Об авторе: Михаил Васильевич Стрелец – доктор исторических наук, профессор, г. Брест, Республика Беларусь.

 

Убедительными выглядели предлагаемые Юлием Борисовичем пути по обеспечению безопасности отечественного ядерно-оружейного комплекса.

Высшее государственное руководство СССР никогда не разбрасывалось золотыми звездами Героя Социалистического Труда, когда речь шла о награждении ученых. У любого Героя Социалистического Труда из числа ученых было мировое признание. Тот ученый, грудь которого украшали три золотые звезды Героя Социалистического Труда, входил в историю как человек-эпоха. За весь советский период таковых было семь. Среди них – проживший 92 года действительный член Академии наук СССР Юлий Борисович Харитон. 27 февраля 2024 года исполнится 120 лет со дня рождения великого ученого.

Петербургский старт

Кроме трех золотых звезд Героя Социалистического Труда в его наградной коллекции было шесть орденов Ленина, орден Октябрьской Революции, орден Трудового Красного Знамени, орден Красной Звезды, медали, знак лауреата Ленинской премии, три знака лауреата Сталинских премий, Золотая медаль имени И.В. Курчатова, Большая золотая медаль имени М.В. Ломоносова.

Уже в 22 года выпускник расположенного в Северной столице Политеха Ю.Б. Харитон открыл явление нижнего предела по давлению при реакции окисления и влияние инертного газа на этот предел. К тому времени он пять лет работал в Физико-техническом институте. Затем были два года стажировки в Туманном Альбионе и опять Физтех.

С 1931 по 1946 год Харитон трудился в Институте химической физики АН СССР, возглавляя сначала лабораторию, а затем отдел взрывчатых веществ (ВВ). За эти годы лаборатория и отдел добились прорыва по нескольким позициям.

В автобиографии Ю.Б. Харитона, датированной 18 июня 1946 года, данные позиции сформулированы следующим образом: «1. открытие разброса микроскопических частиц при взрыве инициирующих ВВ, определение размеров и количества этих частиц и доказательство способности передачи – детонации одной такой частицей; 2. доказательство тепловой природы вспышки паров метилнитрата; 3. разработка методики исследования химических реакций при сверхвысоких давлениях и температурах, полученных адиабатическим сжатием, в результате чего удалось получить окиси азота быстрым сжатием и расширением воздуха; 4. разработка общей теории детонационной способности взрывчатых веществ на основе учета длительности химической реакции во фронте детонационной волны».

Отныне в школьных и вузовских учебниках прочно прописывается установленный Харитоном фундаментальный закон возможности детонации: «Время химической реакции в детонационной волне должно быть меньше времени разлета сжатого вещества». Рассматривая «химическую реакцию как процесс, протекающий во времени, а не как мгновенный скачок из начального в конечное состояние», уроженец Санкт-Петербурга задал алгоритм для дальнейших исследований.

Путь к атомному проекту

Для Юлия Борисовича многое значило тесное сотрудничество с тогда еще молодым Яковом Борисовичем Зельдовичем. В 1939–1940 годах дуэт Харитон–Зельдович отметился фундаментальными работами в изучении реакции цепного распада урана. Был сделан следующий вывод: «Реакция не идет в металлическом уране, в окиси урана, в смесях урана с обычной (т.е. легкой) водой, здесь нужно обогащение урана легким изотопом».

Обращаем внимание проницательного читателя также на то, что уроженец Санкт-Петербурга в 1937 году установил закономерности разделения изотопов путем центрифугирования. Я.Б. Зельдович через много лет вспоминал: «Работы по делению урана, или, другими словами, по проблеме атомной энергии, во многом и надолго связали нас с И.В. Курчатовым, работавшим тогда в соседнем Физико-техническом институте АН СССР, и навсегда определили главное дело жизни Юлия Борисовича».

Хорошо известно, что в 1943 году появилась легендарная Лаборатория № 2 АН СССР, возглавляемая Игорем Васильевичем Курчатовым. В структуре этого учреждения самое важное место занимал сектор № 3. Его функциональное назначение – проектирование атомной бомбы. Курчатов считал, что лучшей кандидатуры на должность руководителя этого сектора, чем кандидатура Харитона, быть не может. Юлий Борисович ответил согласием. Ни одно заседание Технического совета Спецкомитета при Государственном комитете обороны не проходило без его участия. Это участие было продолжено после того как данный совет трансформировался в Научно-технический совет Первого главного управления (ПГУ).

После того как американцы сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, стартовал качественно новый этап в осуществлении советского атомного проекта. На заседании ПГУ было принято решение о том, что на юге Горьковской области (ныне – Нижегородская) должно появиться конструкторское бюро КБ-11. Это КБ стало ядром организационной структуры по осуществлению указанного проекта. Оно реально заработало с 1946 года.

Чтобы читатель был четко сориентирован, в процессе дальнейшего изложения специально поясним, что в 1967 году КБ-11 было преобразовано во Всесоюзный научно-исследовательский институт экспериментальной физики, вошедший в структуру Министерства среднего машиностроения СССР. С февраля 1992 года с этим институтом генетически связан Российский федеральный ядерный центр – Всероссийский научно-исследовательский институт экспериментальной физики (РФЯЦ – ВНИИЭФ). Юлий Борисович сначала был здесь главным конструктором, а затем научным руководителем.

Научное руководство продолжалось до 1992 года. С 1992 по 1996 год речь уже шла о почетном научном руководителе.

«Соображения работников КБ-11»

Харитон сыграл важнейшую роль в ликвидации атомной монополии США. Он был по многим позициям причастен к подготовке и проведению первых испытаний атомной и водородной бомб.

За время работы главным конструктором и научным руководителем Юлий Борисович не пропустил ни одного ядерного испытания на Семипалатинском полигоне. Он постоянно вносил интересные соображения относительно технологии таких испытаний и не раз был услышан на самом верху.

Первый секретарь ЦК КПСС, председатель Совета министров СССР Н.С. Хрущев очень внимательно знакомился с теми записками, которые Ю.Б. Харитон посылал в адрес ЦК КПСС. Реакция первого лица в государстве была позитивной.

Особо следует остановиться на отрицательном отношении Харитона к такому шагу советского правительства, как введение моратория на ядерные испытания. Об этом свидетельствует записка «Соображения работников КБ-11 по ряду вопросов развития и испытаний ядерного оружия», датированная 2 февраля 1961 года. Она была скреплена подписью трижды Героя Соцтруда. Через четыре месяца на Старой площади состоялось специальное совещание, участники которого полностью согласились с Харитоном. Кстати, в этой записке было также сформулировано предложение перейти к практике подземных взрывов. И в том же 1961 году стартовал отсчет их истории на советской земле.

Когда готовилась записка от 2 февраля 1961 года, у США было подавляющее преимущество над СССР и по числу носителей ядерных боезарядов, и по числу самих боезарядов. Интенсификация ядерных испытаний после совещания в ЦК КПСС в значительной степени способствовала преодолению этого преимущества.

Отвечая на вызовы военно-технической революции, руководимый Ю.Б. Харитоном ВНИИЭФ постоянно добивался динамичного изменения номенклатуры ядерных боеприпасов. Это сделало возможным появление в СССР термоядерных зарядов третьего поколения для боевого оснащения ракет с разделяющимися головными частями. Становилась все более высокой мощность ядерных зарядов. Ракеты демонстрировали растущую стойкость к поражающим факторам ядерного взрыва. Неукоснительно проводилась линия на максимизацию боевой эффективности ядерных боеприпасов у цели.

Убедительными выглядели предлагаемые Юлием Борисовичем пути по обеспечению безопасности отечественного ядерно-оружейного комплекса при возникновении аварийных ситуаций, при необходимости его защиты от несанкционированных действий.

Перехаритонить Оппенгеймера

Юлий Борисович Харитон ушел из жизни 18 декабря 1996 года. Он похоронен на Новодевичьем кладбище.

«Есть смысл закончить статью высказываниями людей, которые входили в «школу Харитона». Бывший директор Федерального ядерного центра Владимир Белугин: «Создание ядерного и водородного оружия – это комплекс сложнейших технологических процессов, требующих знания всех разделов физики. Благодаря «школе Харитона» эта сложнейшая наука, не говоря уже о технике, достигла в Федеральном ядерном центре высочайшего уровня. Чтобы этого добиться, потребовалось несколько десятилетий невероятных усилий, прежде всего от Харитона. Он очень скрупулезно и последовательно отбирал специалистов, воспитывал их».

Генерал, академик Евгений Негин: «Многие, с кем мы работали, считали Оппенгеймера (отца американской атомной бомбы. – М.С.) выдающимся организатором и ученым, и у нас был распространен лозунг: «Перехаритонить Оппенгеймера». В конце концов мы это сделали!».