Версия для печати
Вернуться к списку

Какая польза от мозгов в кучку

Люди умственного труда эффективнее всего работают, когда они собраны в одном месте

Три американских социолога – Эстебан Росси-Хансберг (Принстонский университет), Пьер-Дэниел Сарте и Фелипе Шварцман (Федеральный резервный банк Ричмонда) – опубликовали результаты очень любопытного исследования – «Когнитивные хабы и переформатирование пространств» (Cognitive Hubs and Spatial Redistribution). Главный вывод исследования: чем более кучно (в одной локации) живут работники интеллектуального труда – все те, кому по роду их деятельности приходится шевелить мозгами, – тем продуктивнее они работают и тем больше выгоды от их работы получает экономика в целом. Самый очевидный пример – Силиконовая (Кремниевая) долина в Калифорнии.

Обозреватель Тelegram-канала «Красный Сион» Валентин Ерохин четко формулирует проблему, которая неизбежно вытекает из этого исследования: «Реальный вопрос для политиков и исследователей – как извлечь выгоду из концентрации «когнитариата» для экономики в целом и для продуктивности каждого отдельного человека и при этом не прибегать к сегрегации, а, наоборот, добиться максимального культурного и материального взаимообогащения людей разной квалификации и уровня образования».

Но сначала – некоторые подробности о самом исследовании.

Хаб для избранных

«В США профессии, относящиеся к нерутинным когнитивным занятиям (cognitive non-routine, CNR), связанные с более высокой заработной платой, непропорционально представлены в крупных городах, – пишут авторы работы. – Целью нашего исследования было изучить распределение работников в разных городах и предложить количественную модель пространственного равновесия нескольких отраслей: в которых используются CNR и альтернативные (не CNR) профессии… »

По оценкам американских исследователей, производительность работников CNR в городе – а следовательно, уровень их зарплат – зависит от их доли в общей занятости. Оптимальной становится политика, стимулирующая формирование когнитивных центров (cognitive hubs). Другими словами, эффективна политика, которая приводит к увеличению доли CNR в некоторых из крупнейших городов. Фракция когнитариата в них растет. И такая работа по концентрации и компактизации мозгов не только приводит к позитивным экономическим (добавка в региональный валовый продукт от 2 до 2,5%) эффектам, но даже определяет пространственное развитие городов.

«Можно ли распределить дефицитных работников CNR таким образом, чтобы улучшить жизнь всех работников? – задаются вопросом Росси-Хансберг, Сарте и Шварцман. – Нашей целью являлось изучение распределения профессий и отраслей по городам в США и охарактеризовать оптимальное пространственное распределение и политику его реализации».

Выяснилось, что зарплата CNR выше в городах США, в которых доля когнитариата выше. Исследователи установили, что существует сильная корреляция (0,4) между величиной оплаты CNR и размерами города: чем больше город, тем выше зарплата.

Вообще оказалось, что этот показатель – доля CNR в общей структуре занятости – влияет на многие другие социально-экономические показатели, например на изменение коэффициента Джини (статистический показатель степени расслоения общества данной страны или региона; используется для оценки экономического неравенства.) И здесь опять все то же: выше доля CNR в данном регионе (городе) – меньше расслоение, выше коэффициент Джини.

Совсем уж удивителен вывод авторов. Создание «когнитивных хабов», увеличение доли CNR в общей доле занятых работников оказывается настолько выгодным для национальной экономики (в данном случае – для экономики США), что можно даже приплачивать не-CNR работникам, чтобы они жили в других местах.

Авторы исследования не склонны углубляться в поиск причин этого феномена – экономической целесообразности локализации CNR в одном месте. Впрочем, у них и цели были другие. Но мы можем привести интригующий вариант ответа, объясняющий феномен «когнитивных хабов». Философ и историк науки, действительный член Academie internationale de Philosophie des Sciences, профессор Ульяновского университета Валентин Бажанов пишет: «Новейшие исследования в области нейронауки показы­вают, что культура оказывает существенное влияние даже на объективные биохимические процессы, протекающие в мозге, и на изменение генетического материала человека, а последние, в свою очередь, могут предрасполагать их но­сителей к формированию и поддержке определенных соци­альных и культурных сред, напрямую связанных с характе­ром восприятия, рассуждения и особенностями познава­тельной деятельности человека в целом» («Мозг – культура – социум», 2019).

Подчеркну: все эти рассуждения и полученные трио американских авторов результаты представлены в виде формул. Причем довольно сложных. Но нас сейчас интересуют именно социальные эффекты. Ведь сразу, неминуемо выстраиваются аналогии с примерами из отечественной истории – и давней, и современной.

От «шарашек» до «Сколкова»

Известный советский авиаконструктор, заместитель Андрея Николаевича Туполева по электрооборудованию, Леонид Львович Кербер (1903–1993) в 1971 году издал под псевдонимом Г. Озеров небольшую книжку – «Туполевская шарага». Книга вышла в ФРГ в издательстве «Посев». Туполев был арестован в 1937 году, Кербер – в 1938-м. Оба отправлены в ту самую «шарагу», которая впоследствии получила имя собственное – «Туполевская шарага». Советский вариант «когнитивного хаба»…

Изменения коэффициента Джини в зависимости от оптимального распределения когнитариата. Размер кругов пропорционален общей занятости. Сплошная черная
линия – усредненное значение данных.

«Мне пришлось прожить в «шараге», созданной Берия вокруг крупнейших русских авиационных специалистов, четыре года, – пишет Кербер. – Согнанных из всех лагерей СССР, их в 1938 году привезли в Болшево, в бывшую трудкоммуну ОГПУ, затем перебазировали в Москву в здание КОСОС ЦАГИ (Конструкторский отдел сектора опытного самолетостроения Центрального аэрогидродинамического института) на ул. Радио, а после начала войны отвезли в Омск на завод № 166 НКАП (Народного комиссариата авиационной промышленности). В изложенных ниже записях вымысла нет».

Список авиаконструкторов и специалистов, которых встретил автор книги в «Туполевской шараге», впечатляет: «Трудно описать эту встречу и чувства, нахлынувшие на нас… За разными столиками находим: А.Н. Туполева, В.М. Петлякова, В.М. Мясищева, И.Г. Немана, С.П. Королева, А.И. Путилова, В.А. Чижевского, А.М. Черемухина, Д.С. Макарова, Н.И. Вазенкова – одним словом, весь цвет русской национальной авиационной мысли».

В ЦКБ-29 работало четыре самостоятельных бюро: В.М. Петляков проектировал высотный истребитель; В.М. Мясищев – дальний высотный бомбардировщик; Т.Л. Томашевич – фронтовой истребитель; А.Н. Туполев – пикирующий фронтовой бомбардировщик (Ту-2), лучший фронтовой бомбардировщик Второй мировой войны.

В предисловии к книжке Г. Озерова С. Кирсанов отмечает: «Это – трагедия А.Н. Туполева и его коллег, оказавшихся в «шараге». Они не могли иначе работать над своим любимым делом, как вкладывая всего себя в это дело. Но давало ли это суммарную эффективность? Думаю, что ответ дает сам автор, когда он сообщает, что сотни конструкторов вообще не были разысканы в концентрационных лагерях и не поставлены на работу по специальности… »

Другой пример повышенной концентрации CNR в одном месте – советский атомный проект. Во многом он разрабатывался и реализовывался в закрытых административно-территориальных образованиях (ЗАТО) – там был собран цвет отечественной ядерной физики. Режим в ЗАТО был, конечно, более «вегетарианский» по сравнению с «шарагами». И тем не менее…

«Многие физики-ядерщики, участвовавшие в создании атомной и водородной бомб, одновременно являлись сотрудниками, действительными членами и членами-корреспондентами академии. Однако, по собственному признанию президента АН СССР Александра Несмеянова, руководство физическими исследованиями «обеспечивалось, минуя организационные формы академии». Таким образом, в начале 50-х годов атомный проект выявил внутри академии группу исследователей, главным образом физиков-ядерщиков, которые могли вести себя более независимо по отношению к руководству академии», – подчеркивает ведущий научный сотрудник Института истории естествознания и техники РАН, доктор физико-математических наук Константин Иванов.

То есть советские физики, связанные с атомным проектом, создали своеобразный, очень локальный, но все же аналог западной модели организации науки и существования в ней исследователя. Может быть, неслучайна поэтому «обойма» Нобелевских премий по физике: Игорь Тамм и Илья Франк (1958), Лев Ландау (1962), Александр Прохоров и Николай Басов (1964), Петр Капица (1978), Виталий Гинзбург (2003). Все эти премии выросли из атомного проекта.

Впрочем, и в целом по отношению к Академии наук СССР можно отметить такой же эффект. Например, академик Сергей Глазьев признает: «Наделение Академии наук достаточными материальными ресурсами в условиях относительной отсталости страны позволяло проводить исследования мирового уровня и подтягивать к нему все народное хозяйство».

Если отбросить сугубо политические и субъективные моменты, именно к этому, к созданию повышенной концентрации CNR в некоторых локациях, сводилось решение организовать в 2010–2011 годах некий аналог Кремниевой долины – инновационный центр «Сколково» в ближнем Подмосковье. (Теперь это территория Москвы.)

Именно это, «собирание мозгов в кучку», было целью реформы академической науки в России летом 2013 года. Уже в нынешнем году Министерство науки и высшего образования РФ разработало проект изменений в Устав Российской академии наук (РАН), которые касаются задач, целей и осуществляемых академией видов деятельности. В частности, изменения предполагают включение в сферу деятельности учреждения координацию «научных исследований, реализуемых в сфере оборонно-промышленного комплекса в интересах обороны страны и безопасности государства». Ситуацию условно можно определить как «Атомный проект – 2» (по аналогии с советским атомным и космическим проектами).

Не чем иным, как намерением повторить cognitive hubs на отечественной почве, можно считать реализуемый с января 2019 года национальный проект «Наука», в рамках которого предусмотрено создать полтора десятка так называемых научно-образовательных центров (НОЦ). Кстати, и НОЦ, и центры компетенций НТИ находятся в крупных городских агломерациях.

Сюда же – недавно высказанная идея главы Счетной палаты Алексея Кудрина: мегаполисы как основа новой модели развития и связанности страны...

Культурная детерминация

Насколько все это и многое другое – напримерц строящийся под Анапой военный технополис «Эра» – окажется эффективным, покажет только время. Однако некоторые тенденции уже сегодня просматриваются. И это может служить ответом, пусть и предварительным, на вопрос, почему на Западе концентрация «мозгов» (CNR) в «когнитивных хабах» работает, а в России…

В 2017 году исследователи из МГУ им. М.В. Ломоносова и Совет по внешней и оборонной политике (СВОП) провели интересное исследование уровней наукометрических показателей отечественных авторов по материалам почти 200 тыс. статей. Уровень результативности «среднемирового» ученого в конкретной научной области был принят за 1. Оказалось, что российский ученый, уехавший работать за рубеж, пишет в среднем на 0,9. Оставшийся в России – на 0,3. Уехавший, но вернувшийся обратно – на 0,6. А приглашенный в Россию иностранец – тоже на 0,3. «Таким образом, эффект «неблагоприятной институциональной среды» и потери результативности очень нагляден», – делает вывод член президиума Совета по внешней и оборонной политике Евгений Кузнецов («Почему российской науке пора перестать пенять на зеркало» // Россия в глобальной политике, № 1. 2018).

Это как раз то, о чем пишет Валентин Бажанов: «Принятие принципа культурной, деятельностной и нейробиологической детерминации познавательной стратегии субъекта означает признание того нетривиального факта, что когнитивный инструментарий субъекта оказывается «завязан» на его, субъекта, социокультурном базисе и детерминирован историей становления и пребывания в определенном культурном контексте, который обуславливает онтогенетические и филогенетические особенности мозга».

Любопытный пример, иллюстрирующий значимость культурной детерминации. 76% россиян признались социологам, что не выходят в общий коридор многоквартирного дома, когда слышат, что там соседи, – люди даже задерживаются с выходом на работу, в магазин или выбросом мусора, чтобы не встречаться с жильцами своего этажа. Самые частые объяснения – «не так одет», «не причесана» и «мне на работе и в интернете хватает идиотов, чтобы общаться с ними еще на этаже».

Конечно, процессы самоорганизации когнитариата в целом и научного сообщества в частности будут происходить в любом случае. Но если делать какое-то резюме сейчас, то можно сказать, что инновациями и научными исследованиями эффективно занимаются свободные люди. А когда они собираются вместе, возникает синергетический эффект. Понятно, что это звучит банально. Но что делает ту или иную констатацию банальностью? Ее несомненная истинность.