Рубенса, и все знают, что оно настоящее, потому висит оно давно, потому что дом-музей Рубенса — и все эксперты мира с этим в принципе согласны. Но вот появляется историограф и заявляет, что реперным все же правильней считать схожее полотно кисти Рубенса, которое находится в музее Эрмитаж.
Как дому-музею Рубенса доказать, что Рубенс в Амстердаме — это тот, какой надо Рубенс?
Для этого реставратор выбирает на полотне одну или несколько специфических красок, делает их соскобы с картины и подвергает их химическому анализу.
Во времена творчества Рубенса в Голландии – это 1610-1640 годы – краски делали на основе козьего молока, ни в коем случае не на овечьем. Или, например, переплетения холста — по ним специалисты могут определить, изготавливался он в Амстердаме XVII века или позже. Таким образом, они набирают очки, которые доказывают, что картина может по праву называться картиной Рубенса.
Но ведь, по сути, проведя огромную кропотливую работу, специалисты всего лишь доказали время и место создания полотна, но не истинную причастность к ней самого великого художника.
– Кто же еще мог в конкретное время и в конкретном месте так писать картины, как он?
– Это мог делать один из круга Рубенса, его ученик-подмастерье. Старинные художники часто создавали такие группы, которые могли копировать почерк наставника. Иногда им поручались заказы «от и до», иногда лицо на портрете писал сам мастер, а тело дописывали за него ученики. Кстати, одним из таких подмастерий у Рубенса был сам Ван Дейк, некоторые картины которого стоят сейчас дороже, чем картины его учителя.
В общем, на этой зыбкой почве, когда нет очень веских доказательств подлинности произведения, порой кормятся всевозможные шарлатаны, называющие себя «экспертами» какого-нибудь института искусств. За определенное вознаграждение они готовы подтвердить или опровергнуть (кому за что платят) подлинность картины мастера. Их периодически разоблачают, но в целом эта сторона мира искусства до сих пор остается темной.
– И тут появляетесь вы...
– Да, мы предлагаем способы, которые могут сломать эту неприятную тенденцию, вывести мошенников на чистую воду. В наших методах неразрушающего контроля и точной идентификации заинтересованы всевозможные институты, которые занимаются сохранением художественных ценностей: музеи, галереи, аукционные дома и частные коллекционеры.
ПРОФЕССОР МАЕВ В ЛАБОРАТОРИИ У СВОЕГО ЛЮБИМОГО АКУСТИЧЕСКОГО МИКРОСКОПА. ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА РОМАНА МАЕВА
Мы действуем с помощью ультразвука, рентгена, инфракрасного облучения и микроволновой техники, спектрального анализа. Каждый имеет свою специфику. Например, один проникает очень глубоко, второй только под поверхность одного из слоев, но зато с высочайшим разрешением.
«На второй день произошло чудо»
– У того же Рубенса, — продолжает Маев, – я как-то сравнивал женскую головку центральной фигуры на одной картине с портретом его второй жены, которую Рубенс собственноручно рисовал обнаженной на другой картине (очевидно, что такую работу он не мог доверить ни одному из своих учеников). С первого взгляда на обоих картинах было одно и то же лицо, что наводило на мысль, что и вторую картину с лицом жены мастер также писал собственноручно.
Однако, сделав анализ при помощи написанного нами алгоритма распознавания лиц, мы поняли, что это не так. Потому что компьютер выдал нам всего лишь 12,8 процента совпадения лиц жены и женской головки на картине, которую мы изучали... И это объективный фактор. Копировщик, как бы ни старался, не сможет в точности повторить линии мастера.
Есть у нас на вооружении и новые физические методы диагностики картин, которыми никто не пользоваться раньше. Это термография, сканирование при помощи так называемого дальнего инфракрасного излучения.
Начнем с термографии, которую мы в нашем институте постоянно развиваем. Если мы хотим что-то увидеть в глубине картины, бережно выяснить, где находится повреждение, вызвавшее пузыри или трещины, мы нагреваем полотно. Вообще, это конечно, звучит как самый жесткий, я бы даже сказал, варварский метод из нашей практики, который кураторы не очень любят и зачастую принимают в штыки, поскольку мы освещаем картину двумя мощными лампами, повышая температуру их поверхности — но в реальности мы повышаем эту температуру не более чем на пять градусов, и это не страшно. Суть принципа термографии заключается в том, что, нагрев поверхность, мы потом даем ей остыть. Те места, где есть скрытые дефекты, остывают медленнее, и в результате эти дефекты четко проявляются на изображениях, полученных термографией.
Другой метод выявления дефектов — ультразвук. Только если при классическом УЗИ в поликлинике врачи используют гель для хорошего прохождения звука, нам никто мазать картины гелем не позволяет, а потому мы используем низкочастотный диапазон волн, не требующий смазки и позволяющий использовать бесконтактное исследование картин.
ДОЦЕНТ ДМИТРИЙ ГАВРИЛОВ И ПРОФЕССОР РОМАН МАЕВ ПРОВОДЯТ ИССЛЕДОВАНИЯ ПОРТРЕТА 18 ВЕКА С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ ТЕРМОГРАФИЧЕСКОЙ УСТАНОВКИ. ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА РОМАНА МАЕВА
Был в нашей практике один случай, когда нам пришлось использовать сочетание сразу нескольких наших методов. Король Генрих VIII в 1534 году решил провести церковную реформу, объявив о новой англиканской церкви и закрытии сотен католических церквей и монастырей по всей Англии.
Натравленный на церковников темный народ громил церкви, но истинные католики храма, находящегося на территории недалеко от современного Кембриджа, решили спасти хотя бы часть потрясающей красоты иконы. Лики святых закрасили деревянной краской, придав им вид обычных древесных досок и сколотили из них скамейки. 400 лет люди сидели на иконах и ничего не подозревали.
И вот в наши дни один из «сумасшедших» профессоров истории, который долго думал, куда мог деться десяток образов, и одержимый своей идеей, пришел к нам с просьбой просветить нашими приборами 18 скамей храма, чтобы подтвердить свои догадки. Мы согласились.
Провозившись целый день, просвечивая одну за другой скамьи инфракрасным светом, мы ничего не нашли. К вечеру пришла идея совместить ИК-диапазон с термометрией и ультразвуком, и на второй день исследований произошло настоящее чудо. Я этот момент не забуду до конца своих дней: как из-под дерева на экране компьютера вдруг стали выплывать лики святых. Мы нашли в итоге 8 досок, под которыми прятались образа, остальные 10 были пустыми. Об этом открытии в свое время писала газета The Guardian. Иконы выставлялись на специальной выставке в Кембридже.
– Вас, наверное, хорошо отблагодарили за эту находку?
– Да, – пожали руки и сказали «спасибо» (улыбается). Еще одна потрясающая история была у нас с очень известной публичной организацией в Англии — English Heritage (Английское наследие). Они нас попросили исследовать неподтвержденную картину Тициана – на ней была изображена любовница живописца с полуобнаженной грудью, но не было подписи мастера.
Мы, используя термографию, нашли подпись под несколькими слоями краски. Оказалось, художник перерисовывал картину, видимо, меняя композицию, что часто случается, и закрасил свою первоначально поставленную подпись. В общем, за одну ночь стоимость той картины взлетела с 75 тысяч долларов до нескольких миллионов.
«У каждой картины есть свои «отпечатки пальцев»»
– Расскажите про фингерпринтинг — своеобразные «отпечатки пальцев», которые есть у каждой картины.
– Как у каждого из нас имеется уникальный рисунок на пальцах, так и у каждой картины, написанной краской, есть уникальный рисунок трещин на поверхности. Его нужно сканировать и создавать так называемый паспорт полотна во избежание подделок.
В одной хорошо известной американской галерее современного искусства произошел такой случай. Человек купил в этом музее авангардистскую живопись за несколько миллионов долларов. Через месяц он возвращается и говорит: «Я провел независимую экспертизу на очень серьезном уровне, результатом которой является заключение, что вы продали мне копию. Либо забирайте картину и возвращайте мне деньги, либо я обращаюсь в полицию». Галерейщики во избежание скандала вынуждены были вернуть деньги.
– А это действительно была копия?
– Конечно. Причем, скорей всего, покупатель заказал ее сам с купленного подлинника, а затем предъявил ее продавцу с требованием возврата. Результат впечатляющий – ему вернули деньги за картину, при этом оригинал ее остался у него.
– И никак его не поймать на этом?
– Никак. Особенно если это касается современной живописи, использующей упрощенную технику исполнения по сравнению с картинами старых мастеров. Единственный способ защитить права владельца таких картин при продаже — это паспортизировать их, сделав компьютерное сканирование с последующей кодировкой всевозможных микроскопических деталей.
Есть еще один способ – в картину можно тайно вставить микрочип: либо в холст, либо в раму под видом маленького гвоздика. Если бы та авангардистская живопись из галереи современного искусства была защищена одним из таких методов, то с мошенником следовало бы поступить следующим образом. После его заявления о якобы подсунутой ему копии, вы говорите: «Старик, давай сядем кофейку попьем», а в это время тайно просите своего эксперта просканировать возвращенный со скандалом образец. Если вашего чипа там нет, — смело вызываете полицию.
– Значит, надежней всего – «фингерпринтинг»?
– Получается, что так. Он очень нужен музеям, которые зарабатывают выставками, организуя их экспозиции по всему миру или когда сдают отдельные картины на несколько лет в другие музеи.
Кстати, когда мы говорим о детекции произведений искусства, то подразумеваем, что она может пригодиться не только в противостоянии мошенникам, но и для контроля качества «гастролирующих» полотен и даже скульптур. Запомнив, например, при помощи наших технологий все трещинки, мы проверяем их наличие и расположение по возвращении, а также смотрим, не появились ли дополнительные. Если картина распределения трещин совпадает, все нормально. Но если одновременно со старыми, предположим, в левом углу Моны Лизы, появились новые — значит, картину либо ударили, либо не соблюдался необходимый уровень влажности или температуры. Это очень важно как для самих музеев и галерей, так и для компаний, специализирующихся на страховании произведений искусств.
– Вернемся к подделкам. Много ли их на рынке изобразительного искусства? Можно ли натолкнуться на них на престижных аукционах?
– Когда я был членом совета Американского института искусств, мы поставили на обсуждение вопрос: а не провести ли инвентаризацию всех картин известных мастеров на предмет выбраковки подделок. Ведь известно, к примеру, что Рембрандт был весьма скупым и все картины свои считал. Согласно его дневникам, наследие Рембрандта составляет 800 картин, 300 офортов и 2000 рисунков.
А теперь давайте посчитаем: только в США, согласно материалам французской статистики, было ввезено 9428 полотен руки Рембрандта, которые считаются подлинными, то есть десятикратно больше того, что когда-то насчитал сам художник, а есть еще Европа, где их примерно столько же...
Мы предложили для начала обследовать Рембрандта в Филадельфии, в городском музее которого хранятся четыре картины. Но поднимается один из членов совета и говорит: «Ну, вы молодцы, конечно. Вот вы сейчас проверите своими приборами картины и скажете, что две из четырех картин — подделки. Что всем нам это важное знание даст? Горожане Филадельфии, которые очень гордятся своими четырьмя Рембрандтами, расстроятся (ведь даже в Вашингтоне – всего два его полотна). Найти мошенников уже не удастся, ведь город купил эти картины сто лет назад, а точнее, в 30-е годы прошлого века. Так кому, спрашивается, эта правда нужна? Только вашим амбициозным ученым».
– Народ не любит, чтобы ему всегда говорили правду...
– И с этим невозможно бороться, они в принципе правы. Правда иногда убивает. Один из канадских «тузов» купил Рубенса за 60 миллионов, а через какое-то время выяснилось, что это не Рубенс. У миллиардера был микроинсульт, после которого он серьезно заболел и умер, но перед смертью попросил еще раз изучить подлинность картины, не веря в подделку до последнего.
Однако после похорон его сын дал отбой всем изысканиям. Он буквально сказал нам: «Мне это не надо. Эта картина – память о моем отце, я его очень любил и не хочу больше никаких иметь дел, связанных с этой картиной. По бумагам из аукционного дома Кристис — это Рубенс, — так тому и быть».
Получается, что наши методы востребованы не всегда у частных коллекционеров. Но, к примеру, самим аукционным домам это интересно, так как помогает избежать скандалов. Вот привезли, к примеру, на Сотбис шесть Айвазовских, на следующий день — выставка-продажа. В эту ночь перед предстоящим аукционом имеет смысл пригласить нас или наших коллег, чтобы мы заранее постарались выявить подделки.
«Носик растет в цене»
Нашим методам неразрушающего контроля есть еще одна область применения. Новый тренд появился недавно. Представьте себе картину, висящую, к примеру, в Пушкинском музее. Как дополнительно получить с нее прибыль? Директор предлагает ее акционировать.
Предположим, она стоит 50 миллионов рублей. Мы ее делим на квадратики, символически. И так, по квадратику, предлагаем на продажу отдельным покупателям, 51% оставляя за музеем, в котором картина и остается. К примеру, вам достанется чей-то глазик, а мне – носик. Пусть это будет стоить всего тысячу рублей, но я буду знать, что владею частью знаменитой картины. Это с одной стороны. А с другой – надо понимать, что поскольку картины все время только растут в цене, то через 5 лет цена моего носика будет не тысяча, а существенно больше.
– И этот носик нужно будет тоже паспортизировать, чтобы в один прекрасный день не появился другой, поддельный «носик» и не заявил свои права?
– Именно так. Паспортизация должна стать обязательной наряду с сертификатом о собственности.
– Кто-то уже приобретал такие акции?
– Этот вопрос сейчас обсуждается. Надо, чтобы такого рода сделки были грамотно оформлены юридически. И тогда, если все получится, музей получит дополнительные деньги сам, вместо того чтобы просить их всегда у государства.
– Но ведь это все равно, что продать звезду — ты знаешь, что картина, точнее, ее часть, твоя, висит где-то там, в далеком музее, но ты даже не сможешь никогда ее потрогать!
– Да, купить ее полностью и «потрогать» вы сможете лишь в том случае, если музей решит выставить полотно на продажу, и вы выкупите его полностью. Это практически то же самое, когда вы покупаете акции предприятий.
Что ж, похоже Виктор Пелевин, описавший в своем «Поколении П» ситуацию, когда люди любуются в выставочном зале не самими картинами, а их сертификатами, вывешенными на стены, снова оказался прав — такие времена приближаются. Правда, в нашем случае, кроме названия картины и печати продавшего ее вам за рамкой будет красоваться еще и паспорт выкупленного носика.
Это, конечно, лишь одна из сфер применения методов неразрушающего контроля, предложенных учеными. Важнейшая же находится в плоскости охраны закона, ведь рынок поддельных картин по объему вращающихся в нем средств стоит на четвертом месте в мире в ряду самых прибыльных черных рынков – сразу за наркотрафиком, продажей оружия и проституцией.